Руины - Ричард Байерс

Она соединяла куски вместе, словно склеивала мозаику воедино, чтобы можно было получить цельную картину произошедшего. Затем драконица всё поняла.

Ледяной Коготь ранил Кару, и почти сразу на неё напал огромный белый дракон, прижал к земле, нанося тяжёлые ранения. И убил бы её, если бы она не сумела отойти.

Кара шептала заклинание, пока боролась со змеем, а вырвавшись из хватки, закончила его: под драконом остался призрак Кары, тогда как она сама окутала себя пологом невидимости.

Такой мастер трюков, как Шатулио, мог бы сотворить иллюзию, способную довольно долго обманывать змея. Попытка Кары привела врага в замешательство только на секунду или две, в лучшем случае. Её раны пульсировали, и бард искала помощи или убежища.

Но нет. Вокруг рычали бесновавшиеся драконы, тут и там сражались ледяные великаны, гелугоны, варвары и маги льда. И битва между Ираклией и Зетриндором, парившими над своими приспешниками. Бримстоун, Тэган и Рэрун находились неподалёку, сражаясь с великанами и дьяволом: положение у них было немногим лучше. И, конечно, они бы не смогли поспешить ей на помощь.

Кара могла рассчитывать только на одно. Драконица считала, что правильно поняла заклинание, связанное с площадью, и то, как активировать его. Бард могла использовать его, чтобы перенести себя по другую сторону врат. Себя и беспрестанно атакуемых вампира, авариэля и дварфа. Ей хотелось бы взять с собой Дорна, Уилла и Павла тоже, но Кара потеряла их из виду посреди творившегося хаоса.

Когда белый дракон набросился на её призрачного двойника, бард запела заклинание, и магия, таившаяся в камнях, ожила. Покорное одной лишь её воле, волшебство захватило в свои холодные объятия её, Бримстоуна, Рэруна и Тэгана, не затронув никого из врагов.

А затем Зетриндор сотворил волну тени. Летящая тьма измельчала камни в пыль, повредив источник сил, созданный для поддержания и управления заклинанием.

Поэтому оно не смогло перенести путников до конечной точки. Вместо этого, сбой заставил их зависнуть внутри самих врат, в вечной пустоте.

Их единственным шансом было заставить заклинание работать, как оно работало раньше, и, возможно, но только возможно, Кара могла бы справиться. Из всех драконов, певчие больше прочих любили странствия и имели природную склонность к соответствующей магии. К несчастью, Кара была сравнительно юной, и ей нужно было ещё учиться, чтобы уметь мастерски обращаться с подобными заклинаниями. Всё же, возможно, она могла добиться контроля над чарами, попав в ловушку. Бард прощупала плетение сил, окружавших её, пытаясь разобраться, где оно было нарушено, и как его залатать. Когда Каре показалось, что она поняла, драконица начала петь. У Кары не было лёгких, рта, или ушей, чтобы слышать, но песнь пролилась громко и ровно в ее воображении.

В ответ нарушенная часть плетения пронзила её бестелесное существо, разрывая его, ища способ сделать из неё нечто иное. Кара усиленно старалась всё время продолжать думать, цепляясь за своё сознание, за свою сущность, отстаивая то, кем она была на самом деле — личностью, а не безмозглой тварью. Наконец, угроза изменения ослабла.

Карасендриэт показалось, что она поняла, что случилось. Попав в прореху в паутине заклятия, бард была подобна человеку, похороненному под кучей упавших брёвен. Его единственным шансом выбраться было сдвинуть несколько брёвен, но таким образом, чтобы остальные не погребли его заживо.

Кара подумала о том, сколько раз она может ошибиться прежде, чем ей настанет конец.

Но хватит об этом. Не стоит не только думать о возможных ошибках, нельзя вообще допускать их возможности.

Попытавшись понять, в чём она допустила промах в первый раз, драконица заново исследовала структуру эльфийского заклинания и начала песнь.

ГЛАВА 7

8 число месяца Уктар, Год Неуправляемых Драконов

Дорн пытался передвигаться бесшумно, но не слишком беспокоился, когда шуршали складки одежды или тихо скрипела кожа. Он был уверен, что его измученные товарищи вряд ли проснутся от этого.

Дни подъёмов и переходов через ледяные перевалы, продуваемые жестоким северным ветром, на нестерпимом холоде, солнечном свете, оставлявшем ожоги на коже и слепившим глаза, глубокие расщелины и тонкий лёд — всё это собирало свою жатву. Вкупе с этим шли голод и болезни, драконы, великаны, тиричики, исполинские медведи и множество других местных хищников Великого Ледника. Но хуже всего было постоянное, лишавшее сил ощущение страха — ужаса, о котором не упоминалось вслух, но который, без сомнения, чувствовался каждым.

Но они выжили. Используя всё, чему учил их Рэрун, для преодоления подобных трудностей — и с помощью весьма пригодившейся сейчас способности Павла творить еду из воздуха, лечить от обморожения и болезней и укрывать от лютого мороза — они выбрались из восточных границ Ледника в землю, носившую, как слышал Дорн, название Соссал.

На первый взгляд Соссал казался немногим гостеприимнее ледяных пустошей, откуда пришли охотники на драконов: холмы, низины, леса, припорошенные ранним снегом. Но Дорн знал, что внешний вид обманчив. Страна не была ни особенно тёплой, ни безопасной, но всё же достаточно для того, чтобы Уилл и Павел смогли найти кров и вдоволь еды по пути на запад, в Дамару, где Гарет Драконобор со своими подданными помогут им.

Всё это означало, что Дорн больше им был не нужен. Он сдержал слово, целыми и невредимыми провёл через Ледник и теперь мог уйти.

Кинув последний взгляд на смуглые лица друзей, худые от лишений и усталости, он испугался, что когда они проснутся и обнаружат, что он ушел, то подумают, что в действительности он никогда не ценил их дружбу, в частности, потому, что никогда не показывал ее. Ему оставалось лишь надеяться, что они поймут его.

Они были так же дороги его сердцу, как, по каким-то необъяснимым причинам, и он им. Отчасти поэтому Дорн и уходил. Никчёмный урод, позволивший Каре умереть, не был достоин таких друзей. Полуголем заслуживал лишь одиночества, равно как и они заслуживали избавления от него прежде, чем Дорн приведёт их к смерти, как это было с Рэруном.

Он уходил, возвращался на Ледник. Когда его товарищи проснутся, они будут беспокоиться, но, в конце концов, не последуют за ним — попасть в Тентию важнее. Сделают всё возможное для спасения драконов от безумия.

Дорн понял, что ему тяжело отвести от них взгляд. Почему он медлил? Надеялся, что кто-нибудь проснётся и помешает его плану? Подобная мысль вызвала очередной приступ презрения к самому себе и каким-то образом дала ему сил повернуться и зашагать прочь.