Пейтон-Плейс - Грейс Металиус

«Я люблю его! — Кричала про себя Эллисон. — Я люблю его, а он разбивает мое сердце».

— Нет, — сказала она. — Совсем нет. Просто надо же было с кем-нибудь пойти.

Норман неумело кружил Эллисон.

— И все равно, — сказал он. — Это свинство с его стороны — оставить тебя с мисс Тронтон и уйти с Бетти.

«Пожалуйста, Господи, пожалуйста», — молила Эллисон.

Но оркестр продолжал играть, ладони Нормана прилипли к ее ладоням, ярко светили прожектора, в голове стучали молотки.

Бетти за руку вела Родни через темную автостоянку у средней школы. Машина Джона Пилсбури была припаркована под деревом чуть в стороне от остальных. Бетти открыла дверцу и залезла на заднее сиденье.

— Шевелись, — шепнула она, и Родни следом за ней влез в машину Пилсбури.

Бетти быстро нажала кнопки на всех четырех дверцах, закрыв их, и расхохоталась.

— Ну, вот и мы, — сказала она, — как горошинки в стручке.

— Давай, Бетти, — шептал Родни. — Ну, давай.

— Нет, — капризно отвечала Бетти. — Не буду. Я обижена на тебя.

— О, Бетти, ну перестань. Не будь такой. Поцелуй меня.

— Нет, — сказала Бетти, откидывая назад голову. — Иди целуйся с костлявой Эллисон Маккензи. Ты ведь ее пригласил на танцы.

— Не злись, Бетти, — умолял Родни. — Я ничего не мог сделать. Я не хотел этого. Отец меня заставил.

— А так бы ты пошел со мной? — смягчаясь, спросила Бетти.

— Я бы? — выдохнул Родни, и это был не вопрос.

Бетти положила голову ему на плечо и пробежала пальцами по лацкану пиджака.

— И все равно, — сказала она, — я думаю, это подло с твоей стороны — пригласить на танцы Эллисон.

— О, перестань, Бетти, не будь такой, поцелуй меня немножко.

Бетти подняла голову, и Родни тут же прижался губами к ее губам. Кроме нее, думал Родни, никто так не целуется. Она целуется не только губами, она целует и языком, и зубами, и в это время издает горлом какие-то звуки, а ногти впиваются тебе в плечи.

— О, милая, милая, — прошептал Родни, и это все, что он успел сказать до того, как ее язык снова оказался у него между зубов.

Бетти вся дрожала и извивалась, а когда он нащупал руками ее грудь, она застонала, как будто ей было больно. Бетти постепенно съезжала вниз по сиденью, пока не легла, и только ее ноги не касались его. Родни, не отрывая от нее своих губ, пристраивался рядом.

— Он встал, Род? — она, задыхаясь, извивалась под ним. — Он хорошо стоит?

— О да, — шептал Родни, он был уже не в силах что-либо говорить. — О да.

Не сказав больше ни слова, Бетти сдвинула ноги, оттолкнула Родни, открыла дверь и выскочила из машины.

— Теперь иди и засунь его Эллисон Маккензи, — крикнула она ему. — Иди к девчонке, которую пригласил, и кончай с ней!

Родни не успел восстановить дыхание и что-нибудь ответить, а Бетти уже шла через стоянку в спортзал. Он попытался выбраться из машины и побежать за ней, но ноги были как ватные, и он, ругая Бетти на чем свет стоит, повис на открытой дверце.

— Сука, — прохрипел он любимое словечко отца. — Чертова сука!

Родни рыгал, цепляясь за дверцу машины, пот градом катился по лицу.

— Сука, — сказал он, но это не помогло.

Наконец он выпрямился, вытер лицо носовым платком и порылся в карманах в поисках расчески. Ему еще надо было вернуться в спортзал за этой проклятой Эллисон Маккензи, — отец заедет за ними в полдвенадцатого.

— Ах, ты — грязная сука! — задыхаясь, сказал он отсутствующей Бетти. — Ты — вонючая, грязная, чертова сука!

Он попытался найти еще какие-нибудь слова в адрес Бетти, но ничего не лезло в голову. Чуть не плача, Родни начал расчесываться.

Через плечо Нормана Эллисон увидела, что в зал вернулась Бетти, одна.

«О, Господи, — подумала она, — вдруг он один ушел домой! Что я буду делать?»

— Пришла Бетти, — сказал Норман. — Интересно, что случилось с Родни?

— Он, наверное, в курилке, — сказала Эллисон, которая уже не могла совладать со своим голосом. — Пожалуйста, Норман, давай сядем. У меня болят ноги.

И голова тоже, подумала она. И живот. И руки, и ноги, и спина, и шея.

В четверть двенадцатого она увидела, как в зал вошел Родни. Эллисон почувствовала такое облегчение, что уже не могла злиться. Вернувшись, он спас ее честь, он не оставил ее, она не пойдет домой одна. Кажется, он плохо себя чувствует. У него красное, распухшее лицо.

— Ты уже готова уходить? — спросил он Эллисон.

— Если ты готов, — не очень вежливым тоном ответила она.

— Мой отец уже приехал, так что мы можем идти.

— Ну, тогда пошли.

— Я возьму твое пальто.

— Хорошо.

— Может, хочешь сначала потанцевать?

— Нет. Нет, спасибо. Я так много танцевала весь вечер, ноги просто отваливаются.

— Ну, я возьму твое пальто.

«Вот так-то, — подумала мисс Тронтон. — Доблестная — это определение для Эллисон».

— До свидания, мисс Тронтон. Вечер был чудесный.

— До свидания, дорогая, — сказала мисс Тронтон.

ГЛАВА XXVII

Двадцатое июня было для мисс Тронтон самым тяжелым днем в году. Это был день выпуска, и к его концу она чувствовала радость, сожаление и слабость одновременно. Церемония окончилась, и мисс Тронтон сидела в аудитории, счастливая от того, что все ушли и она наконец осталась одна. Скоро придет со своими швабрами и ведрами Кенни Стернс и начнет наводить здесь порядок, но на эти несколько минут все стихло. Мисс Тронтон устало огляделась вокруг.

Наскоро сделанные деревянные скамьи, сколоченные как трибуны на стадионе, возвышались на пустой сцене. Еще совсем недавно они были спрятаны под белыми юбками тридцати двух девочек и черными брюками сорока мальчиков, которые в том году закончили начальную школу и перешли в среднюю. Только три смятых программки и одна потерянная перчатка напоминали о том, что несколько минут назад на этих скамьях сидели школьники. К черному бархатному занавесу за скамьями были приколоты высокие буквы из золоченого картона: КЛАССЫ ВЫПУСКА 1937 — ВПЕРЕД! В какой-то момент этого вечера девятка отцепилась от занавеса и висела теперь под кривым углом, придавая комичный вид тому, что организовывалось с предельной серьезностью.

Может быть, подумала мисс Тронтон, кому-нибудь со стороны весь вечер покажется комичным. Конечно, попытки скрипучего оркестра школы Пейтон-Плейс исполнять музыкальные произведения на профессиональном уровне имеют свои комичные аспекты.

Да, думала мисс Тронтон, многим, особенно декану Смит-колледжа, это покажется смешным.

Но мисс Тронтон это совсем не забавляло. Когда семьдесят два ученика, и среди них сорок, которых она учила весь год, встали и хором запели: «Альма матер, тебе поем нашу песню», мисс Тронтон переполняли чувства, которые кто-то мог назвать «сентиментальными», а те, кто помоложе, из «бестактного поколения», возможно, назвали бы «банальными». Выпуск для мисс Тронтон — время грусти и время радости, но в большей степени для нее это было время перемен. В этот вечер перемены для мисс Тронтон заключались не только в простом переходе из одной школы в другую, — она относилась к этому как к концу эпохи. Слишком многие се девочки и мальчики переставали быть детьми в этот вечер. С ее места в зале, в первом ряду, они выглядели такими выросшими и изменившимися. У многих из них, чтобы насладиться последними днями детства, впереди оставалось только одно лето. Осенью они станут старшеклассниками и уже будут считать себя взрослыми. Мисс Тронтон слышала, как Родни Харрингтон говорил о том, что он провалился в Нью-Хэмптоне, так, будто он избежал Дартмура, а не частной приготовительной школы, и еще она слышала, как многие девочки жаловались, что родители не отпустили их в летний лагерь.