Паразитарий - Юрий Азаров

— Отлично, мой Норбан. Отлично. Нам нужны такие слухи. А что говорит еврей Иосиф?

— Он выступает с речами, доказывая, что не было в Риме более умного императора. Бог и Владыка Домициан, говорит он, дал гражданам римским и всем проживающим в империи свободу и демократию, справедливость и гласность. Каждый может говорить то, что ему вздумается. Население страны получило должное количество хлеба и зрелищ, мяса и вина, хорошие законы и дисциплину, теперь остается только повиноваться и жить в покое и тишине, и у народа только две просьбы, чтобы сенаторы не слишком жирели, а сборщики податей не брали бы слишком больших взяток. При Домициане, доказывает он, на душу населения приходится слишком много часов сна, удовольствий, хлеба и вина, не как тогда, когда была демократия сената.

— А кто изнасилует весталку?

— Два грека, три еврея и четыре армянина…

— Успеют за ночь?

— Успеют, мой Бог и Владыка.

— Важно, чтобы были прямые доказательства, что насилие организовано вождями оппозиции Лигарием и Васалием. Первый — кровопийца Испанской провинции, а второй выкачал все богатства Фракии и Месопотамии. Надо подготовить сенат, чтобы они потребовали казни этих злодеев.

— Сенат настроен против них.

— И народ надо настроить.

— Триста распространителей слухов, шестьсот подстрекателей и двести пятьдесят скандалистов заброшены на базары, площади, дороги и предместья Рима — молва о злодействе сенаторов, греков и евреев мигом разнесется по всему свету. Сейчас уже слухи охватили пол-империи. Сейчас, даже если бы мы пожелали спасти Лигария, ничего бы не получилось. Он приговорен самой пророчицей Сивиллой.

Не успел Домициан проводить Норбана, как вошел министр финансов Регин.

— Какие новости, мой еврей? — спросил император.

— Творится невероятное, мой Владыка и Бог! Самые невероятные слухи ходят по Риму. Говорят о погромах на правом берегу Тибра.

— Кто распускает слухи?

— Неизвестно, мой Владыка и Бог.

— Может быть, Лигарий?

— Вполне возможно. Он всегда был юдофобом!

— Говорят, у него неплохая ювелирная мастерская…

— Прекрасная мастерская. Всю жизнь я мечтал о такой мастерской.

— Еще какие слухи, мой еврей?

— Все мечтают о диктатуре. Только она может помочь каждому сохранить жизнь.

— Еще какие слухи?

— О злодействе сенаторов все говорят. Говорят, убили трех римских воинов, нанесли по двенадцать ножевых ран.

— С какой целью убили?

— Говорят, настроить армию против народа.

— А о весталках ничего не говорят? — улыбнулся Домициан.

— Ничего, мой всевидящий Бог и Владыка, — робко ответил Регин.

76

Надо сказать, что не только Летона, но и другие богини протестовали против ошкуривания женщин. И, надо сказать, добились многого: по их настоянию кожу женщин прокалывали предметами, сжигали вместе с телом или закапывали в землю. Эта практика, надо сказать, сохранилась и по сей день, за что все народы благодарны Летоне и ее прекрасным подружкам.

Летона сама явилась к афинянке Лидии, а затем к римлянке Корнелии и благословила их на мученическую смерть. Особенно ее поразила весталка Корнелия, которую обвинили в осквернении храма. Как же прекрасна была тогда Корнелия! Какая нежная кожа была у нее! Как светилась кожа и какой аромат исходил от нее! Даже простые смертные, как-то: колбасник Гелий, торговец шерстью Гилон и родственник Лигария Суэций, упали в обморок, когда мельком увидели опечаленную Корнелию. Очнувшись, они решили собственными глазами посмотреть, как знатные паразиты расправляются с такими невинными созданиями, как юная Корнелия. И в теплый весенний день они направились к Аппиевой площади…

77

В теплый весенний день, когда над Римом висело ласковое нежаркое солнце, а маслины уже вовсю цвели, на Аппиевой площади в тени у разграбленного дома Лигария сидели несколько воинов, колбасник Гелий, торговец шерстью грек Гилон и дальний родственник вольноотпущенника Лигария Суэций. Они мирно беседовали, подтрунивая над воином Клавдием:

— У тебя на груди такая грязь и такая шерсть, что никаких доспехов не надо.

— Откуда могут взяться новые доспехи, когда все оружие продано парфянам.

— Кто продал?

— Известно кто. Евреи. Этот министр Регин всю страну скоро продаст, и ему ничего не будет.

— Говорят, что Лигарий сознался — это он продал оружие.

— Сознаешься, если станут тебя поджаривать на вертеле.

— Весь правый берег Тибра вырезали. Ты хоть поживился бы там, Клавдий!

— Как только греки и армяне перерезали всех евреев, мы стали наводить порядок, убирать трупы и рыть могилы. Я, конечно же, кое-что попытался унести, да не тут-то было: отняли у меня все домициановы паразиты: говорят, казна пустая!

— Что творится в империи! Ничего не пойму!

— Меня интересует только один вопрос: стихийно все это возникло или кто-то организовал? — спросил вдруг молчавший Суэций.

— А кто может организовать? Домициан в Колизее сказал: надо дать отпор оппозиции — это они устроили бесчинства и посеяли смуту!

— Подлецы! Мало им богатств, доставшихся по наследству.

— Скажи: мало они награбили! Меня от одного слова «паразит» в дрожь бросает. Кровопийцы они, а не паразиты! — это грек Гилон сказал с горькой усмешкой. — Как спастись в этом кровавом аду, вот главный вопрос.

— Нет и не будет спасения, — подытожил колбасник Гелий. — Мне уже сказали, если я не сделаю на шестьсот сестерциев колбас, то с меня сдернут шкуру. А из чего я буду делать колбасы, если нет ни мяса, ни жира, ни кишок? Разве что из приконченных евреев или из недобитых патрициев, чтоб им белого света не видать!

— Кажется, началось. Пошли послушаем сенатора Цецилия.

Цецилий, только что вернувшийся из курортной Байи, где у него была прекрасная вилла на берегу моря, выглядел помолодевшим и бодрым. Он кричал в толпу:

— Владыке и Богу Домициану известно, что мы его любим и готовы отдать за него жизнь. И потому мы не потерпим тех, кто думает только о себе, не заботясь о вечном городе, об императорской казне, о славе доблестных римлян! Корнелия совершила кощунственные поступки, она в праздник Доброй Богини распутничала с римлянами, евреями и армянами! Она осквернила очаг богини Весты, и коллегия пятнадцати квимдецимвиров, самых достойных паразитов императора, вынесла ей довольно мягкое решение — замуровать живьем в подземелье. А я считаю, что не на ивовой плетенке ей надо умереть, а на арене цирка, пусть ее шкуру при всех разорвут голодные шакалы — это и будет достойная смерть!

— А доказательства? Доказательства, что она совершила преступление?

— Есть доказательства. Вот таблички, на которых написаны признания ее любовников.

— Пусть выйдут сюда эти любовники! Пусть признаются прилюдно.

— Они мертвы. Они оказались трусами и покончили с собой! Они не могут выйти…

И вдруг, о боги! Никогда такого не было, на колеснице показался сам император. Он кричал:

— Прекратить казнь! Нужны доказательства! Дайте римлянам доказательства!

О, справедливый Государь и Бог, как же ты вовремя явился перед своими гражданами. А Домициан между тем говорил Норбану:

— Чтобы сегодня к вечеру были доказательства, чтобы завтра на утреннем представлении эти доказательства были предъявлены народу.

И вот тогда целую ночь пытали Лигария, поставив ему условие: если согласится он взять на себя всю вину по делу Корнелии, то часть его имущества оставят семье, оставят и виллу, а его не предадут позорной казни, а дадут умереть, как честному римлянину, как патрицию: ему во время пиршества среди близких опытные врачи вскроют вены и вечный сон наступит, как прекрасное освобождение.

— Но меня даже в Риме не было, когда обольстили Корнелию.

— Какое это имеет значение: был ты в Риме или не был? Сейчас важно одно — спасешь ты свою шкуру или нет.

И Лигарий согласился. Лигарий был счастлив предстать перед народом. Счастлив был прославить императора. Он говорил:

— Нет и не может быть никогда такого великого государства, какой является Римская империя. Нет и не может быть такого великого государя, каким является Владыка и Бог Домициан. И у каждого римлянина нет большего счастья, чем умереть во славу родины. Мне, Лигарию, выпала нелегкая доля: я совершил преступление, позорящее Рим. Не должно быть мне пощады. Единственная моя просьба к императору: позволь мне, наш Бог и Владыка, умереть с устами твоего имени: Домициан!

Ему позволили…

78

Утром, когда я уже сел за работу, ко мне постучали. Это была Анна.

— Я знаю, — сказала она. — Вы занимаетесь правами человека. Может быть, и это вам пригодится. — Она передала мне письмо, которое, к моему удивлению, было адресовано мне. Письмо было написано Александром Кончиковым из Коми АССР. "Я живу в Коми АССР и работаю в гараже поселка Мешура. В обеденный перерыв я и другие поселенцы, работающие в гараже, пришли в столовую. Туда зашел капитан Панченко и приказал всем уйти, т. к. эта столовая для вольных, а не для нас, 'негров'. Я нигде не слышал про такую обезличку рабочего человека и возмущался больше всех. Панченко сказал, чтобы я сел в машину (он на самосвале ехал в пос. Седьюдор). Я подчинился. Отъехав от пос. Мешура 2–3 км, Панченко приказал шоферу остановиться, после чего, выкинув меня из кабины, стал избивать. Помогал ему прапорщик Педченко. От сильного удара ногой по почкам я потерял сознание. Они закинули меня в машину и поехали в пос. Седьюдор. Встать я не мог от сильной боли в боку. Меня унесли в штрафной изолятор".