Волчий корень - Юлия Игоревна Андреева

же с мужем из Москвы выслали и велели в имении сидеть неотлучно, потому как показания мои могут понадобиться. — Она вздохнула. — Так что опоздал ты с бисером бирюзовым. Спеши в Покровский монастырь, там заточил изверг нашу Соломонию.

— Какая такая отметина? — Юрий Сигизмундович тронул бабушку за рукав, но та только плечами повела, и он был вынужден убрать руку.

— Ясно какая — волчья. — Она развела руками. — Коли человек от Бога отошел, коли отрекся, то спустись к нему с неба ангел, да хоть все небесное воинство, не увидит. Потому как, отрекшись, сам себе назначил видеть бесовское да дьявольское. — Не обращая более внимания на гостей, Настасья занялась своими нитками.

Волков поклонился старушке и, бросив взгляд на застывших в дверях побратимов, вышел из горницы.

Есть никто не хотел. Точно во сне Волков проследовал в горницу, которую хозяева выделили для гостей, грузно опустился на деревянное, застланное вязаными покрывалами старое кресло.

— Почему мой крестный был в доверенных у великой княгини? — спросил он в пустоту и тут же Замятня брякнулся рядом с ним на колени.

— Так потому, что Волковы и Сабуровы в родстве. Ты не знал, что ли? Его потому в охрану при великой княгине и поставили, что он вроде как ей брат троюродный. Родня завсегда вместе. Друг за друга горой. Поедем ко мне домой, я тебя с дочкой познакомлю, Соломонией зовут, она у меня хоть маленькая еще, но, дай срок, вырастет. Я тебе как Господу Богу верю. Если завтра меня казнят, ты дитя мое спасешь. Забери ее, Кудесник, забери кровиночку мою, ты ведь ее не обидишь. Я тебя лучше знаю, чем ты сам себя знаешь.

— Если у царя было худое семя и он не мог быть отцом сына Соломонии, — Булыга говорил полушепотом, но все слышали, — не мог и знал об этом, стало быть, не было у него особенного резону выблюдка из монастыря забирать.

— Так он сам же хотел привести в опочивальню к своей жене другого мужчину, Соломония просто выполнила его волю. — Хряк сел на лавку напротив Волкова.

— Соломония не выполнила его волю. Она отказалась возлечь с тем, на кого указал ее супруг, а потом вдруг сообщила, что беременна. Что он должен был подумать?

Что она запоздало все же решилась исполнить приказ, но только выбрала для этого своего человека.

— А единственным человеком, которому она доверяла, был твой крестный, — помог Митка. — Получается, что у Соломонии родился сын от твоего крестного. Но тогда он никакой не царевич и не представляет опасности для государя! Можем ехать с докладом. Дело раскрыто!

— Он не царевич, а кто тогда царевич? — грустно хмыкнул Волков. — В смысле, если великий князь не мог иметь детей, то ни первая, ни вторая жена родить от него ребенка не могли. И тогда вопрос: законен ли нынешний государь?

— Свят, свят, чур меня. — Митка замахал руками.

— Что же это получается, царевич Георгий от Соломонии не сын государя, но и Иван Васильевич не его ребенок. — Томило оправил красивые кудри. — С другой стороны, если есть два царевича от двух великих княгинь, и оба выб… бастарды, право на стороне старшего, потому как он первый родился и потому как второй брак… Потому как в верных семьях свято хранили ответ инока Вассиана великому князю Василию III на его вопрос о возможности развода с супругой. — Томило откашлялся и произнес по памяти: — «Ты мне, недостойному, даешь такое вопрошение, какого я нигде в Священном Писании не встречал, кроме вопрошения Иродиады о главе Иоанна Крестителя». Потому как святая церковь никогда прежде не признавала разводов.

— Стойте, стойте. Вы говорите так, словно царевич Георгий уже у вас в руках, — вылез вперед Семейка. — Но на деле нет никакого царевича Георгия, а есть бабий треп и ничего больше. Вышедшая из ума старуха плетет невесть что. Да пригласи ты ее в суд, она даже не вспомнит, что сегодня рассказывала. И сродники ее подтвердят, что старая не в себе.

— Согласен. Сведений, прямо скажем, маловато. Я бы еще попробовал найти вторую женщину, получившую письмо Соломонии.

— А смысл, не лучше ли просто доложить, что никакого Георгия у великой княгини не рождалось, Соломония была бесплодной, оттого сама ушла в монастырь, предоставив венценосному супругу полную свободу. — Томило побледнел, косясь на Волкова. — Ты слышишь, Старшой? Никаких детей у нее двадцать лет не было и после не появилось. А что было? — Он на секунду задумался. — Был бабий бунт, те женщины, что вместе со своей госпожой оказались сосланными, начали воду мутить и в Москву писать, с тем чтобы великий князь обратил свой взор на бывшую супругу. Чтобы вернул ее, а заодно и их ко двору. Детей не было, или, если хотите, какая-нибудь монашка согрешила и потом ее из монастыря за то выгнали. Но при чем здесь великая княгиня? Что у нас на нее есть? Бирюзовый бисер, которым расшит сапожок и рубашечка? Да когда у тебя целый сундучок этого добра, неужели ты не поделишься? Кстати, я видел Покров святителя Леонтия Ростовского, над которым трудилась Соломония. Золотом он вышит, янтарем, жемчугом, но ничего бирюзового в нем нет.

— Это потому, что покров сей Соломония вышивала за десять лет до развода, а, если Настасье верить, то Волков привез бисер буквально перед ее отправкой в монастырь. — Парировал Замятня.

— Что же, подводим итог. — Волков чувствовал себя не просто уставшим, а необыкновенно старым. — Нужно ехать в Москву, допрашивать последнюю свидетельницу, если, конечно, та еще жива, разузнать о Немчине, Максиме Греке. Открыть тайную комнату Соломонии, дабы произвести там обыск. До тех пор, пока мы всего этого не сделали, если, конечно, спросят, что да как, отвечать уклончиво, мол, слишком мало данных. И скорее всего, никакого младенца не было, а если и был, к Соломонии Сабуровой отношения не имеет.

Глава 13

ТАЙНАЯ КОМНАТА СОЛОМОНИИ

Едва оказавшись в Москве и наспех переведя дух и помывшись с дороги, Волков заторопился в царские палаты. Алены в доме не оказалось; по словам прислуги, хозяйская полюбовница исчезла вскоре после того, как Юрия Сигизмундовича вызвали в Суздаль. Скорее всего, Малюта сообразил, что Волков догадается, кто шпионил за ним в доме, и поспешил забрать подлюку, дабы та не попала под горячую руку. Меж тем злость на скуратовскую шпионку уже прошла, а без мерзавки в доме было пусто. Теперь ничто уже не держало его в этих стенах, и, горько вздохнув, он направился к Кремлю.

До прихода