Убей или умри 4 - Саша Токсик

Мощную броню сколопендр пробивали криты из стелса, с целой кучей бустов за неожиданность и за удары со спины. Пацаны Шептуна мелькали словно в стробоскопе, появляясь, исчезая и снова появляясь в новом месте.

Ланс вступил в дело первым. РЫВОК! Его тело врезается в щуплую фигурку тихушника. Тот просто кубарем летит на землю, а Ланс добивает его ваншотом.

Шуга исчезает, чтобы тут же появиться за спиной у врага. Чвак! Трёхгранный стилет заходит тому точно в основание черепа.

Бамммм! Бамммм! ТиРекс лупит по щиту, набирая агро. Идиот, на него тут же начинают сползаться все оставшиеся в живых тварюшки. Всё-таки в пати у Ланса он самый тупой.

Я бегу вперёд, не вступая в стычки. Ухожу от столкновений, просто читая ники над головами. Убиватор... УберТапок… Валет… ЯТвояТрубаШатал… Шило… Шило, блядь!

Среди одинаковых плащей я его чуть не упустил. Шило стоит в глубине улицы и смотрит на меня. Он тоже меня заметил. Он приподнимает капюшон, и я вижу его круглое щекастое лицо. Ошибки быть не может, это грёбаный Модест Слонимский, которого ещё вчера чуть не закинули в сталеплавильную печь.

Модест выдавливает из себя ухмылку и исчезает в стелсе. Хрена тебе! ПЫЛЬ СМЕРТИ! Один из двух новых божественных навыков, которые система мне отвесила вчера.

Впереди меня волной проходит облако мельчайших серых блёсток. Возможно, они видны только мне. В них фигура Шила видна, словно контуры человека-невидимки в каплях дождя. РЫВОК!

Бью с ходу, здоровье Шила проседает в жёлтое. Но он и не думает останавливаться и отвечать. Петляя, словно заяц он бежит от меня прочь!

Мы выскакиваем в промежуток между домами. Такие, кажется, и называются подворотнями. Шило наконец оборачивается. На щекастой физиономии улыбка. Он выглядит слишком довольным для загнанной в угол крысы.

— Какого хрена ты тут делаешь?! — ору я, — как тебе хватило наглости явиться?!

От ненависти к Слонимскому меня просто трясёт. Вероятный заказчик убийства Довнер, возможный организатор покушения на Марину. Мало того, эта мразь натравила Кислого на моих родителей… Сейчас ты мне, сука, всё расскажешь! Выть будешь, пока корни священной рощи станут высасывать из тебя жизнь!

НА ВАС ПРИМЕНЁН НАВЫК "КРЕПКИЕ ПУТЫ"

ВЫ ОБЕЗДВИЖЕНЫ НА 5 МИНУТ

4.59… 4.58… 4.57...

Пока Шило отвлекал моё внимание, его сообщник подошёл сзади и наложил стан. Похер! Надолго вам меня не удержать.

Тянусь за божественным ножом, который режет абсолютно всё.

И вижу, что мой инвентарь пуст.

Полностью!

Все ячейки, даже ритуальный танто и легендарная катана, которые у меня невозможно забрать.

— Ты хотел поиграть с Шептуном, малыш? — вкрадчивый и незнакомый голос шепчет мне в ухо, — Играешь с вором, держись за карманы!

Глава 17

Модест Слонимский терпеть не мог дураков. Беда в том, что они окружали его всю жизнь. Дураками были те, кто смеялся, когда бабушка на детской площадке назвала его Мотей. Низкий ростом, но с пухлыми налитыми щёчками, Модест всегда гулял с бабушкой. Его мама и папа месяцами не появлялись дома, катаясь с концертами по всей необъятной стране.

Папа был дирижёром, мама первой скрипкой симфонического оркестра, и судьба Модеста была предрешена ещё с пелёнок. Объект его мучений, концертный рояль был куплен к пятилетию Модеста. К нему прилагалась высокая табуретка, чтобы коротышка Мотя мог дотянуться до клавиш. Чёрный приземистый рояль напоминал Модесту гроб и на долгие годы поселил в душу Слонимского-младшего страх и тоску.

Другие дураки, уже в детском саду окрестили Модеста "Слоником" и больно хватали его за кончик носа-пуговки, стараясь вытянуть в настоящий хобот. Модест плакал, но терпел. Навыки игры на рояле никак не помогали поднять авторитет в мальчишеской среде. Драться он не умел и боли боялся.

Пока другие дети играли в футбол, гоняли по пустырям облезлых котов и лазали на гаражи, Мотя учил гаммы, пьесы, рондо и попурри. Пока дураки хвастались друг перед другом фингалами и сбитыми костяшками, Модест ходил в галстуке-бабочке с идеальным, в ниточку, пробором.

Плохо было то, что дураки толкались,. отнимали сделанные бабушкой бутерброды и мелочь, и с разбегу запрыгивали на спину с криком: "Слоник, покатай!" Слонимский стискивал зубы и катал на себе дураков, веря каждый раз, что его день настанет.

"Тот самый день" был хмурым и дождливым октябрьским вторником. По дороге в музучилище, которое студенты звали "музилищем", Слонимский увидел объявление, написанное угловатым почерком на оборванном листке в клеточку: "В кафе "Лира" требуется музыкант".

Первой парой было сольфеджио. Идти на него не хотелось. Объявление висело прямо под выцветшими латунными буквами "Лира", и Модест, робея, толкнул тяжёлую дверь.

По слуху он играючи подобрал "А я сяду в кабриолет", и "Весна опять пришла...", соврал пожилой тётке администраторше, что ему 18 и в тот же вечер начал карьеру кабацкого лабуха.

Мотя быстро научился "раскручивать на заказики", передавать приветы "пацанам с Никитской от центровой братвы", и играть так, чтоб "душа сначала развернулась, а потом свернулась обратно".

Через пару месяцев он стал зарабатывать больше, чем мама и папа, вместе взятые. Но вместо того, чтобы внести свой финансовый вклад в семью, Слонимский с наслаждением свалил из дома и никогда больше там не появлялся. На память о себе заботливым родителям он оставил только рояль.

Долгожительница ресторанной сцены, хриплоголосая Марта с которой поначалу выступал Слонимский, имела привычку уже к полуночи нажираться в хлам, путать слова, или забывать их совсем.

Предприимчивый Модест прошёлся по музилищу и подтянул к бизнесу светловолосую "народницу" Светочку, у которой шансон получался ничуть не хуже, чем "тонкая рябина".

На задорные Светкины кудряшки и налитые сиськи башляли лучше, чем на старую клячу Марту, и Слонимский просёк фишку. К Светкиному вокалу добавилась подтанцовка с эротическим шоу. Хореографическое отделение в модестовой учаге тоже было.

Девки были молодыми. Им были нужны бабки. Путь к бабкам лежал через Слонимского.

Он перетрахал половину музилища, но спокойно, без огонька. Деловито, как кобель помечал всех, пропущенных через себя сучек. Лёгкие деньги развращают, и после виляния жопой на сцене, некоторые тёлочки продолжали танцы в постелях посетителей. Модест не ревновал, а брал свою долю. По-хозяйски.

А ещё он больше не прикасался к клавишам. Только к деньгам.

Вот тогда Модест Слонимский полюбил дураков. Пьяных дураков, которые просаживают шальные бабки на тридцатое по счёту исполнение песни "Фаина, ФаинА" для одноимённой курицы.

Женатых дураков, которые отваливают половину зарплаты незнакомой тёлке за быстрый отсос в подсобке.

Властных дураков, которых можно припугнуть блядским фотками, а потом получить подпись