Знак Нефертити - Вера Колочкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Буду. Вы еще вчера у меня спрашивали.
— Да, конечно. Тогда давайте так поступим… Я вас после кафе встречу и домой провожу, идет?
— Ну, это совсем необязательно. И вообще… Зачем вы со мной возитесь?
— А вот вечером и расскажу — зачем… Спасибо за кофе, за гренки, все было замечательно! Не провожайте, я сам дверь за собой захлопну… До вечера, Анна!
Ушел, оставив после себя легкий запах мужского парфюма. Она лишь пожала плечами — странный человек… И вообще — что это было? То ли ей нахамили сейчас, то ли и впрямь пытались помочь? Нет, правда, странно. Бежит по утреннему холодному городу мужчина по имени Иван, чтобы провести с малознакомой женщиной душеспасительную беседу… Делать, что ль, ему больше нечего? Интересно, кто он, чем занимается? Нужно было спросить… Хотя какая разница. Можно и без любопытных вопросов обойтись. Пройдет неделя, она исчезнет из его поля зрения… Сколько дней-то осталось? Сегодня уже среда… Стало быть, четыре с половиной…
Так, нельзя сидеть сиднем. Время бежит, вот и утро уже прошло. Надо бы в супермаркет наведаться, холодильник совсем пустой. И на ужин Антошке что-то сварганить… А между делом переосмыслить, пережевать постулаты из той самой душеспасительной беседы. Как он сказал — развернуться в обратную сторону, пойти к истокам греха…
Переодеваясь в спальне, чтобы выйти в супермаркет, глянула на папирус с профилем Нефертити, висящий на стене в рамочке. Эх ты, красавица, я ж так гордилась… И шею так же старалась тянуть, и подбородок держать… А ты, вон, с носом картошкой. Да, нужно, кстати, картошки купить, не забыть…
Так и протекло время до вечера — в хлопотах по хозяйству. В сторону переосмысления и душеспасения мысли почему-то не двигались. Как только представляла себе мамино лицо, останавливались на полдороге, сбивались в хаос. Да, Иван прав, надо себя заставить, надо… Но не заставлялось почему-то, хоть убей! Трудно это. Так же трудно, как остановить идущий на полной скорости поезд. Слишком уж громко скрежещут тормоза, и вообще… Страшно сойти с рельсов. И страшно думать в другую сторону. Наоборот, тянет уголька привычных обид в топку подбросить, чтобы летел поезд дальше. Только вопрос — куда…
Даже в кафе, когда вышла на сцену и уселась на ступеньки, не получилось настроиться на романтический лад. Нет, пела, конечно, с удовольствием, но в зал почти не смотрела. То есть будто сама с собой разговаривала, и голос звучал тихо-тревожно и немного с надрывом. А когда запела алябьевскую «Нищую», даже чуть не расплакалась…
Какими пышными хваламиКадил ей круг ее гостей…
Нет, вовсе она не соотносила свою жизнь с этими строками. Просто под настроение пришлись. Видно, и посетителям кафе понравились — так дружно захлопали, когда улетели в маленький зал последние трагические аккорды:
Она все в жизни потеряла!..
Хорошо, что Ивана в кафе нет. А то бы, наверное, посмеялся над ее слезливой сентиментальностью. Сказал бы — себя жалеете, Анна… Вместо того, чтобы в изначальную точку греха двигаться — себя жалеете… И был бы прав. Жалость к себе — тот же уголек в топку бегущего на всей скорости поезда. Да, легко это все понимать, но так нелегко потянуть на себя рычаг тормоза!
Он встретил ее после кафе, как и обещал. Правда, припоздал немного. Вышла на крыльцо, а его нет… Даже растерялась поначалу. И, что греха таить, огорчилась. Стояла, оглядывалась, переминалась с ноги на ногу, как неприкаянная барышня, пока в свете фонаря не нарисовался знакомый силуэт.
— Простите, Анна, немного не рассчитал. Давно ждете?
— Да я и не собиралась ждать, бог с вами. Я только что вышла.
— Ну, вот и славно. Идемте. И возьмите меня под руку, а то опять поскользнетесь.
Молча вышли на освещенную улицу, она глянула в его усталое лицо. Боже, какая сосредоточенность. Идет и думает о чем-то своем, не имеющем к ней никакого отношения. Ушел в себя, и поминай, как звали. Зачем тогда провожать пошел? Не больно-то и хотелось…
— Вы, наверное, очень устали, Иван?
— Что? А, да, устал… Но это неважно.
И снова молчит, думает о чем-то своем. Так и до дома будут идти молча, что ли? Ладно, придется самой его тормошить…
— Так все-таки… Зачем вы со мной возитесь, Иван?
— Что?
Повернул к ней голову, глянул с удивлением. Под соусом этого удивления и вопрос прозвучал как посыл к некоторому с ее стороны кокетству. Фу, даже кровь к щекам прилила, так неловко стало.
— Утром, когда уходили, Иван, вы обещали… — начала вдруг пояснять неловко.
— Что я обещал?
— Да очнитесь, Иван! Вы мне обещали вечером на этот вопрос ответить! А сами идете и молчите! Я вас не обязывала меня провожать, между прочим! Вы сами напросились!
— Ах да, конечно! Простите, Анна. Я все еще от работы не могу отойти, весь день за компьютером провел, заказную статью сочинял.
— Вы журналист?
— Нет, что вы, бог обнес…
— А что за статья?
— Да это так, для одного дела нужно было.
— Понятно. Не хотите говорить, не надо. Я не любопытная. И все-таки зачем вы со мной возитесь? Надеюсь, это не эпизод неких психологических исследований?
— А что, я похож на психолога?
— Нет, не похожи. Хотя… Да кто вас разберет! Может, вы диссертацию пишете? Выискиваете всякие занятные прецеденты, исследуете… А что, бывает! Я недавно, например, фильм с таким сюжетом видела! И меня вот тоже вывели на откровенность… Зачем? Есть же у вас какая-то цель?
— Хм… Хм! У вас слишком сильно развито воображение, Анна. То я маньяк, то психолог-экспериментатор… Вы уж определитесь как-нибудь.
— И все-таки… Вы не ответили.
— Да уж, окрутило нас всех трудное время настороженностью. За обыкновенным добрым посылом уже черт знает что разглядеть пытаемся…
— Значит, у вас ко мне просто добрый посыл?
— Ну да. А что в этом такого? На любого человека может в одночасье накатить благое желание — просто помочь другому человеку. Да и вообще… — поднял он глаза к небу, — может, и мне зачтется когда-нибудь… Так сказать, авансом за земные грехи…
— А у вас что, много грехов?
— Много, Анна. Много. Вот вы утром про себя сказали — моральный урод, мать не люблю. А я про себя могу сказать, что я еще более весомый моральный урод… Только я урод кающийся, а вы еще нет.
Она вдруг немного струсила — слишком уж горестно-серьезно у него все это прозвучало, без привычной легкой насмешливости. Даже растерялась как-то. И ничего лучшего не нашла, как проговорить неуклюже:
— А вы расскажите, Иван… Возьмите да расскажите… Как вы мне утром советовали — облачайте свои грешные думы в слова, не стесняйтесь.