Близнец тряпичной куклы - Линн Флевелинг

— В прошлом году, по-моему, — тем временем продолжала говорить Ранаи. — Вы ее знали?

— Знали, — ответила Айя более спокойно, чем Аркониэль от нее ожидал.

— Что ж, мне жаль, что вы узнали об этом таким образом, — сказала Ранаи.

— Ее убил царь? — прошептал Аркониэль, с трудом переводя дыхание.

Ранаи пожала плечами.

— В этом у меня уверенности нет, но все говорят, что он был там, когда она умерла. А ведь она была последней… Принц Корин унаследует теперь трон. Может быть, он и станет отцом нашей Печальной царицы.

— Может быть, — пробормотала Айя, и Аркониэль понял, что говорить этой женщине о своих видениях она больше не будет.

Комнату заполнило неловкое молчание. Аркониэль с трудом сдерживал слезы, стараясь скрыть это от проницательного взгляда Айи.

— Я верно служила Иллиору и Скале, — наконец сказала Ранаи, неожиданно сделавшись усталой и старой, и коснулась своего изуродованного лица. — Все, чего я прошу у богов, это немного покоя.

Айя кивнула.

— Прости, что мы потревожили тебя. Если сюда явятся Гончие, что ты им скажешь?

Старой волшебнице хватило совести смутиться.

— Мне нечего сказать им. Даю вам слово.

— Спасибо. — Айя положила руку на изувеченные пальцы Ранаи. — Жизнь длинна, дорогая, и больше похожа на дым и воду, чем на камень. Молю богов, чтобы мы еще встретились в лучшие времена.

В сердце Аркониэля, когда они покинули домик волшебницы и двинулись по грязной дороге прочь, закралось ужасное подозрение. Он не мог высказать его вслух: не был уверен, что перенесет ответ.

Айя и Аркониэль разбили лагерь под огромной елью на берегу моря. Айя произнесла заклинание, защищающее от сырости, а Аркониэль воспользовался недавно обретенным умением: он создал шар черного пламени, который повис над землей, согревая путников.

— Ах, как хорошо, — вздохнула Айя, стаскивая промокшие сапоги. — Молодец, Аркониэль.

Некоторое время они сидели молча, слушая шорох дождя в ветвях и шум прибоя под скалами. Аркониэль попытался заговорить об Ариани, надеясь услышать от Айи, что его мрачные подозрения беспочвенны, но ему никак не удавалось найти слова… Горе душило его, как камень в горле.

— Я знала, — наконец сказала Айя, и Аркониэль почувствовал, что его сердце обращается в пепел.

— Давно?

— Как только это случилось. Нари прислала весть.

— И ты ничего мне не сказала! — Не в силах смотреть на Айю, он устремил взгляд на ветви дерева. Многие годы его преследовало воспоминание о той ужасной ночи, о странном ребенке, к появлению которого они приложили руку, и о прелестной женщине, которую предали. С тех пор они ни разу не возвращались в Эро — Айя все еще считала это слишком опасным, — но Аркониэль мечтал, что когда-нибудь они вернутся туда, чтобы исправить причиненное зло.

Аркониэль почувствовал руку Айи на своем плече.

— Как могла ты ничего не сказать?

— Все равно ничего сделать нельзя — до тех пор, пока ребенок не достигнет совершеннолетия. Эриус не убивал свою сестру — по крайней мере непосредственно. Ариани выбросилась из окна башни. По-видимому, она пыталась убить и малышку тоже. Нет ничего, что мы могли бы сделать.

— Ты всегда так говоришь! — Аркониэль со злостью вытер слезы, наполнившие его глаза. — Я не сомневаюсь в том, что мы выполняем волю Иллиора, и никогда не сомневался. Но уверена ли ты, что нам следовало действовать именно так? Прошло уже почти десять лет, Айя, а мы ни разу ее не проведали, не узнали, как она живет, не помогли устранить последствия вмешательства Лхел. Собственная мать девочки убивает себя, а ты все еще говоришь, что у нас есть более важные дела!

Слишком взволнованный, чтобы сидеть под деревом, Аркониэль покинул созданное магией убежище и начал расхаживать по кромке берега. Недавно начался прилив, спокойная вода была испещрена оспинками от дождевых капель. Фонарь на далеком корабле оставлял световую дорожку на гладкой поверхности. Аркониэль представил себе, как плывет к кораблю и просит взять его матросом. Он был готов таскать грузы и тянуть канаты, пока руки не начнут кровоточить, лишь бы никогда больше не вспоминать о магии, призраках и женщинах, падающих из окна башни.

О Иллиор! — беззвучно вопрошал он, подняв лицо к прячущейся за облаками, но незримо управляющей водами луне. — Как может быть это твоей волей, если сердце мое разрывается? Как могу я любить наставницу, как могу следовать за ней, если она спокойно смотрит на такие несчастья и хранит их в тайне от меня?

В глубине души Аркониэль знал, что все равно продолжает любить Айю и доверять ей, однако казалось, что только он ощущает: нарушилось равновесие между целями и средствами. Как можно допустить такое? Он ведь только ученик Айи, волшебник, с которым мало кто станет считаться.

Аркониэль остановился и упал на колени, закрыв лицо руками.

Что-то нарушилось. Чего-то не хватает — если не для Айи, то для меня.

С тех пор, как они побывали в Афре…

Иногда Аркониэлю казалось, что в тот знаменательный летний день жизнь его началась заново. Опустив голову на руки, он вызвал в воображении палящее солнце, густую пыль, ощущение гладкого камня стелы под своими пальцами. Он стал думать о прохладной темноте пещеры оракула, где ему, коленопреклоненному, был дан ответ, который вовсе ответом не являлся: видение того, как он держит на руках темноволосого мальчика…

Странное онемение охватило тело Аркониэля при этом воспоминании.

Ребенок… Который?

Аркониэль ощутил холодный гнев духа убитого мальчика, руки волшебника заледенели, кости начали болеть. На мгновение ему показалось, что он снова стоит под ореховым деревом, глядя, как крохотное тельце тонет в земле.

Магии ведьмы не хватило, чтобы сковать рассерженный дух.

Видение, явившееся внутреннему взору Аркониэля, становилось все ярче и принимало новую форму. Младенец поднялся перед Аркониэлем, сопротивляясь хватке древесных корней и земли. Аркониэль схватил его за руки и потянул, глядя в глаза — темно-синие, а не черные. Однако корни все еще держали младенца, опутывая его руки и ноги. Один из корней впился в спину и вышел из груди, образовав рану там, где Лхел стежками тоньше реснички пришила кусочек кожи. Дерево пило кровь ребенка. Аркониэль видел, как мальчик тает у него на глазах… Неестественный холод все еще сковывал Аркониэля, заставляя его трястись и спотыкаться, как старика, когда он медленно двинулся в обратный путь к ели.

Волшебники хорошо видят в темноте, но то, что ощутила Айя, когда Аркониэль, шатаясь, приблизился к ней, заставило ее зажечь огонь.