Бегство из Эдема - Патриция Гэфни

– И как же вам там жилось?

– Мне было…

Она не поддалась сочувствию, прозвучавшему в его глубоком, звучном голосе, и отвергла такие слова, как «одиноко», «страшно» или «тоскливо».

– Можно считать, что мне повезло, потому что отец в завещании отдельно оговорил весьма значительную сумму на мое образование. Матери не дозволялось прикасаться к этим деньгам, и, наверное, это сводило ее с ума. Это было очень предусмотрительно со стороны моего отца, вам так не кажется? Как бы то ни было, в детстве обо мне заботились гувернантки, а потом меня отсылали учиться в весьма дорогих закрытых частных школах, и все это продолжалось, пока мне не исполнилось шестнадцать. Так что не думайте, будто я сидела взаперти в полуразрушенном фамильном замке наедине с матерью и год за годом медленно сходила с ума вместе с ней.

На ее слабую попытку обратить все в шутку Алекс ответил лишь угрюмым взглядом.

– Вы были счастливы в пансионе?

Она встала с качелей, отошла на несколько шагов и лишь затем повернулась к нему лицом.

– Нет, разумеется, я не была счастлива. Я была одинока, бедна, как церковная мышь, и у меня почти не было друзей: мою застенчивость все принимали за высокомерие.

Алекс тоже поднялся и подошел к ней. В ночном воздухе далеко вокруг разливались звуки музыки. Китайские фонарики во дворе у Дейзи мигали в ветвях деревьев, как светлячки. Тонкое облако закрыло луну у них над головой, но она вырвалась на свободу и плеснула на землю серебром. Волосы Сары впитали этот бледный огонь и засветились, в ее глазах появилось кроткое сияние. В призрачном свете луны она казалась ему воздушным языческим божеством – манящим и недоступным, мраморно-холодным и в то же время живым.

– В чем дело? – тихо спросила она, неверно истолковав его взгляд. – Вы меня жалеете? Не стоит, уверяю вас.

– Потому что теперь вы счастливы? Бен вас спас, и теперь у вас есть все?

Алекс пожалел о своих словах, как только они сорвались с языка. Ее самообладание мгновенно испарилось, лицо в один миг утратило свою горделивую замкнутость, словно по нему смертельной косой прошло отчаяние. Алекс схватил ее за руки, стремясь удержать, не дать ей отвернуться.

– Простите, простите меня, я сморозил глупость. Дело вовсе не в жалости, я бы не посмел… Взгляните на себя, вы же…

Алекс прервал себя на полуслове, сообразив, что готов сморозить еще одну глупость.

– Я никогда не встречал женщины, похожей на вас. Ни у кого нет такой силы духа, такой доброты…

Сара попыталась отнять у него руки, и ему пришлось удержать их силой.

– Вы органически не способны ни на какое зло. Знаете, как редко это бывает?

Она рассмеялась коротким горестным смехом и снова попыталась высвободиться.

– Алекс, вы меня совсем не знаете! Вы понятия не имеете, о чем говорите.

– Я знаю о вас многое. Вы постоянно пребываете в печали, вы отказались от всякой надежды на собственное счастье, но пытаетесь улучшить жизнь других. Та работа, которой вы занимаетесь в эмигрантском центре… даже ваш муж смеется над ней, но вас это не останавливает.

…Другие женщины вашего круга считают, что приносят пользу обществу, являясь в бриллиантах на благотворительные балы, но вы…

– Прошу вас, остановитесь. Неужели вы не знаете, что никто и никогда не действует из абсолютно бескорыстных побуждений? Это не цинизм, это правда жизни. Даже святые совершают самоотверженные на первый взгляд поступки, руководствуясь мотивами, которые при ближайшем рассмотрении могут оказаться небезупречными, а уж я-то точно не святая, уверяю вас.

– Что ж, я рад это слышать. Теперь я не буду бояться вас так сильно.

Сара не смогла удержаться от смеха, и этот смех придал духу Алексу. Его ладони легко скользнули по ее обнаженным рукам вверх, к локтям, большие пальцы нащупали под нежной кожей участившийся трепет пульса. Она открыла рот, чтобы заговорить (Алекс не сомневался, что она скажет что-нибудь вроде «Вы не должны ко мне прикасаться подобным образом»), но он ее опередил:

– Миссис Кокрейн, вы не откажетесь со мной потанцевать?

Ее нерешительность ощущалась как нечто материальное. Молчание так сильно затянулось, что ей стало неловко. Чтобы выйти из глупого положения, Сара сказала чистую правду:

– Мистер Макуэйд, я буду просто счастлива потанцевать с вами.

Они неторопливо заняли исходное положение, причем движения их рук откровенно напоминали ласки. Сара выпрямила спину и замерла, ожидая, что он сделает первый шаг и поведет ее в танце, но Алекс не двигался. Она удивленно подняла взгляд, и это заставило его очнуться. Он сделал медленный плавный поворот, увлекая ее за собой. Сара закрыла глаза и тотчас же уловила его запах – тонкий, еле ощутимый и оттого еще более волнующий аромат одеколона, слегка отдающего лимоном.

Стоило ей поднять большой палец левой руки, скромно лежавшей сзади на воротнике его смокинга, и она могла бы коснуться волнистых каштановых волос, выгоревших на солнце до золотистого оттенка. Она так и сделала, втайне упиваясь новым ощущением. Они медленно двигались, подчиняясь собственному ритму, не обращая никакого внимания на доносившуюся с соседнего участка музыку, игравшую вдвое быстрее.

Сара необычайно остро ощущала собственное тело и ту радость, которую дарило ей прикосновение его руки, крепко обхватившей талию, его теплое дыхание в ее волосах. Шорох атласных юбок, трущихся о его длинные ноги, волновал ее больше, чем любовные ласки. Когда рука Алекса еще плотнее обхватила ее талию, чтобы привлечь поближе, Сара не стала сопротивляться, но нервное беспокойство заставило ее прервать молчание, опасно натянувшееся между ними подобно слишком тонкой проволоке.

Она тихо проговорила:

– Майкл сегодня помолился за вас перед сном.

– Правда? Уверен, моей заблудшей душе это пойдет на пользу. Он чудный мальчик, Сара.

Ей хотелось знать, насколько у него заблудшая душа. «Скорее всего, не слишком», – подумала Сара. Она ощущала в нем внутреннее беспокойство и душевное смятение человека, еще не нашедшего свой путь в жизни. Может быть, это было чересчур самонадеянно или наивно с ее стороны, но иногда ей почему-то казалось, что она знает его лучше, чем он сам.

– О чем вы задумались?

Алекс немного отстранился, чтобы взглянуть на нее. Ее задумчивый взгляд был полон тайны, строгие прекрасные губы сказали ему только то, что он и раньше знал: что они созданы для поцелуя. Ему хотелось прикоснуться к ней губами, это было самое сокровенное его желание. Где угодно: поцеловать ее волосы, губы, шею… манящую нежную впадинку между грудей.

– Я думала…

– О чем?

– О том, что Майкл мастерит что-то вам в подарок. Это сюрприз.