Фарт - Б. Седов

Наконец я почувствовал, что могу шевелить языком, и сказал:

– Я понимаю, что ты приехала сюда для того, чтобы насытиться мною. Я допускаю, что о делах тоже нужно было поговорить. Но я хочу знать больше. Давай рассказывай, зачем тебя подослали ко мне твои подлые и коварные начальники.

Рита попыталась хихикнуть, но вместо этого икнула и, отдуваясь, ответила:

– По-моему, я объелась. Надо следить за собой, а то стану, как продавщица из колбасного отдела.

– Ты мне зубы не заговаривай, – грозно, но тихо произнес я.

– А ты не наезжай, – сказала Рита и, повернувшись на бок, стала рассматривать меня вблизи.

– У тебя есть седые волосы на висках… – прошептала она.

– У тебя их будет еще больше, чем у меня, если ты не ответишь на мой вопрос.

– Какой ты все-таки душный, – простонала Рита, – ну зачем тебе это знать?

– А что, у тебя есть что скрывать от меня? Может быть, ты все врешь, и твои объятия согласованы с вышестоящим начальством?

– Дурак!

– Ты называешь меня дураком уже второй раз, – ответил я, – это говорит либо о том, что я действительно дурак и это бросается в глаза, либо о том, что я попадаю в точку, а женщины, как известно, в таких случаях произносят именно это слово. Вот помню, однажды в Ессентуках одна блондинка…

– Заткнись! Я не желаю слушать ни о каких блондинках, тем более что терпеть их не могу.

– Тебе больше нравятся брюнетки? Расскажи какой-нибудь случай, который произошел у тебя с брюнеткой, – задушевно попросил я.

– Я могу рассказать тебе случай про одну брюнетку, которая проломила своему одноглазому любовнику голову. Коробкой из-под сигар. Самое интересное в этой истории то, что это произошло в Никарагуа, да и вообще, оно еще не произошло, но сейчас произойдет!

– Ха! Да ты сейчас не то что коробку из-под сигар, ты собственные трусы не поднимешь, – пренебрежительно сказал я.

– Трусы не подниму, – согласилась Рита, – а вот кое-что другое – с легкостью.

И она схватила меня слабой рукой за кое-что другое.

Я напряг все свои жалкие силы и убрал ее руку.

– Ты проиграла. Давай рассказывай.

– Ну какой же ты настырный! Рассказывать-то, в общем, и нечего… Ладно. Я приехала для того, чтобы убедиться в том, что ты не придумал никаких глупостей и продолжаешь действовать в соответствии с нашими общими, подчеркиваю – общими планами.

– Понятно. Только не забудь, что так я буду действовать только до тех пор, пока наши планы будут совпадать. А потом – извини. Там уж как выйдет.

– А если говорить совершенно откровенно, – Рита сладко зевнула, – ты слышишь меня?

– Слышу, слышу, говори.

– Сейчас я скажу тебе то, что не предназначено для твоих ушей, и ты должен это оценить.

– Оценю. Но вот только есть у меня сомнение, фраерок, – я тоже повернулся на бок, и мы оказались нос к носу.

Я чувствовал на губах теплое дыхание Риты, а в ее глазах, близко-близко от меня, отражалось окно, светившееся закатными красками.

– Что за сомнение? – Рита провела пальцем по моим губам.

– А то, что это твое решение открыть мне какие-то там карты, для меня якобы закрытые, является частью общего плана психологической обработки доверчивого и несчастного меня. Что скажешь?

– Молодец. Умный мальчик, – Рита улыбнулась, – все так и есть. Но карты эти – настоящие. То, что я тебе скажу – правда.

– Валяй.

– Я должна проверить, продолжаешь ли ты быть управляемым.

– Кем? Игроками?

– Да. Теми Игроками, которые старше и главнее тебя.

– Ну и как? – поинтересовался я как мог более равнодушно, хотя на самом деле это мне сильно не понравилось.

– Продолжаешь.

– Это хорошо или плохо?

– Это хорошо.

Рита посмотрела на то место, где у меня раньше был глаз, и сказала:

– Интересно, как ты выглядел с двумя глазами…

Я пожал плечами и ответил:

– Как… Обыкновенно, как все. Но лучше без одного глаза, чем без одного яйца.

Рита в ужасе вытаращила глаза и прошептала:

– Не надо о страшном!

Я усмехнулся, а она сказала:

– Это действительно хорошо, что ты пока еще управляем. Это значит, что ты пока еще у меня есть. А если ты перестанешь быть управляем, то станешь неинтересен и бесполезен. И тогда тебя оставят, а один ты не протянешь и двух дней.

– Ладно, это я уже слышал, – поморщился я.

– Да, слышал, – согласилась Рита, – но я скажу тебе еще кое-что. Человека, который в полной мере становится Игроком, перестает беспокоить то, как Игра ведет его. Он не испытывает детских комплексов типа «как это так, я сам себе главный начальник». Он не ощущает Игру как нечто, посягающее на его свободу и волю. Он в ней.

– А ты – в ней?

– Я – в ней.

– Ну и как тебе там?

– Поверь мне, хорошо.

Я замолчал и стал переваривать то, что только что услышал.

Подскакивая на колдобинах и натужно ревя дымящими моторами, самолет медленно разгонялся. Знахарь, дон Рикардо и его приемная дочь Кончита стояли у взлетной полосы и, щурясь от ветра, рвущего на них одежду, смотрели самолету вслед. Видя, что полоса уже кончается, а самолет так еще и не взлетел, Знахарь начал нервничать, но тут старый воздушный грузовик подпрыгнул, как неуклюжая жаба, и, зацепив колесами за верхушки деревьев, поднялся в воздух, став черным силуэтом на фоне заходящего солнца.

Знахарь с облегчением выдохнул и только теперь понял, что во время разгона этого допотопного военного урода он не дышал. Зрелище было и на самом деле не для слабонервных. За самолетом тянулся шлейф сизого дыма, как за подбитым «Фоккевульфом», и Знахарь с беспокойством оглянулся на дона Рикардо, но тот и глазом не моргнул, а значит, все было в порядке.

Глубоко вздохнув еще раз, Знахарь проводил взглядом скрывавшийся за лесом самолет и, повернувшись к дону Рикардо, сказал:

– Когда смотришь на такое, сразу вспоминаешь, что жизнь быстротечна и иллюзорна. Хорошо, что Рита не видела этого взлета со стороны.

Дон Рикардо засмеялся и ответил:

– Но вы же сами летали на этом самолете, и, как мне кажется, до сих пор живы!

– Вот именно. Может быть, это мне только так кажется, а на самом деле мой труп валяется в сельве, и то, что со мной происходит сейчас – не более чем предсмертное видение.

– Да вы философ! – удивился дон Рикардо, – но тогда, если подходить строго, все, что случается в жизни, не более чем предсмертные события. Они ведь происходят перед смертью, то есть – до нее.

– Ну, дон Рикардо, это, пожалуй, вы философ, а не я, – отшутился Знахарь, – я так глубоко не копал. Во всяком случае я надеюсь, что с Ритой ничего не случится, и она долетит без приключений.

– Не беспокойтесь, Тедди. Все будет в порядке. Я летаю на этом самолете уже тридцать лет, за это время сменилось четыре пилота, а он как новенький.

– Новенький? – Знахарь захохотал, – ладно, не будем об этом.

Он посмотрел на Кончиту и, подмигнув дону Рикардо, сказал:

– Вот ваша дочка – она действительно как новенькая. А этому самолету, да и нам с вами, – один седой, другой одноглазый – пора на свалку.

Шуточка была так себе, плоская и бородатая, но Кончита скромно потупилась и прижалась большой и горячей грудью к плечу своего приемного папаши. Знахарь посмотрел на счастливое семейство и, вздохнув, грустно произнес:

– Эх, будет ли у меня когда-нибудь такая красивая и любящая дочка… Наверное, нет. Одна женщина сказала мне, что такие, как я, долго не живут. Я, конечно, стараюсь быть осторожным, но вдруг она окажется права?

– Бросьте, Тедди, – дон Рикардо обнял Кончиту за плечи, – пойдемте лучше выпьем пульке. Продолжим разговор у костра.

Держа в руке стакан с вином, Знахарь смотрел на огонь и молчал.

Все повстанцы, они же крестьяне, они же солдаты кокаиновой армии, куда-то делись, и у костра сидели только трое – сам Знахарь, дон Рикардо и Кончита.

Переведя взгляд на стакан, Знахарь несколькими крупными глотками опустошил его, крякнул и, отерев рот рукой, сказал:

– У нас, у русских, есть такая шутка. Наибольшее удовольствие человеку доставляет смотреть на три вещи. На огонь, на льющуюся воду и на то, как работают другие.

Кончита и дон Рикардо засмеялись, но Знахарь остановил их жестом и закончил:

– Поэтому лучшим зрелищем является пожар.

Теперь они засмеялись гораздо громче, а Знахарь, как и положено настоящему уважающему себя шутнику, улыбнулся углом рта и, достав сигареты, закурил.

Дон Рикардо, вытирая выступившие от смеха слезы, сказал:

– Можно поджечь какую-нибудь из хижин и получить удовольствие.

– Ну что вы! – Знахарь протестующе замахал рукой, – я совсем не это имел в виду! Да и кто будет тушить пожар? Я не вижу никого из ваших людей.

– А они уже спят, – ответил дон Рикардо, наливая всем вина, – завтра рано утром есть важные дела, и мои люди, хоть и пьянствуют все свободное время, к делам относятся ответственно.