Кровь Севера - Александр Мазин

А так я лишь еще больше терялся в непонятках. Концерт явно в мою честь. Ну кто бы мне подсказал, что всё это значит?

А служители католического культа разошлись не на шутку. Голоса гремели гневной мощью, аж пламя свечей вздрагивало. И не только пламя. Я сам начал дрожать от физически осязаемого напора незримой энергии. Даже стало страшновато. Нет сомнений, что вся эта мощь направлена в первую очередь на меня. Но – зачем?

Или это местный способ заставить убийцу раскаяться в содеянном?

А вот хрен вам! Мне, конечно, очень жаль Армана! Но видит Бог – я защищался! И это война, парни! А на войне – убивают. И Арман был отнюдь не невинной девушкой или ребенком. Он был воином. Профессиональным убийцей. Как и я. Так что всё – по-честному.

Гневный хор продолжал набирать мощь. Я поймал взгляд епископа. Тот не отвел глаз. Уставился на меня яро. Сверлил беспощадными зрачками… Будто копье мне хотел промеж глаз вогнать. Копья у него, к счастью, не было, но всё равно очень неприятно.

И тут нас обрызгали водой.

Два подручных духовного лидера Парижа принялись зачерпывать горстями из золотого тазика и плескать на нас с Вихорьком.

А сам епископ подхватил сундучок, откинул крышку и поднес чуть ли не к моему носу.

Я удивился. Внутри сундучок был выстлан желтым, как золото, шелком. А на этом шелке лежала крохотная косточка.

Но удивлялся я недолго, потому что меня понесло.

Иначе не назвать.

Вибрирующий рык голосов, брызги холодной воды, физически ощущаемый пронзающий мозг взгляд епископа… И крохотная косточка, которая вдруг засияла ярче, чем десятки свечей. Меня вдруг наполнила почти нестерпимая радость и невероятная легкость. Исчезли тяжкие оковы. Я запел. Вместе с дивным хором. Казалось, еще миг – и я воспарю к сводчатому потолку. Или – выше, к самому небу. Я чувствовал его. Чувствовал небо там, за слоями камня…

И меня тянуло к нему, так тянуло…

Крышка сундучка захлопнулась с глухим стуком.

Свет померк, и я бессильно обвис на цепях. Я снова был в объективной реальности. То есть – полном дерьме. И цепкие, украшенные кольцами пальчики епископа крепко держали меня за бороду. Темные глаза главного священнослужителя французской столицы вглядывались в меня так, словно у меня в зрачках пряталась невероятно ценная информация.

Я стойко выдержал этот взгляд.

Епископ отпустил мою аккуратно подстриженную по местной моде бородку.

– Беса в нем нет, – сообщил он совершенно будничным голосом. – И я уверен, что этот человек – не Жофруа де Мот. Остальное – дело королевского правосудия.

И торжественно удалился, оставив меня наблюдать, как его подручные собирают инвентарь и гасят свечи.

Вот ведь незадача. Меня, оказывается, принимали за одержимого. Интересно, почему?

А вот!

Слила меня Филиси. На исповеди. У них же, католиков, как… Если согрешил, то непременно надо покаяться. А Филиси согрешила. И неоднократно. Со мной, что характерно. И покаялась. Причем – с подробностями. Чем и заронила сомнения во мне сначала у собственного духовника, а потом и у его начальства.

Ко мне присматривались. И ждали. Мне ведь тоже было положено прийти и покаяться.

А я, понимаешь, все церковные ритуалы нахально игнорировал.

В Храм Божий ни разу после своего возвращения не зашел. Даже свечку не поставил за свое счастливое избавление от смерти.

Нет, хреновый из меня шпион! Очень хреновый…

Глава 23,

в которой герой вновь удостаивается личного допроса короля Франции

Но всё это я узнал несколько позже. Когда меня приволокли на допрос. К королю.

Обстановка кардинально отличалась от первого раза. Дружеской беседой и не пахло. Пахло изощренными пытками.

Между мной и королем, за маленьким столиком, сидел монах, которому предстояло записывать мои ответы. По обе стороны короля – стражники. Обычные, не беллаторе. И еще трое мужиков, профессия которых угадывалась с первого взгляда, занимались привычной работой – готовили инструменты.

Вихорька не было. Не исключено, что его допрашивали отдельно.

– Где мой беллаторе?

Вот вопрос, который задал мне Карл.

Достойный человек. Я бы первым делом поинтересовался, кто я, и какого хрена здесь делаю.

– Погиб, – лаконично ответил я.

Теперь уже сам, потому что скрывать чудовищный акцент больше не было смысла.

– Как?

– Убит. Стрелой.

Я не стал уточнять, что на де Мота велась персональная охота. Пока мы висели, я успел выработать тактику обороны.

– Он умер легко, – уточнил я. – Другим повезло меньше.

– Ты говоришь правду?

Я пожал плечами:

– Зачем мне лгать?

Обстановка располагала к откровенности. Пыточный подвал со всеми нужными аксессуарами. Застарелый запах копоти, горелого мяса и крови. Чадящие факелы, угли в печи… На углях… Ну, сами понимаете.

Я изображал страх. Вернее, тщательно скрываемый страх. Не слишком сложная роль – в моем положении.

– Кто ты сам?

– Ирландец, – это слово я произнес по-английски.

Вряд ли кто-то в окружении короля говорил по-ирландски.

– Ты – викинг?

– Был с ними, – уклончиво ответил я. – Мой родич, Рыжий Лис, позвал меня… Он был нашим вождем… Я не знал тогда, каково это – быть викингом. Я ведь христианин…

Тут я, как мог, изобразил раскаяние и еще больший страх.

– Ты – христианин? – усомнился король.

И выдал мне историю моего разоблачения.

– Если ты – истинной веры, то почему ты не ходил в церковь?

– Я не мог, – проговорил я, потупившись. – Грехи мои велики, а если бы я покаялся, то выдал бы себя. – Тут я поднял глаза и воскликнул с поддельной искренностью: – Ваше Величество! Я искал, непрестанно искал способ покинуть стан язычников, но жизнь, она дорога мне! Я – чужой здесь! Уйди я от норманов – и куда я пойду? Меня точно убили бы!

– И ты предпочитал убивать сам? – гневно произнес Карл.

– Только в бою, Ваше Величество! Клянусь Богом, только в бою! Мой меч не осквернился кровью ни одного служителя Господа! Некоторых мне даже удавалось спасти!

Легко и приятно говорить правду.

– Помолись! – потребовал король.

Ну, это запросто.

Pater noster qui in celis es,sanctificetur nomen tuum,veniat regnum tuum,fiat voluntas tua,sicut in celo et in terra,panem nostrum supersubstantialem da nobis hodie,et dimitte nobis debita nostra,sicut et nos dimittimus debitoribus nostris,et ne nos inducas in temptationem,sed libera nos a malo[14],—

старательно забубнил я.

Специально вызубрил – авось пригодится. Пригодилось.

– Простите, Ваше Величество, но других молитв не ведаю – я воин, а не монах.

Поверил или нет? Похоже, поверил. Видно, актер из меня лучший, чем шпион.

– Как ты сумел принять личину моего беллаторе? – спросил Карл уже более спокойно.

– О! – Я оживился. – Когда я увидел его тело… Язычники раздели его донага и бросили… Я понял, как мы с ним похожи. Тогда я украл его доспехи…

– Как ты узнал, что это его доспехи? – с подозрением поинтересовался Карл.

– Я… – Черт возьми! Как же я это узнал?.. Есть!

– Мне пришлось снять их с него, – я вновь потупился. Правильный ход. Заодно объяснит мое замешательство. – Так мне было приказано. Только вот меча не нашел…

– Откуда ты узнал, кем он был? – Отличный вопрос. Ему бы следователем быть, а не королем.

– Мне сказал об этом Туссен… Мальчик, которого я назвал своим оруженосцем. Он был послушником в монастыре. И как-то видел Жофруа де Мота.

– Послушник разбирается в геральдике? – удивился король.

– Он хорошего рода. Но сирота. Его мать умерла, отца убили аквитанцы, а сосед – барон отнял его земли и отдал в монастырь. Так он мне рассказывал. Пощадите его, Ваше Величество! Не для того я спас его от язычников, чтобы он погиб от рук своих единоверцев!

– Кто убил беллаторе Армана? – грозно спросил король. – Ты?

– Нет, Ваше Величество.

Признаюсь – и точно кабздец.

– Поклянись!

– Клянусь спасением моей души, что никогда не желал смерти этому благородному шевалье! Он был мне ближе всех, кого я встретил в Париже! – горячо произнес я и перекрестился.

Опять не соврал, что характерно. Не люблю врать. Тем более в подобных обстоятельствах. Да и спасение души мне не совсем по барабану.

Тяжелый взгляд короля давил меня не меньше минуты.

Я помалкивал и смотрел поверх короны, ведь короли не любят, когда с ними играют в гляделки. Тем более что такой опытный политик, как Карл Лысый, наверняка знает: «честный и открытый взгляд», демонстрируемый более нескольких секунд, – один из признаков лжеца.

– Что ж, – произнес через некоторое время король. – Надеюсь, после испытания огнем твои ответы не изменятся.

– Я предпочел бы испытание мечом, Ваше Величество! – дерзко ответил я.