Валуа. История французских королей - Лепенан Александра

Королева-регентша попыталась восстановить мир с гугенотами, подписав 19 марта 1563 года Амбуазский договор, который предоставлял свободу вероисповедания, – правда, только для дворянства.

В 1570 году был подписан мирный договор – Сен-Жерменский эдикт, который предоставил протестантам несколько убежищ, в частности упомянутую крепость Ля-Рошель. По этому случаю королева решилась на брак своей дочери Маргариты с гугенотом Генрихом Наваррским, чтобы увеличить шансы примирения и поддержать в долгосрочной перспективе династию Валуа.

Генрих Наваррский был сыном Антуана де Бурбона и Жанны д'Альбре, он был выше по положению, чем обычные «принцы крови» – родственники королевской семьи. Генрих Наваррский вполне мог по праву наследования взойти на французский трон, если бы правящая династия Валуа угасла, что было весьма вероятно. Молодой Генрих рос в протестантской вере, что вызывало ужас и тревогу у многих набожных католиков.

Внутри своей семьи Екатерина Медичи не могла найти покой и доверие. Ее дети враждовали друг с другом: ненависть нового короля Карла IX по отношению к его младшему брату Генриху, более блестящему и более мужественному, любимцу королевы; зависть младшего сына, Франсуа Алансонского, который дошел до того, что вступил в заговор с протестантами, чтобы расчистить себе «место под солнцем». Маргарита одновременно поддерживала и одного и другого.

Екатерина Медичи должна была постоянно быть начеку, причем в своей собственной семье даже в большей степени, чем по отношению к двум враждующим религиозным группировкам.

Самым серьезным ущербом для королевства было столкновение между католиками и протестантами, которое имело последствия для внешней политики. Так глава гугенотов де Колиньи принял решение поддержать своими войсками Нидерланды в борьбе против католика Филиппа II; и он попытался втянуть в этот конфликт молодого французского короля, который, испытывая приступы ревности по отношению к своему брату Генриху, мечтал отметиться какими-нибудь военными достижениями. Екатерина, опасавшаяся конфликта со своим мощным соседом, не прекращала контролировать своего неустойчивого и невротического сына, имея, как она думала, достаточно влияния на него, чтобы призвать к разумным поступкам.

Интрига была главной пружиной политики Екатерины Медичи. Лицемерная, холодная, бессердечная, она не стеснялась в выборе средств для достижения своих целей. Ее не могло остановить даже преступление, если при его помощи она могла избавиться от врага. Недаром она называла трактат «Государь» Никколо Макиавелли, считавшего политику искусством, которое не зависит от морали и религии, по крайней мере, когда речь идет о средствах, а не о целях, своей Библией.

Грозная женщина, «Мадам Змеюка», как ее звали французы ‹…› приложила все силы, чтобы стать первой в истории королевой-матерью. Во всем полагавшаяся на дисциплину, она четко следовала трактату Макиавелли «Государь».

У Екатерины Медичи повсюду имелись шпионы. Она зорко следила за всеми мало-мальски выдающимися личностями и перехватывала подозрительную частную корреспонденцию. Во внешней политике Екатерина придерживалась тех же начал, что и во внутренней: она была готова сближаться то с католическими, то с протестантскими державами. Отсутствие твердых принципов и постоянные интриги привели ее, наконец, к злодеяниям Варфоломеевской ночи – к кровавой бойне между католиками и протестантами.

В августе 1572 года состоялась знаменитая свадьба ее дочери Маргариты с Генрихом Наваррским в центре Парижа, вотчины католиков. По этому поводу в столицу приехало около восьмисот дворян-гугенотов, сторонников Генриха Наваррского, что вызвало ярость парижан. В это же самое время умерла мать жениха Жанна д'Альбре, пылкая кальвинистка. Пошли слухи, что смерть эта не была естественной, что увеличило напряжение между двумя лагерями.

Даже внутри королевской семьи начались обострения. Гаспар де Колиньи подбил Карла IX объявить войну католику королю Испании, и герцог Франсуа Алансонский (младший сын Екатерины Медичи, родившийся в 1555 году) стал склоняться в сторону партии гугенотов.

Кошмар Варфоломеевской ночи

Неспособная выправить сложившееся критическое положение обычными средствами, Екатерина позволила осуществиться преступному плану де Гизов: в последний день праздников, организованных в честь брака Маргариты, в адмирала де Колиньи был произведен выстрел из аркебузы. Он был лишь легко ранен, но это покушение повлекло за собой вооружение гугенотов, пожелавших арестовать короля. Екатерина подумала, что одновременно спасти и сына, и королевство можно только лишив кое-кого голов.

Ночью 24 августа 1572 года забили колокола собора Сен-Жермен-л'Оксеруа, расположенного недалеко от Лувра, и это стало сигналом к началу активных действий.

Гаспар де Колиньи и другие начальники-гугеноты были убиты, затем массовые убийства пошли во всех кварталах города. Началась Варфоломеевская ночь, кровавая ночь, поразившая воображение современников и потомков.

Колиньи был заколот в своей постели. Город был полон фанатиков, которые с восторгом исполняли приказы Гиза. А герцог радостно объявил: «Друзья, продолжайте свое дело: король приказывает вам это!» Бойня в Париже продолжалась три дня.

Одного слова «гугенот» стало достаточно для оправдания убийств, совершаемых из-за личной злопамятности, тяжб, денежных споров, ненависти или просто ради грабежа. Кровопролитие длилось до вторника 26 августа. Домов было разграблено множество, а число убитых простиралось (по разным оценкам) до двух тысяч. Женщины, девушки и дети подвергались зверскому насилию. Трупы в течение нескольких дней свозили на берега Сены и сваливали в воду…

Затем резня распространилась на провинцию, и там, по самой скромной оценке, погибли 8 тысяч протестантов.

Нам пришлось бы написать целую книгу, если бы мы вздумали подробно перечислить все злодейства Варфоломеевской ночи и представить читателю именной список жертв обоего пола и всякого возраста.

Варфоломеевская ночь – без сомнения, одно из самых печальных событий в истории Франции. «Париж представлял ужасающую картину. Стук оружия, выстрелы, проклятия и угрозы убийц смешивались со стонами жертв, мольбами о пощаде. ‹…› Не давали пощады ни женщинам, ни детям, ни старым, ни молодым. Кучи трупов валялись по улицам, загромождая ворота домов. Двери, стены, улицы были забрызганы кровью. ‹…› Гугеноты нигде не находили спасения. Их дома были известны. Накануне сделана была перепись всем гугенотам. Вооруженные толпы врывались в дома и никому не давали пощады. Ларошфуко, друг короля, его любимец, с которым он еще вечером играл в мяч, был убит на пороге своей спальни. Он вышел отворять двери убийцам, считая их посланными от короля. Та же участь постигла Телиньи, Гверши, Комона де ла Форса и многих других. Даже Лувр не представлял охраны для гугенотов»[155].

Варфоломеевская ночь случилась при Карле IХ, и в этой резне едва не погиб Генрих де Бурбон, король Наваррский, ставший впоследствии великим Генрихом IV, спастись ему помогла его жена, прекрасная Маргарита, сестра короля.

Отметим, что история возложила ответственность за весь этот ужас, прежде всего, на Екатерину Медичи, и не без оснований. Но есть и другие мнения.

Варфоломеевская ночь была даже для того времени огромным преступлением, но, повторяю, резня в XVI веке – совсем не такое страшное преступление, как резня в XIX. Считаем нужным прибавить, что участие в ней, прямое или косвенное, приняла большая часть нации; она ополчилась на гугенотов, потому что смотрела на них как на чужестранцев, как на врагов. Варфоломеевская ночь представляла собой своего рода национальное движение ‹…› и парижане, истребляя еретиков, были твердо уверены, что они действуют по воле неба.