Следы ведут в Караташ - Эдуард Павлович Зорин

жертву суровым богам скот и рабов, а может быть, сжигали благовонные травы и жили в мире со своими соседями... Но зачем тогда эти стены, зачем башни и бойницы, сурово глядящие в раскинувшуюся внизу плодородную долину?!

Хаузен спрыгнул с коня. Большая серая змея, шипя, нырнула в расселину. Ученый повел носком ботинка в мягкой пыли. По просторной площади расходились во всех направлениях глубокие гофрированные полосы...

Хаузен вспомнил, какая это была сенсация в их мире. Новый очаг культуры. Искусные металлурги и проницательные астрономы!.. Культура, не имеющая себе равных в истории человечества! А цветная мозаика? Хаузен ознакомился с ней по репродукциям, приложенным в свое время к журналу «Вопросы археологии». Богатейший набор нетускнеющих красок, тонкая, ювелирная работа безымянных мастеров, необыкновенное чувство перспективы...

Но были во фресках жителей Мертвого города и свои загадочные детали, объяснить которые двадцать лет тому назад не мог никто. Правда, тогда тоже появилось несколько оригинальных гипотез, которые, однако, никого не удовлетворили. Эти продолговатые веретенообразные повозки со множеством овальных отверстий, люди с большими круглыми головами и непонятными рогатинами на макушках, тела, похожие на гусениц... Кто-то вспомнил о ритуальных масках, но при ближайшем изучении выяснилось, что ничего общего между ритуальными масками и круглоголовыми изображениями нет.

Югов тоже спешился. Лошадь ткнулась теплой мордой ему в ладонь.

— На, на, — улыбнулся профессор и вынул из кармана кусочек запыленного сахара.

Конь благодарно потянулся к его руке.

На возвышении, в сером кругу, красный полированный гранит хранил многовековую отвердевшую копоть; след чьей-то четырехпалой руки виднелся в запекшейся глиняной стенке алтаря.

Кони поводили ушами, вскидывали морды, глядя по сторонам. Из темных нор высовывались и тут же исчезали любопытные суслики.

— История, — сказал Хаузен. — По сути дела, как плохо мы еще знаем свое прошлое...

Они шли по пыльной дорожке, пробитой в руинах.

— Это бани, — пояснял Югов, указывая на едва выдающиеся из-под земли купола, — а это базар...

Через несколько шагов он пояснил:

— Выходим через парадные ворота на ристалище. Здесь, по преданию, состязались лучники и поэты.

Цветные восьмиугольные плиты разбегались от ворот в разные стороны в виде лучей.

— Поэты, — повторил Хаузен. — Но, насколько мне известно, ни одной рукописи не дошло до наших дней?..

— Их вывез Кихар...

— И спрятал в пещерах?

— Не исключено. Я возлагаю на них большие надежды.

Неожиданно Сноу выпрямился и показал на небо.

— Смотрите!.. Смотрите!..

Над долиной шел вертолет.

— Обычное дело, — сказал Югов. — Охрана границы.

— И это близко? — спросил Сноу.

— От Южного прохода километров десять на восток...

Серебров окинул Сноу насмешливым взглядом:

— Уж не хотите ли совершить маленькую экскурсию?..

— Что? А почему бы и нет?! Очень интересно! — парировал Сноу.

Дорога полна неожиданностей

Коротовский встретил Каракозова и Лялю на Узунабадском вокзале. Поезд стоял одну минуту. Каракозов выбрасывал вещи, а Коротовский ловил их и ставил на землю.

Ляля выпрыгнула, когда поезд уже тронулся.

— Спортивная закалка, — пошутил Коротовский. — В следующий раз, когда надумаете прыгать, подстелите пуховичок...

Едва он сказал это, как у Ляли подвернулась нога. Она охнула и присела.

— Накаркали...

— Увы, долг гостеприимства, — сказал Коротовский, мужественно навьючивая на себя тюки и чемоданы. — Может быть, и вас прихватить?..

— Спасибо. Доберусь сама...

Пока они шли до машины, оставленной за длинным пакгаузом, Каракозов успел задать массу вопросов — он тщательно продумал их в пути от самого Ташкента, — но Коротовский отмалчивался или отвечал односложно «да», «нет». В тюках и чемоданах, которые он нес, было по меньшей мере килограммов пятьдесят.

— Ну, поехали, — облегченно выдохнул он, сгружая вещи и садясь рядом с шофером. — Вот теперь самое время для лирических излияний... Ночь, луна... Читайте, Ляля, стихи...

— Вы с ума сошли!

Машина заурчала и тронулась с места, подпрыгивая на ухабах...

Они обогнули неимоверно длинный полупустой пакгауз, проехали мимо чайханы, в которой, несмотря на поздний час, все еще суетился Юлдаш-ака, и стали подниматься к Кампырравату, все время держа слева от себя строптивую Кызылдарью — русло ее было отмечено многочисленными сипаями, которые ночью на фоне светлого неба казались составленными в пирамиды ружьями...

Иногда река удалялась, иногда подступала к самой дороге, и тогда грохот ее сотрясал берега, брызги взлетали, как искры фейерверка, и, шипя, исчезали на теплом пористом известняке.

Лучи автомобильных фар деловито обшаривали дорогу, а если дорога становилась ухабистой, прыгали по откосам как солнечные зайчики. Тогда ничего нельзя было рассмотреть впереди — долина, по которой они ехали, становилась неузнаваемой и дикой, небольшие холмы, поросшие колючкой, вырастали в черных великанов, а река казалась притаившимся лохматым зверем.

Каракозова не смущали ни тряска, ни рокот мотора, ни скрип разболтавшегося кузова, ни рев рассерженной Кызылдарьи.

— Канак, — говорил он прямо в ухо сидящему впереди него Коротовскому. — Канак — начало и конец всех загадок Караташа.

— Ну, положим, что начало — с этим еще можно согласиться, но конец...

— Проникнуть в Канак так же трудно, как отыскать Караташский перевал, — скептически заметил Коротовский. — Югов вернулся и, кажется, не собирается штурмовать пещеры. Перевал будем разыскивать вертолетами...

— Как?! Югов вернулся? — удивленно спросил Каракозов.

— Вернулся и обратился за помощью к авиаторам. На мой взгляд, так следовало поступить сразу...

— Отнюдь. Известно, что Кихар оставил подробную карту своего маршрута на тот случай, если ему не удастся вырваться из Караташа... Этой картой должен был воспользоваться Вахшунвар...

— И все-таки я с вами не согласен, — возразил Коротовский.

— Поймите же! — взволнованно сказал профессор. — Перевал разрушен землетрясением. И никакие вертолеты вам не помогут... Нужна карта. А она хранится в пещере Канак. Именно там следует искать ключи к Караташу...

— Вы что же, занимались в Москве этим вопросом? — спросил Коротовский.

— Пришлось поработать, не скрою, — признался Каракозов не без гордости и покосился на Лялю. — Сначала я поднял архивы. Понимаете, у меня и раньше было подозрение, что бугские рукописи расшифрованы не полностью, а если и расшифрованы, то не всегда и не везде с достаточной точностью...

Он пригладил бороду и сдержанно покашлял в кулак.

— Я прочел все сначала.

— И нашли что-нибудь о Караташе? — оживилась Ляля.

— Не совсем, — повернулся к ней Каракозов. — Но в рукописи говорилось о некоем греке Полисфене, который