Грешник. Вернуть бывшую (СИ) - Голд Лена

Встряхиваю головой, чтобы избавиться от всех мыслей, которые спутались в голове. Откидываюсь на спинку сиденья и дышу. Часто и глубоко.

По телу пробегает дрожь, когда вспоминаю, как Рамиль сжал мою руку и пообещал не отпускать. И не отпустил! До того момента, пока не родился Саша. А сейчас… Сейчас я сама еду к нему в больницу. Господи, как же колотится мое сердце в груди.

— Мне все это не нужно, Максим. Единственное, чего я хочу, так это спокойной жизни.

— С Рамилем?

Хороший вопрос, ответ на который я не знаю. Да, с одной стороны, я никогда не смогу забыть его поступки. Слова. Но с другой… Растить малыша, но при этом жить с его отцом в разных домах? Общаться как ни в чем не бывало, но и не подпускать к себе близко… Чего я хочу? Если я его не люблю, если он мне отвратителен, то почему я не была против того поцелуя, который он оставил на моих губах в ту ночь?

— Спокойную жизнь, Максим. Разве с Рамилем это возможно?

— Скоро ты возьмешь свои слова обратно, — хмыкает. — Обещаю.

Я игнорирую его слова.

Буквально через пятнадцать минут мы оказываемся в больнице.

Дрожащими пальцами сжимаю ручку двери палаты, в которой лежит бывший, и тяну ее вниз. Ничего не слышу, кроме бешеного стука своего сердца. В горле застревает ком, и я никак не могу его сглотнуть. В таком состоянии я Рамиля никогда не видела. Бледный как полотно. Отросшая щетина покрыла подбородок. Челка закрывает лоб.

Пищат какие-то приборы. Замечаю капельницу. Лекарство по трубочке бежит в катетер на его левой руке.

— А если бы он умер? — шепчу себе под нос. — Тогда тебе стало бы легче, Лера?

Ответ на этот вопрос я знаю. Однозначно нет. Тогда зачем отталкивать? Может, стоит все-таки дать нам второй шанс? Ведь жизнь жестокая штука. Сегодня она есть, завтра ее может не быть. Нужно просто хотя бы попытаться откинуть обиду в сторону и подумать о сыне. О нашем сыне.

Господи, помоги разобраться со своими чувствами…

Глава 27

Не в силах оторвать взгляд от бывшего мужа, делаю пару шагов вперед. Останавливаюсь возле кровати и внимательно изучаю его лицо. Безумно любимый, мой единственный мужчина. Он лежит без сознания или, возможно, просто спит.

Замечаю в углу стул и, взяв его, ставлю возле кровати, присаживаюсь. Мои руки дрожат, а сердце ноет. По позвоночнику течет холодный пот.

Дотрагиваясь до ладони Рамиля, сжимаю ее. Теплая такая…

Я столько раз проклинала тот день, когда мы познакомились. Тот день, когда я согласилась стать его девушкой, а потом и женой. Но… Я ни разу не пожалела о своем выборе, хоть и воспоминания о том дне, когда он выгнал меня, как камень на шее, тянут ко дну. Заставляют тонуть. Но я выкарабкалась. Ради сына. Ради нашего с ним сына! И больше тонуть не собираюсь!

Я стала женой мужчины, который ни разу не сомневался во мне. Стала желанной и безумно любимой. Я узнала, что такое материнская любовь. Именно материнская! Свекровь не отличала меня от своих детей! Любила не меньше их, но и она не была для меня просто свекровью. Она была и есть для меня матерью.

Ведь все было хорошо, пока нас не предали самые родные. Возможно, будь они изначально на нашей стороне, то всего этого не случилось бы. Как говорила однажды моя бабушка, камень, брошенный со стороны близкого человека, бьет больнее всего. Потому что камень чужого до нас не долетит! Именно так и случилось! Сестры Рамиля могли бы все рассказать, и тогда не было бы сломанной семьи, и Рамиль не лежал бы тут раненый.

Глубоко выдохнув, протягиваю руку и касаюсь волос любимого, убираю челку со лба. Прижимаюсь губами и целую. Сначала в висок, потом в колючую щеку, а потом в губы.

Заливаюсь слезами, всхлипываю. Вытираю влагу рукавом кофточки. Как же больно, Господи, видеть его в таком состоянии… Словами не передать…

— Ты обещал нас не отпускать, — тихо шепчу, наклоняясь к его лицу. — Обещал не отпускать, а сам лежишь тут. Сашка тебя ждет дома, я же… Я соскучилась…

Голос подрагивает. Я трясусь как осиновый лист, не в силах взять себя в руки. Что бы между нами ни было, его смерти я боюсь больше всего на свете. Нет, он не может оставить нас с сыном. Не может, черт возьми, оставить, когда мы в нем так нуждаемся. Не имеет права!

— Обещаю… — опускаюсь обратно на стул.

Сжимая руку Рамиля крепче, подношу ко рту, касаюсь губами тыльной стороны ладони. — Ты только открой глаза. Встань на ноги и вернись к нам. Обещаю, что не стану тебя отталкивать. Постараюсь быть прежней… Обещаю быть прежней, но, Рамиль, не оставляй нас.

Не хочу думать ни о чем, кроме будущего. Я верю ему… Верю, что он больше не совершит ошибок, не станет унижать, а наоборот — начнет ценить свою семью и эту жизнь еще больше. Как я, например, в данный момент.

Обида убивает, злость заставляет говорить гадости, но… Когда видишь любимого в таком беспомощном состоянии… Все отходит на второй план.

— Знаешь… Сын очень похож на тебя, как две капли воды. Прямо твоя копия, — улыбаюсь сквозь слезы, поглаживая руку Рамиля. — Темненький такой. И глаза карие. А еще… У него родинка на шее. Точно на том же месте, где у тебя.

Так хочется его обнять, услышать родной голос. Так хочется, чтобы его скорее выписали из больницы и мы переехали в наш дом. Я даже не стану упираться! Что бы ни было, не стану протестовать. Просто возьму сына и уеду вместе с ним. Лишь бы Рамиль наконец открыл глаза и посмотрел на меня.

— Лер… — Рамиль вдруг зовет меня. Перевожу взгляд на него, все еще не веря своим ушам. Теперь он сжимает мою руку и тянет к себе. Не могу сдержаться и всхлипываю. Слезы текут, на что бывший усмехается. — Ты что, думала так легко от меня отделаться? — хрипло шепчет он. — Нет, не легко. Подойди ближе.

Несколько раз моргаю, потому что все кажется нереальным. А потом словно просыпаюсь и делаю, как велит Рамиль. Встаю и наклоняюсь.

— Я все слышал, — снова шепчет, хрипотца его голоса звучит мягко и ласково. — Ты обещала простить и вернуться ко мне.

— Я обещала постараться стать прежней! — на автомате протестую, но как можно тише. — Не нужно выдумывать!

— Лер, какая разница? Стать прежней, значит, вернуться ко мне, разве нет?

Так, конечно. Он прав. Но почему-то я не могу с ним согласиться.

— Ты меня в губы не поцеловала. Это из-за бороды? — вопросительно выгибает бровь. Не сказав ни слова, я коротко целую его и моментально отстраняюсь, хотя знаю, что и в губы целовала. Рамиль лишь выдыхает. — Покажешь сына?

— Покажу, — кивнув, достаю телефон из кармана и нахожу сегодня утром сделанную фотографию. Сашка в белоснежном костюмчике и смотрит прямо в объектив.

Рамиль не отводит взгляда от снимка несколько минут. Его глаза начинают блестеть. Он шумно сглатывает, а потом вовсе отнимает телефон и подносит его ко рту. Целует экран.

— И правда похож, — голос еле слышен. — Лер, прости. Прости идиота, а?

Прижимает мобильник к своей груди, а на меня смотрит с мольбой. Я не узнаю голос, не узнаю самого Рамиля. Я вижу в его глазах бесконечное сожаление. Вижу, как ему больно. Мне не менее.

— Все осталось позади. Прекрати уже, — отмахиваюсь, забирая телефон обратно. — Не понимаю, почему ты опять начинаешь.

Рамиль молчит, впиваясь в мое лицо сверлящим взглядом. Я не знаю, о чем он думает, но явно хочет что-то сказать.

— Просрал я твое доверие и любовь, — поджимает губы в тонкую полоску. Говорит тихо, но настолько холодно, что тот самый холод пробирается под кожу и вонзается острыми иглами. — Прежнюю Леру я вряд ли смогу вернуть.

— Если ты будешь продолжать этот разговор, Рамиль, я просто уйду. А ты тут сам с собой болтай, — раздраженно огрызаюсь. — Я с врачом разговаривала. Выпишут тебя не скоро. Так что даже не пытайся… — говорю, как только он слегка поднимается.

— Нет, я, кажется, ошибся. Вот она — прежняя Лера, — издает тихий смешок, но совсем короткий. Потому что сразу же морщится и шипит, словно от боли. — Начала командовать. Это отлично.