Дар Шаванахолы. История, рассказанная сэром Максом из Ехо - Макс Фрай

— Понятно, — кивнул я. — Особенно с учетом того, что нам известно это свойство книги.

— Вот и хорошо, — обрадовалась леди Гледди. — Так вот. Чтение оказалось захватывающим и, что особенно прекрасно, почти бесконечным — книга, сами видите, очень толстая, а на практике вышло, что это не одна, а целых шесть книг — по числу читающих. К тому же каждый день в ней появлялось несколько новых историй. И мы, конечно, так увлеклись, что все лето читали ее запоем, не отрываясь; ребята даже забыли, что им Дни свободы от забот положены. Мы даже эпидемию почти не заметили: засели в подвале и читали в свое удовольствие. И так пристрастились к историям о преступлениях, что сами не заметили, как начали их придумывать. Сперва развлекались за едой, потому что читать за столом такие редкие древние книги нельзя ни в коем случае. А потом уже не могли остановиться. Кто-то вспомнил своего соседа — дескать, прячет деньги в сундуке в спальне, а того не знает, что в эту самую спальню ведет подземный ход, мы с братом в детстве его нашли и весь излазали. Другой рассказал, что его племянник, студент, чтобы подзаработать, каждый вечер ходит прибирать в антикварной лавке, а охранный амулет там, оказывается, редкий, старинной работы — реагирует не на человека, и не на какие-нибудь тайные слова, а на деталь туалета. Скажем, должна быть булавка для лоохи с оранжевым камнем или красный платок в руке, тогда дверь откроется. Представляете, как просто было бы туда вломиться? Ну и так далее. И знаете, что произошло?

— Ваши выдумки начали появляться в книге? — спросил я.

— Ага! — торжествующе подтвердила леди Гледди. — Причем мы все могли их прочитать. Потрясающе, правда?

Она так сияла, словно удивительные свойства Книги Несовершённых Преступлений были ее личной заслугой.

— Придумывать преступления, конечно же, оказалось гораздо интересней, чем просто читать, — сказал мне Джуффин. — Ребята, понятно, увлеклись. Лично я прекрасно их понимаю. Сам бы на их месте, пожалуй…

Я представил себе, какими удивительными главами приросла бы Книга Несовершённых Преступлений, если бы шеф действительно увлекся, и содрогнулся. А потом чуть не разрыдался от невозможности немедленно все это прочитать.

— Это было так захватывающе, — сказала леди Гледди. — Дело даже не в том, что мы придумывали преступления, такая забава надоела бы нам через полдюжины дней, как надоедали другие. Но нас совершенно завораживало, что наши выдумки тут же появляются в книге, как будто мы их сочинили и записали. А мы не записывали! Книга сама менялась от нашей болтовни, которая от этого переставала быть просто болтовней и становилась… даже не знаю, как сказать. Актом созидания, да?

— Все-таки очень трудно талантливым людям без Орденов, — заметил сэр Джуффин. — Особенно женщинам. Нелегко искать смысл во всем, кроме магии, которой выучиться толком негде. Тогда как именно в магии этого смысла столько, что хватит на всех желающих, и еще останется с избытком.

«В данном случае талантливым людям, похоже, трудно без художественной литературы», — подумал я. Если бы не Магистр Чьйольве Майтохчи и его Заклятие Тайного Запрета, сочиняли бы себе детективы и горя не знали. При чем тут какая-то магия.

Но вслух, конечно, ничего не сказал.

— Боюсь, леди Гледди, вы стали свидетельницей моей минуты слабости, — вздохнул шеф. — Тоже в своем роде уникальное зрелище, не хуже вашей книги. Только вы так толком и не объяснили — с какой стати ваших приятелей на подвиги потянуло? Вам нравилось изменять книгу своими разговорами, понимаю. Ну так сочиняли бы себе дальше, в чем проблема?

— А вот это целиком и полностью моя вина. — Делая признание, она сияла от гордости, как отличница, демонстрирующая дневник с отметками. — Я решила, что книгу надо отредактировать.

— Что?! — хором спросили мы с Джуффином.

— Это как? — добавил я. Уже соло.

— Со временем стало очевидно, что не все наши идеи одинаково хороши. Сперва мы не придавали этому значения. Но чем больше мы придумывали, тем лучше у нас получалось, понимаете? Наших знаний о друзьях, соседях и улицах, где прошло детство, стало недостаточно, и мы начали понемногу собирать информацию о делах горожан, их жилищах, слугах, привычках. И, знаете, вошли во вкус. То ли мы такие талантливые соглядатаи, то ли люди совсем не умеют хранить секреты, но это просто поразительно, сколько можно узнать, просто слушая сплетни и роясь в общедоступных архивах. И с идеями у нас понемногу стало гораздо лучше, ум-то тренируется. А на фоне новых, лихо закрученных сюжетов наши самые первые выдумки выглядели довольно жалко. Они… понимаете, они портили книгу!

— Не понимаю, — признался Джуффин.

— Очень хорошо понимаю, — искренне сказал я.

Наградой мне стала очередная улыбка прекрасной леди Гледди Ачимурри.

— Они почувствовали себя авторами, — объяснил я шефу. — Творцами. То есть, создателями чего-то нового, чего без них не было бы. А это уже совсем иной уровень ответственности. Хочется совершенства, любой ценой.

— Ладно, — вздохнул Джуффин, — как скажешь. Будем считать, что тебе виднее.

— Вот-вот, — горячо подтвердила леди Гледди. — Именно совершенства. И любой ценой! По крайней мере, так было со мной. Мне все время казалось, что надо убрать лишнее, потому что слабые сюжеты обесценивают все остальное. Чего я только не перепробовала: и замазывала написанное специальной краской, купленной у букиниста, и выводила самодельным раствором. Потом вспомнила одно студенческое заклинание, всего-то шестая ступень Черной магии; знаю, что все равно многовато, но студенты Высокой Школы все равно до сих пор его используют, чтобы быстро привести в порядок конспекты. Заклинание, кстати, вообще не подействовало, книга-то не обыкновенная… Однажды я даже аккуратно вырезала особо неудачную страницу. Так волновалась, аж руки тряслись! Но бесполезно. Неудачные сюжеты снова появлялись в книге, как ни в чем не бывало, и вырезанная страница оказалась на месте. Если бы Туба хоть немножко поучил меня магии, как я просила, возможно, я нашла бы способ. Но он никогда ничему меня не учил, — обиженно заключила она. — Говорил, в наше время от магии только проблемы.

— И был по-своему прав, — сказал сэр Джуффин. Подумав, добавил: — Хотя без нее их, похоже, не меньше.

— Слушайте, — сказал я. — Но как вы догадались?..

— Что преступление надо совершить, чтобы запись исчезла из книги? Да просто осенило. Вдруг вспомнила, что когда я была маленькая, люди, приютившие меня после смерти родителей, часто судачили о нашей Городской Полиции — дескать, сплошные болваны там служат, нельзя на них положиться. А вот в Смутные Времена, когда начальником Правобережной Полиции был сэр Кофа Йох, — вот тогда Полиция была, какая надо. А дальше шли байки про сэра Кофу — дескать, он и чужую Безмолвную речь может подслушивать, и мысли читать, и убивать, просто раскурив трубку, дымом — представляете?!

— Кстати, все — чистая правда, — заметил сэр Джуффин.

— И дым? — изумилась леди Гледди. — Да ну, бросьте!

— Своими глазами видел, — подтвердил я, вспомнив нашу долгую борьбу с ежедневно оживающими мертвецами на Зеленом Кладбище Петтов[4]. Звучит впечатляюще, знаю; однако, на мой вкус, скучнее и утомительнее этого героического занятия может быть разве только мытье полов. Да и то не уверен.

— Ну ничего себе, — вздохнула леди Гледди. — А я, уж насколько мала была, все равно не поверила… Впрочем, ладно. Важно, что среди прочих баек взрослые вспомнили, что у сэра Кофы была Книга Выдуманных Преступлений. Или Несделанных, как-то так…

— Несовершённых, — подсказал Джуффин.

— Точно. Дескать, стоит кому-то только задумать злодейство, а Начальник Полиции — хлоп! — и уже все прочитал. Идет на место преступления и поджидает… И я подумала: «А вдруг это и есть та самая книга?» Или еще одна точно такая же. Потому что по описанию — ну очень похожа. И тогда логично предположить, что запись остается в книге до тех пор, пока преступление не совершено.

— Очень логично, — согласился Джуффин.

— Я, конечно, решила проверить. Придумала совсем дурацкое преступление, предельно простое и безобидное. И в книге тут же появилась запись: «Гледди Ачимурри проливает камру на лоохи Мафама Тактума, а помогая ему переодеться, крадет кошелек из его кармана». Мафам Тактум — не посторонний человек, а один из моих помощников; впрочем, вы-то в курсе, если уж ребята у вас под арестом сидят… В общем, я сделала, как задумала: пролила камру, переполошилась, предложила переодеться в чистое, сунулась помогать и благополучно стащила кошелек — бедный мальчик не ожидал от меня такого вероломства. Тут же побежала за книгой, открыла, и — ура! Запись действительно исчезла. Что и требовалось доказать. Нашлась на книгу управа! Можно было приступать к редактуре. Мне в голову не пришло, что вы станете разыскивать и арестовывать нас за такую ерунду. Мы же никому не причинили вреда. А все украденное вернули или оставили где-нибудь на видном месте, вы должны это знать.