Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны - Захар Прилепин

Позже, когда войска хунты удалось отбросить от Луганска, в местах, где ранее располагались различные их подразделения, мы не раз находили следы явного употребления обычных наркотических средств. Так было, например, в помещениях освобождённого от батальона «Айдар» гольф-клуба под Луганском, и в домах села Шишково Славяносербского района ЛНР, где базировалось одно из подразделений ВСУ… По-моему, это всё давно ни для кого не секрет?

— Первый случай произошел ещё 10 мая 2014 года, на входе в здание областной администрации Донецкой области, — рассказывает третий мой собеседник. — У здания стояла охрана, состоящая из ополченцев, оружия у них не было, только отобранные у милиции дубинки, арматура и запасы «коктейля Молотова» на случай атаки здания регулярными воинскими подразделениями.

Вечером к охране подошёл человек и с криком «Слава Украине» ударил ножом охранника в сердце, попытался напасть на остальных, но, обороняясь, охрана схватила пруты арматуры — и один удар пришёлся в голову нападающему, с ним было покончено на месте. Меня очень удивил этот случай, так как подобное поведение скорее свойственно сторонникам радикального ислама, а не жителям Украины. К такому очень глупому, бесцельному самопожертвованию не готов ни один здравомыслящий человек, воспитанный на христианских ценностях. Анализировать произошедшее я тогда не стал, было очень много дел, да и единичный случай — не повод ломать голову.

Второй случай произошёл через два дня, практически на моих глазах, 12 мая. Заходя в здание обладминистрации, я услышал выстрел и побежал на звук; подбежав, я увидел старшего второго этажа с позывным «Север», здоровенного такого дагестанца-дончанина, который рукояткой пистолета бил лежащего на полу мужика. Оттащив Севера от тела, начал разбираться в произошедшем.

Оказалось, что Север почувствовал, что кто-то выхватывает у него из кобуры пистолет и развернулся, думая, что это кто-то из своих шутит, — но тут же получил выстрел в грудь в упор. Его спас бронежилет четвёртого класса защиты и реакция, позволившая ему мгновенно выбить пистолет из руки стрелявшего. Отверстие на бронике Севера и повреждение грудины подтверждало случившееся. На шум сбежался народ и одна из женщин узнала нападавшего, рассказав, что это её сосед, живёт он в Петровском районе, работает на шахте охранником, женат, имеет двоих детей, что он никогда нигде не участвовал и не был замечен в каких-то политических мероприятиях, и то, что произошло, для неё является полной неожиданностью. Мужика мы заперли в камеру, а сами поехали разбираться к нему домой. Меня интересовали его компьютер и вещи, позволяющие подтвердить его принадлежность к правосекам, но дома мы ничего подозрительного не нашли, компьютер был чист, в соцсетях ничего не прослеживалось; нормальная жена, дети — всё как у людей! По приезду в ОГА мне сообщили, что он себя неадекватно ведёт, бьётся головой об стену, кричит о приходе антихриста и пытается вскрыть себе вены; в общем, его связали.

Поняв, что он находится в неадекватном состоянии, я стал наблюдать за ним и расспрашивать охранявших его бойцов о поведении задержанного. Из всех присущих человеку потребностей у него осталась только одна — потребность в воде, причём он её просил каждые полчаса, но выпивал не больше полстакана; в первые сутки задержанный был опасен для самого себя, пытался даже зубами перекусить себе вены. Повторял всякую ересь по поводу явления антихриста. Несмотря на потребляемую жидкость, он ни разу в туалет не сходил. На вторые сутки вроде успокоился, мы его развязали, но ни с кем он не шёл на контакт, иногда что-то еле слышно бормотал, вскакивал и ходил по комнате.

Всё это время у него были неестественно расширенные зрачки, частое дыхание и какой-то безумный взгляд. Болевые ощущения (а его изрядно помяли, пока я оттаскивал Севера) появились только на четвёртые сутки, а первыми осмысленными его словами были «Где я?».

Поняв, что действие вещества закончилось, я расспросил задержанного, и он рассказал, что пошёл записываться в ополчение — палатка стояла на дорожке, ведущей к ОГА. Но познакомился с кем-то — и с ними выпил что-то из бутылки из-под холодного чая, а дальше ничего не помнит. Мой рассказ о его поступке вызвал шок, было видно, что человек невиновен, и я отпустил его домой.

Ещё один случай. Это произошло при разборе записи видеорегистратора, когда группа разведки под видом гражданского населения вернулась с задания по объезду территорий, контролируемых ВСУ. Один из присутствовавших на совещании командиров обратил внимание на заснятый на видео таз с лимонами в момент, когда группа проезжала блокпост, контролируемый бойцами «Правого сектора», и пояснил, что лимоны используют амфетоминозависимые наркоманы для снятия отравления. Участники операции подтвердили, что практически на всех блокпостах «Правого сектора» фиксировалось наличие лимонов в большом количестве.

Четвёртый случай произошёл в начале июня 2014 года, когда я с группой впоролся в досмотровую группу батальона «Донбасс» и мы приняли бой. С расстояния в 20–25 метров я выстрелил в противника, видел, как пули попали в живот и в правую руку, раздробив её, но нападавший попытался перехватить автомат левой рукой для дальнейшего ведения боя. И это при попадании в тело и дробящем попадании в конечность! В других случаях хватало перебить конечность, чтоб противник полностью вышел из боя… Я выстрелил ему в голову.

В пятый раз я столкнулся с подобным под Широкино в ноябре 2014 года, когда разведгруппа под командованием новосибирца с позывным «Длинный» взяла языка из батальона «Азов». Его притащили в батальон, и мы попытались провести допрос, но не было никакого результата. Его состояние было крайне неадекватным и напоминало случай с напавшим на Севера. Я распорядился начмеду батальона дать медицинское заключение о состоянии задержанного. Его заключение было безоговорочным — «язык» находился под воздействием какого-то сильнодействующего препарата, предположительно, амфетаминовой группы. В точности данного заключения сомневаться не приходилось, так как начмедом батальона был действующий врач из Новосибирска, заведующий торакальным отделением горбольницы.

…это, повторюсь, наблюдения всего лишь нескольких ополченцев, и я осмысленно не привожу ещё множество подобных свидетельств, потому что так или иначе они все воспроизводят друг друга.

В итоге и здесь должен поставить точку суд, который однажды объяснит жителям Украины, кто и с какой целью поставлял в те или иные подразделения наркотические средства.

Передо мной вовсе не стоит цель показать действия украинских силовиков в дурном цвете: вот-де, мародёры и наркоманы, которых кидают свои же командиры. Конечно же, и наркоманы там не составляют большинства, и мародёрством занимаются далеко не все. Хотя что есть — то есть.

— …а украинская армия? Можно вспомнить какие-то вещи, связанные с тем, что их бойцы отлично воюют? — не раз допытывался я в своих разговорах с теми, кто мог на эти вопросы ответить.

Моторола, заслышав такую тему, сразу отмахнулся: сказал, что отдельные случаи вспоминать не хочет, но по итогам видно — воевать они любят, не вступая в прямой контакт; лучше отбомбиться сорок раз по разу, и потом ещё раз сорок раз, — а едва начинается беда — Иловайск, донецкий аэропорт, Дебальцево, — сразу просят мира.

— Они ж ни одного города с боем не взяли за всё это время, — в своей словно ругающейся манере говорил Моторола, время от времени матерясь: примерно каждые три слова. — Они же входили только в оставленные города! О чём может речь идти?

При случае я тот же вопрос задал Женьке Поддубному, который почти год отработал на Донбассе и чего только не видел.

— Была одна история, — чуть подумав, поведал Женя. — Когда долбили Семёновку — там хохляцкие танкисты были не очень. Накидывали, конечно — но так себе накидывали. И тут появился танкист с позывным Ровно. Изначально у него был позывной Львов — слышали, как они между собой переговаривались, — но наши пацаны звали его Ровно, потому что клал он очень ровно. Он с Красно-Лиманского моста заезжал и долбил — просто идеально. И, несмотря на весь ужас происходящего, все к нему относились с уважением. Вот, говорили, нормальный танкист появился.

Захарченко поначалу говорить об этом вообще не хотел, но потом всё же рассказал.

— Ты знаешь, вот крайний раз у меня случай был, когда мы брали Дмитриевку. Дубровка и рядом стоит высота. Пока штурмовали, с этой высоты бил по нам один такой с позывным Араб — артиллерист от бога. Так клал: ну, красавец.

— А откуда ты позывной его знаешь?

— Ну дык, мы даже с ним базарили по рации. Я матюкался, он матюкался.

На высоте той ещё со времён Отечественной войны остались позиции, бункера, вся херня: немцы заготовили. И они там установили пушки, и по нам долбили просто чудовищно. Короче, нашего Кота — это позывной — такая жизнь достала. Он говорит, всё, Батя, я сейчас беру ребят, и мы за ночь всю их команду вырежем. Кот реально заходит в тыл, у дороги ложится в лёжку, ждёт КамАЗ с боеприпасами. КамАЗ этот они хлопают, вырезают сопровождение и водилу, залезают в машину и прямо в ней заезжают на батарею. Высыпались, перестреляли расчёты, взорвали пушки. Там стояло украинское охранение, десантура — они начали уходить, но уходить по-глупому: не знали, куда им соваться. Мы Дубровку уже взяли тогда, а они пошли на КПП Мариновка, прямо к нашим погранцам. И когда украинскую десантуру закрыли в лесопосадке, они по рации вызвали огонь на себя. В итоге и украинскую десантуру, и наших перебили: всех вместе… Вот это было.