Опасная колея - Юлия Федотова

— Знакомо! Это маленькая чёрная коробочка из кожи, а внутри — записки из священной книги Торы! Иудеи носят такую на лбу, я сам видел в Велиже, у синагоги…

Сказал — и попал пальцем в небо.

— Речь идёт о магической филактерии, — пояснил Иван Ярополкович. — Отчего Кощея нельзя убить простым оружием, да и само время ему не страшно? Оттого, что он — единственный в нашем мире, кто сохранил тайну создания сложной филактерии. Сам Кощей — это ходячий скелет с остатками мышц, обтянутых сухой кожей. С помощью чар он может придавать своему облику некоторую импозантность, но его истинный вид ужасен. Но главное даже не вид, а содержание, точнее, его отсутствие. Изнутри скелет пуст. У него нет внутренних органов — они извлечены и трансформированы в животных. Два уровня защиты: заяц и утка. Но это ещё не всё. Душу свою Кощей тоже при себе не держит…

— Яйцо и игла? — догадался Роман Григорьевич.

— Именно. Животные — оболочка сложной филактерии, игла — ядро. Вся конструкция заключена в сундук и спрятана в малодоступном месте. Только полное уничтожение ядра филактерии способно отправить её хозяина в абсолютное небытие. Для этого недостаточно просто сломать иглу пополам — нужно расплавить, развеять её на корпускулы, молекулы, или из чего там слагают вещество нынешние учёные. А иначе…

— …Находится заинтересованное лицо, соединяет остатки иглы, постепенно душа обрастает новой плотью и всё начинается сначала!

— Красиво сказано, — кивнул маг. — Вы, Ромочка, очень, очень сообразительный юноша.

— Не очень, — возразил Роман Григорьевич. — Я не понимаю, почему раз за разом Кощея побеждает человек по имени Иван. Это что, обязательное условие? Имя какое-то особенное?

— Вот этого не скажу — не знаю. Но тенденция действительно прослеживается.

— А серый волк?

— Какой волк? — Орлин не уследил за ходом мысли собеседника.

— Говорящий, который содействовал победе второго Ивана? Он обязательно нужен?

Тут Тит Ардалионович испугался по-настоящему. Потому что найти на просторах родной страны человека с именем Иван — задача не самая трудная. А вот говорящего волка… Ведь даже оборотни — и те не разговаривают, находясь в зверином обличье. И уж конечно, не станут никому помогать.

— Ах, это! — рассмеялся Орлин. — Да никакой он был не волк. Скорее всего, перевёртыш из племени невров, тех, что «обращались ежегодно на несколько месяцев в волков».[42] Или, может, ведьмак, они тоже большие любители оборачиваться всякой живностью… Даже наверняка ведьмак, очень уж толково вёл себя для простого невра.

Опять помолчали. Это Роман Григорьевич переваривал информацию про ведьмака: не наметилась ли и для него историческая роль?

— Последний вопрос. Иван Ярополкович, как вы думаете, сколько у нас времени прежде… — он не знал, стоит ли говорить вслух, или опасно — вдруг накаркаешь?

Орлин разрешил его сомнения.

— Прежде чем на месте нашей благословенной империи возникнет «пустыня обширная»? Боюсь, не так много, как хотелось бы, но сколько-то есть. Бессмертный восстанавливает силы не мгновенно, для этого тоже нужны свои условия. С другой стороны, столетняя землица может существенно ускорить процесс…

Да, такая вот перспектива открылась нашим агентам. Прямо скажем, нерадостная.

— Ну, вот, — обречённо молвил Роман Григорьевич, покинув кабинет старого сослуживца. — С теорией худо-бедно разобрались. Теперь нас ждёт самое трудное и опасное! Едем!

— Куда?! — сердце Тита Ардалионовича сладко заныло в ожидании небывалых приключений, воображение услужливо рисовало замечательные картины: в них расстилались морские просторы, высились неприступные скалы заветного Буяна, шелестел серебристой листвой могучий дуб, и сундук со скрипом раскачивался на цепях под ударами солёного ветра…

— В Канцелярию! — трагически объявил Ивенский. — Сочинять отчёт, и на доклад к начальству! Ох, что-то будет, что-то будет! Ох, не сочли бы нас за душевнобольных после такого доклада!

Сочиняли опять мучительно долго — Роман Григорьевич был очень придирчив к формулировкам. Рвал листок за листком и по-мальчишески хныкал:

— Ах, прав был мой папенька, ах, зачем я его не послушал! Не надо было идти в сыскные, надо было идти в на военную службу! Там писанины не в пример меньше!

… И часа не минуло с момента подачи доклада, как Ивенский с Удальцевым были вызваны к Самому. По пути снедаемый тревогой Роман Григорьевич попытался заручиться поддержкой милейшего Аполлона Владимировича. Но ничего не вышло.

— Господин Мерглер, — спросил он мага в лоб. — Ответьте честно, очень вас прошу. Ведь вы, будучи магом, давно знали о том, что убийства Понурова и Контоккайнена совершены ни кем иным, как возродившимся в очередной раз Кощеем?

Маг вздрогнул. Кокое-то время молчал, и по лицу его было видно, какая жестокая внутренняя борьба происходит в его душе. Потом махнул рукой и с отчаянным видом прыгуна, бросившегося с обрыва в омут, выпалил.

— Знал. Точнее, догадывался.

— Прекрасно. Мы с помощником сейчас идём на доклад к его превосходительству. Вы не могли бы сопроводить нас и подтвердить наши выводы? Боюсь, они покажутся господину Бестужину… гм… несколько странными и недостаточно аргументированными, а ваше авторитетное мнение помогло бы его убедить.

Ответ мага прозвучал очень твёрдо.

— Прошу меня извинить, но вынужден ответить отказом. Понимаю, что выгляжу ваших глазах малодушным подлецом, но я слишком дорожу своим местом. Простите.

— Что ж, я могу вас понять, — не стал обижаться Ивенский, и Тит Ардалионович, присутствовавший при разговоре, решил, что его высокоблагородие иногда бывает чересчур великодушен…

— Проходите скорее! Ждёт! — взволнованный Ларцев подталкивая своих подопечных к дверям начальственного кабинета. — Сердит, ох сердит!

Тит Ардалионович совсем заробел, Ивенский понимающе усмехнулся:

— Надо думать! О смирительных рубашках речи не заводил?

— Намекал, — рассмеялся Антон Степанович. — Ну, бог даст, обойдётся. Мне ваш доклад показался достаточно убедительным. Просто ко всякой новой идее человеку нужно привыкнуть.

— А-а! Явились, голуби! — взревел Мстислав Кириллович, приподнимаясь навстречу вошедшим. Тучная моржеподобная фигура его грозно нависла над столом, и в просторном роскошном кабинете сразу стало как-то тесно. — Роман Григорьевич, это что же вы мне здесь за беллетристику насочиняли? С виду такой серьезный, положительный молодой человек, сын такого отца, а позволяете себе нелепые фантазирования! Так вы понимаете нашу Особую службу? Кощей Бессмертный — это надо же вообразить такое! А Илью Муромца с соловьём-разбойником вы на днях нигде не повстречали, нет? А может, это хан Мамай наших чародеев ножичком порешил? Или этот… как его? Тоже басурманин… А! Тамерлан!.. Нет, право, пришло же в голову! А на таком хорошем счету были в Сыскном! Там, небось, по-другому работали, вольностей себе не позволяли! Стыдно-с! Или это давешний случай так на вас повлиял, что до сих пор не в себе? Представить только: сам Бессмертный в Москов-граде! Не хватало ещё замка на чёрной горе, да царской дочери, похищенной из-под венца! А то бы полный комплект!

Опасно, ох опасно бросаться такими словами, когда имеешь дело с неведомым!

Мстислав Кириллович долго ещё бушевал, разорялся, чередуя упрёки с насмешками и угрозами в адрес проштрафившихся подчинённых. Тит Ардалионович стоял ни жив ни мёртв — его ещё никогда в жизни так страшно не бранили (хотя, по большому счёту, и теперь бранили не его — с простого помощника какой спрос?). Лицо Романа Григорьевича оставалось холодным и непроницаемым, он едва ли не скучал.

Наконец, голос его превосходительства начал хрипнуть. Мстислав Кириллович постепенно спускал пар и успокаивался. Последние слова его прозвучали уже более ли менее мирно:

— Ступайте, господа! Прощаю вас за молодость лет, но в первый и последний раз! Выкиньте из головы свои романтические бредни, и работать, работать! Чтобы к завтрашнему вечеру у меня на столе лежал новый доклад… Ну, что там у тебя, Савиков?! Чего ты дверь задёргал? Входи, докладывай! Свободны, господа!

Пока начальство бушевало, голова его второго ординарца Савикова несколько раз просовывалась в щель и тут же испуганно исчезала.

— Виноват, ваше превосходительство! — обычно довольно вялый и невозмутимый, ординарец казался ошарашенным. — Депеша пришла из Саратовского отделения — случай небывалый у них. Казус, иначе не скажешь. Не то чтобы срочное дело, но извольте полюбопытствовать!

— Дай сюда! — Бестужин с раздражением выхватил из рук подчинённого листок, пробежал глазами… И вдруг глаза эти самым натуральным образом полезли на лоб, а тяжёлая челюсть отвисла. — ЧТО-О-О?!! Господа, задержитесь! Савиков, читай вслух! — велели его высокопревосходительства чужим, неузнаваемым голосом.