Огненная купель Шантунга - Александр Борисович Чернов

В висках колотилось. Горячая, душная волна вмиг затопила сознание. Петровичу было стыдно. И жутко. За десять минут его провели, как мальчишку.

«Киндер-мат… И ведь узлов шестнадцать уже побежал! Еще и пипец транспортам? Он ведь не знает, что за горизонтом Макаров. Для него главное – транспорты, а нас он с хвоста чисто сбросил. Надо его задержать до трампов, чтобы не перебил их и не удрал до подхода комфлота…

Ну, думай! Думай быстрее, адмирал, мать твою…» – Григоровичу, Небогатову: следовать к транспортам полным ходом! Грамматчикову, «России», «Рюрику», «Новику», «Мономаху» телеграфом: прикрыть тихоходные транспорты с зюйд-зюйд-веста, ожидается атака главных сил противника! Великому князю: немедленно отходить с большими крейсерами-лайнерами на зюйд полным ходом…

Но и он сам, и стоящие рядом с ним офицеры понимали: догнать вчерашний день уже не получится… «Сейчас он убьет ”Россию” с ”Рюриком”. Затем наши бронепалубники разгонит… Видимость приличная, подойти не даст. Раскатает. У ”новиков” есть шансик. Но о-о-очень маленький…

Григоровичу, тому уже никуда не успеть. Узлов двенадцать, на взгляд, идут. Все избиты. ”Мономах” с ”соколиками” – на десять минут закуска… Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Николай Иванович мог дать хотя бы узлов шестнадцать…»

– С «Осляби», Всеволод Федорович…

– Ну!

– Адмирал Небогатов ранен. Командование отрядом принял командир «Осляби» капитан первого ранга Бэр. На «Ослябе» цела одна пушка в кормовой башне. Передняя – накрылась гидравлика, и сейчас пытаются устранить заклинивание. На левом борту живы две по шесть дюймов. На правом – четыре. Скорость – четырнадцать. «Победа» – цела носовая башня, корабль принял две тысячи тонн воды. Кормой сел на метр. Крен на левую четыре градуса. Машинное левого борта частично затоплено, откачивают. Машина в нем остановлена. Скорость – одиннадцать узлов. «Пересвет» – скорость тринадцать, башни ремонтируют, возможно, носовую введут быстро. Сбита грот-мачта выше марса и фок-мачта целиком. Переднего мостика нет, в боевой рубке все перебито, перенесли управление в кормовую. Разрушена передняя труба. Бойсман погиб. В командование вступил старший артиллерист лейтенант Черкасов, старший офицер тоже убит. Убыль по штабу отряда и кораблю – четырнадцать человек офицеров. Повреждения по средней артиллерии: в строю пока четыре ствола, еще две шестидюймовки ремонтируют…

– Ясно… Пока отвоевались… Приказ: «Ослябе» и «Пересвету» следовать к «России» и «Рюрику» максимальным ходом. «Победе» по способности вступить в кильватер отряду Григоровича. А мы… мы атакуем хвост японской линии. За ними, Николай Дмитриевич! Для начала добьем подранка, а там поглядим. Передайте Степану Осиповичу наши координаты и общую ситуацию. Место, курс и скорость Того. Если они не успеют, то через час японцы начнут топить великого князя…

С Богом! Да, и прикажите Беляеву на «Кореец»: пусть носовая башня работает не по «Фусо», а по концевому в колонне Того. Они до него должны доставать, может, притормозят хоть «Асахи», два наших орелика…

– И еще, Всеволод Федорович. С «Петропавловска» отсемафорили, что могут держать отрядом двенадцать узлов…

– Спасибо. Только, боюсь, это уже не ажно…

Четвертый боевой отряд, состоящий из относительно старых бронепалубных крейсеров и уже дважды не рискнувший попытать счастья с транспортами при виде кораблей Грамматчикова, шел в трех милях по правому траверсу искалеченного броненосца «Фусо».

Командир отряда контр-адмирал Того-младший, рассматривая происходящее вокруг него сражение в бинокль, только что осознал, что три русских броненосных крейсера, густо дымящих на левой раковине, полным ходом направляются сюда, чтобы добить поврежденный броненосец. Бывший флагман Камимуры явно отставал от уходящей на северо-запад колонны японских главных сил, склоняясь к осту. Его боевой отряд пока еще может спокойно оторваться от русских, и, по большому счету, он им вовсе не нужен…

«А если представить себе бой с этим наглым русским трио? Почти линкорное бронирование русских не по зубам среднему калибру мелких крейсеров японцев. А вот одного русского восьмидюймового снаряда вполне может хватить любому японскому крейсеру для потери хода. Останутся торпеды, но шанс на успешное попадание в маневрирующего на большой дистанции противника со стоящего и тонущего корабля ничтожен. И все закончится быстро и кроваво. Поэтому пора уходить…

Но все-таки есть три момента, над которыми стоило подумать. Первый. Там, куда сейчас спешат Того и Камимура – русские транспорты с десантом. Если их потопить, стратегическая инициатива снова в наших руках. Подойдут подкрепления, и флот вновь овладеет морем. Но когда эти три больших крейсера будут там, это серьезно осложнит командующему задачу. Второй. Сейчас, наплевав на нас, они спокойно идут убивать наш подбитый новейший броненосец, который ценнее для империи, чем все наши крейсера вместе взятые. И наконец, третий. Не пристало самураю спасаться самому, сдавая на убой боевого товарища, даже если своей гибелью ты отсрочишь его конец лишь на пару десятков минут…»

Руднев, офицеры крейсера и штаба эскадры в абсолютном молчании смотрели на то, как четыре кораблика Того-младшего, развевая на стеньгах мачт огромные боевые флаги, разворачиваются навстречу «Громобою», «Памяти Корейца» и «Витязю».

– Господа офицеры! – очнулся наконец Руднев. – Прежде чем мы начнем, я прошу вас отдать честь этим героям, которые сейчас идут сражаться с нами. Пусть каждый из нас вспомнит их доблесть в ту минуту, когда нам, как офицерам, суждено будет делать выбор между жизнью и смертью…

Руки офицеров вскинулись к козырькам фуражек. Краем глаза Руднев успел заметить, как приложили руки к бескозыркам матросы-сигнальщики. Они, эти простые русские парни, которым совсем не нужна была эта война, но которые знали, что начали ее «вероломные желтомазые обезьяны» и что их нужно обязательно побить, тоже прекрасно видели и понимали, что происходит сейчас и что должно произойти за этим…

– Итак, пока еще ничего не кончено! Все в рубку и открывайте огонь…

Через пятнадцать минут после начала перестрелки на проходе русских больших крейсеров вслед за японской колонной «Акицусима» потерял затопленным второе котельное отделение, половину орудий и не мог дать ход более десяти узлов. Как будто глумясь над беспомощностью японских снарядов, «Гробомой» прошел в пяти кабельтовых от обреченного корабля и парой залпов в упор добил его. «Акицусима» до последнего отбивался из единственного уцелевшего носового орудия, но его снаряды, как казалось японцам, бессильно лопались на толстой бортовой броне «Громобоя». Однако приказ Руднева пройти в рубку оказался не напрасным. Один из японских фугасов взорвался на ее броне, а другой снес ограждение на правом крыле мостика. Его осколки посекли деревянный настил и выдрали три ступени трапа.

«Витязь» еще раньше перенес огонь на их следующую жертву – крейсер «Сума» продержался под русским огнем в общей сложности минут двадцать. До тех пор, пока в него один за другим не попали подряд три восьмидюймовых снаряда…

Концевой крейсер японского отряда – «Акаси» – не выдержал морального испытания