Бог войны - Мэтью Стовер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — ответил Зевс еще более злым тоном. — Он разрушает слишком много моих святынь. Такое ощущение, что намеренно выбирает их. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Ведь его главная цель — твои почитатели, Афина.
Богиня лишь сердито посмотрела на отца.
— Ах, мой господин и отец, — весело вмешался Гермес. — Уж ты-то пока только изящно выигрываешь от этой переделки.
Афина пристально посмотрела на Гермеса.
— Что ты имеешь в виду? — загремел Зевс, и в бороде заплясали молнии.
— А разве Кратос не твой смертный? — спросил Гермес, потихоньку упархивая вверх — похоже, оробев.
Он глянул на Афину в поисках поддержки, но тщетно — ее волновало, что Гермес мог догадаться, зачем Кратос отправился в пустыню Потерянных Душ, и рассказать об этом Аресу, просто чтобы разогнать скуку, вызвав очередную неприятность.
— Он любимчик Афины, а не мой, — отозвался Зевс.
— Да, конечно. Я ошибся, предположив, что ты помогаешь ему. Однако кто-то в Афинах стреляет в подручных Ареса молниями, похожими на твои.
— Ты точно это знаешь или опять потихоньку клевещешь, пытаясь настроить одного бога против другого? — спросила Афина.
— Ты обвиняешь меня — меня! — в разжигании гражданской войны на Олимпе. Никогда! — воскликнул Гермес и снова повернулся к Зевсу. — Мой господин, я твой верный подданный и сын! Я никому не желаю зла, я лишь держу всех в курсе.
— И в тонусе, — добавил Зевс. — Ты пойдешь на все, чтобы не заскучать.
Гермес кивнул и улыбнулся. Взлетев повыше над волшебной чашей, он глубоко поклонился в воздухе.
— Моя преданность не знает границ, о владыка. Повелевай, — серьезно произнес посланник богов, выразительно взмахнув рукой.
— Очень хорошо. — Зевс скрипнул зубами. — Отправляйся к Аресу и скажи, чтобы он перестал уничтожать мои храмы и паству.
— К Аресу? — На лице Гермеса отразилось такое смятение, что Афина с трудом удержалась от смеха.
Вдруг она осознала всю серьезность положения. Арес никогда не пойдет навстречу желаниям Зевса. Более того, он с удвоенной энергией примется убивать не только ее последователей, но и почитателей Громовержца.
— Отец, Гермесу необязательно отвлекать Ареса. Бог войны лишь следует своей природе. — Серые глаза Афины встретились с почерневшими очами Зевса и выдержали их взгляд.
Если владыка Олимпа отправит Гермеса с этим поручением, тот непременно пронюхает о Кратосе и ящике Пандоры. Афина слишком хорошо знала посланника богов: он не откажет себе в удовольствии тонко намекнуть Аресу, что знает кое-что, чего не знает сам бог войны. А в следующую секунду Арес узнает все, что она так хотела от него скрыть.
«Ящик Пандоры, — повторяла про себя Афина. — Кратос должен найти его прежде, чем Арес почувствует опасность».
Следующие слова Зевса поразили богиню и обрадовали Гермеса.
— Не нужно ничего сообщать Аресу, — распорядился Громовержец.
— Я могу быть полезен чем-нибудь еще, отец мой? — пролепетал Гермес, довольный полученной отсрочкой.
Обычно его, не вникавшего в суть дела, подобные распри забавляли, но не в случае с Аресом, который был готов убить всякого, даже посланника, вопреки запрету Зевса.
— Отец, — заговорила Афина, тщательно подбирая слова, — больше всех от гнева моего брата страдают смертные. Если бы Гермес предупредил наших жрецов и жриц, подсказав им, где лучше скрыться, они могли бы спастись.
— Ну, тогда приступай, — велел Зевс Гермесу. — А я посмотрю, чем дело кончится, — проворчал он, поглаживая бороду, и обратился к Афине: — Дочь моя, ты, часом, не подстрекаешь ли своего брата к тому, чтобы он губил мои святыни, тем самым унижая меня самого?
— Нет, отец, что ты! Я бы никогда не приложила руку к разрушению собственного города!
— Даже ради спасения своего любимого смертного?
— Мне нет дела до Кратоса, — проговорила Афина, изо всех сил стараясь казаться совершенно спокойной.
Опасаясь, что Арес начнет охоту за Кратосом, она вместе с тем не хотела, чтобы за ним следил Зевс. Поди угадай, как владыка Олимпа отреагирует на то, что ее смертный собирается убить не просто какого-то бога, а самого Ареса, родного сына Зевса.
— Ступай же, — приказал Зевс Гермесу громовым голосом.
Посланник богов сделал круг по залу, чтобы набрать скорость, и крылатые сандалии унесли его в облака над Олимпом.
— Я думал, он никогда не уйдет, — произнес Громовержец, с довольным видом опускаясь на трон. Когда он снова посмотрел на дочь, его взгляд был торжественно серьезен. — Я не хотел говорить этого при Гермесе, ты знаешь, как он болтлив, но я беспокоюсь за тебя, Афина. Арес нанес тебе колоссальный ущерб. Еще неделя или две, и ты останешься без почитателей.
— Он выиграл битву, но я это предвидела, — вздохнула богиня. — Зато я по-прежнему могу выиграть войну.
Она взглянула на отца, надеясь уловить хоть намек на желание помочь.
— Можешь ли? — спросил Зевс с грустью. — Я верю в твои силы, дочь моя, но до сих пор ты даже не попыталась нанести ответный удар.
Афина понимала: если она сознается в бездействии, Зевс начнет что-то подозревать, ибо это так не похоже на нее. Но волнение в голосе отца казалось искренним, и богиня решилась. Конечно, она опасалась, что отец начнет мешать Кратосу, узнав о том, что смертный способен убить бога. Но был шанс, что Зевс не станет препятствовать ее отважному герою или даже поможет ему.
— Скоро ситуация изменится. — Афина покосилась на колесницу Гелиоса, застывшую в вечном летнем олимпийском зените. — Если все идет по плану, то мой афинский оракул только что отправил Кратоса в пустыню Потерянных Душ.
— А что ему там делать?
Афина снова замолчала, зная, как силен ее отец, и опасаясь его возможной реакции. Затем набросила на себя покров уверенности и назвала то, что открылось оракулу в предсказании, и то, за чем отправился Кратос.
— Ящик… — повторил дрогнувшим голосом Зевс.
— Да, отец, — подтвердила Афина с мрачным удовлетворением. — Ящик Пандоры.
Глава пятнадцатая
Кратос блуждал по ослепительно-белой пустыне, не зная, куда идти.
Глаза слезились так, что если бы не песок во рту и не забившая нос пыль, то он бы уже давно плавал в море слез. Наклонив голову, спартанец упорно шагал вперед. Он надеялся на успех, хотя прекрасно понимал, что из бесконечного множества направлений верное только одно.
Впрочем, даже в этом спартанец не мог быть уверен.
Прорицательница вызвала к жизни картины, преследовавшие его в кошмарах, и отвращение от увиденного было ясно написано на ее прекрасном лице. Вполне вероятно, что она решила навсегда избавить человечество от такого злого и безнравственного смертного, каким Кратос знал себя. Потому и послала его в эту ужасную пустыню на верную погибель.