След кроманьонца - Сергей Щепетов

— Нет, Д’Ол, мне было там хорошо, только… Только уже через полгода на горизонте начинали маячить горы этой планеты — призраки гор там, где их нет уже миллионы лет. И я возвращался сюда: плевался, ругался и… оставался еще на один срок.

— Значит, ты понимаешь. И Г’Хай такой же, и К’Лод… Вы еще молоды и, если не сможете прижиться дома, может быть, для вас найдутся другие миры.

— Можно подумать, что здесь все кончено!

— Именно так дело и обстоит. Получен приказ о ликвидации нашего присутствия. Технического присутствия — добровольцы могут остаться. Будем стартовать с базовой станции, и очень скоро, — с астронавигацией шутки плохи.

— Я думал, нас просто сменят…

— Нет, мы будем последними, и это, наверное, правильно. Согласись, что дальше так продолжаться не может: сюда либо надо доставить армию специалистов с соответствующим оборудованием, или… вывезти тех, кто тут работает, и оставить планету в покое.

— Но аборигены!

— Что аборигены? Они прекрасно обойдутся без нас. Даже, может быть, создадут свою техническую цивилизацию на основе железа, хотя это и кажется вам смешным. Ты знаешь, какой вердикт вынес Совет Экспертов? Мы им… ПОМЕШАЛИ! Понимаешь, не помогли, а помешали! Еще до нашего появления они почему-то шагнули на качественно иной уровень морально-этического развития и собрались куда-то двигаться дальше.

— Я не об этом, Д’Ол. Старт с базы… Ты представляешь, чем это обернется для планеты? Разовый выброс такой энергии…

— Представляю, хотя расчеты еще не смотрел. Нужно постараться, чтобы катаклизм затронул только северные, малонаселенные районы. Оставлять здесь энергоустановку нельзя, и лучше это сделать сейчас, пока демографическая экспансия туземцев не захлестнула и приполярные зоны.

— Будет планетарная активизация тектоники и вулканизма!

— Конечно, будет. Но не забывай: они — не мы! С одной стороны, обидно, что генетики просчитались, но с другой — популяции аборигенов практически не утратили первоначальной резисцентности, они молоды и полны жизненных сил. Численность восстановится очень быстро, возникнет миф о всемирном потопе — прогноз вполне благоприятный. Кроме того, в условиях даже кратковременной социальной нестабильности большую свободу действий получат автоны — носители наших генов и наших знаний. Их и так туземцы считают полубогами, а когда мы уйдем, они станут для них настоящими богами!

— А скажи, Д’Ол… Ты пробыл здесь невообразимо долго: тебя не будет мучить совесть?

— Из-за тех, кто погибнет?

— Нет, я не это имею в виду: на таком уровне развития мало кто из аборигенов осознает себя как личность, представляющую ценность даже для себя самой. Да и смешно ожидать другого при такой продолжительности жизни. Меня, если честно, смущает, что мы стали для них богами и уйдем, оставив им других богов. Пока мы работали здесь, это было оправдано — при благоприятном стечении обстоятельств они и сами дошли бы до понимания, кто есть кто.

— Думаешь, без нас они никогда не поднимутся до осознания бытия Творца?

— Поднимутся, наверное… Но мне кажется, что, дав толчок развитию производительных сил, мы затормозили духовное взросление аборигенов. И теперь у нас не будет возможности исправить этот перекос.

— Да, мы для них вполне конкретные боги — реальность, данная в ощущениях. А что ты предлагаешь, Б’Юн? Информационную капсулу?

— Ты же лучше меня знаешь, что такая практика давно запрещена! Был даже приказ уничтожить капсулы на тех планетах, где они заложены раньше. И это правильно: аборигены должны развиваться или под полным контролем, или самостоятельно, и третьего пути просто нет. Или мы отвечаем за них пред лицом Вседержителя, или они отвечают за себя сами!

Старик в кресле тяжело вздохнул:

— Принеси что-нибудь выпить, Б’Юн, — опять стало трудно дышать. Я начинаю всерьез завидовать автонам — все эти местные напитки, которые мы вынуждены употреблять как лекарство, им, похоже, приносят радость.

— Конечно, Д’Ол! Ведь наркотик, даже такой грубый и разбавленный, все равно остается наркотиком. Ты пытаешься постоянно держать свои мозги в боевой готовности, и тебе приходится напрягаться, чтобы одолеть опьянение. За столько лет ты к этому так привык, что и сам не замечаешь своих усилий. А ты попробуй хоть раз, как они, побыть в состоянии расслабленности и эйфории. Исследования показали, что мыслительные способности от этого снижаются не сильно… в первое время.

— Вот-вот! Ты сам-то пробовал? А я уже не могу — психологический барьер. Сходи, принеси этой местной амброзии… И позови Г’Хая.

Б’Юн вернулся один с огромной чашей пенистого напитка, от которого распространялся слабый запах специй и сивушных масел. Чтобы поставить ее на стол, ему пришлось сдвинуть в сторону длинный тяжелый предмет, накрытый куском ткани.

— Извини, Д’Ол: они там все очень заняты — разучивают новый эротический гимн.

— Среди нас завелся поэт?

— Ну что ты! Это новая маленькая аборигенка предложила спеть одну из песен другого места.

— Какого еще места?

— Она утверждает, что, как и мы, не здешняя, но спустилась не с неба, а пришла из «другого места». Что это такое, объяснить не может и, по-моему, не очень-то и старается. У нее удивительная способность к адаптации и полное отсутствие шоковой реакции на нестандартные обстоятельства. Ей здесь нравится, но она решительно не желает считать нас высшими существами. И отказывается употреблять напитки, содержащие C2H5OH.

— Почему же?

— Ты будешь смеяться, но она говорит, что ей папа не разрешает! Кстати, они уже спелись, можешь послушать!

Б’Юн распахнул обе звуконепроницаемые двери, и помещение заполнил нестройный хор мужских и женских голосов:

…Дальних дорог скитальцы,Собравшись за этим столом,Примите без завистиСчастье одного из васИ воспойте мою богиню…

Старик потер лицо ладонью, помассировал глазные впадины.

— Закрой дверь, Б’Юн. Знаешь, иногда мне кажется, что все наши мероприятия развалили именно женщины. Да-да, те самые, которых аборигены не считают за людей, на которых они молятся, с которыми обращаются хуже, чем с животными, и из-за которых режут друг друга. Этот мир так и останется чужим и непонятным.

— Молодая планета, молодая раса и, соответственно, мощный половой инстинкт!

— Боюсь, что все не так просто, Б’Юн, не так просто… Но мы отвлеклись: я звал тебя не для этого. Взгляни!

Старик сдвинул в сторону опустевшую чашу и стянул материю с предмета, лежащего на столе. Б’Юн машинально протянул руку, но отдернул ее, увидев, ЧТО он собрался потрогать. По телу прокатилась волна брезгливого отвращения, как будто перед ним ожило одно из невнятных чудовищ детского сна.

Д’Ол заметил этот жест, почувствовал эмоциональную волну собеседника:

— Вот-вот, и со мной было так же! Ты понял, что это такое?

Да, Б’Юн понял: этот предмет, несомненно, является оружием. В нем есть даже какая-то мрачная эстетика при полном отсутствии декоративных элементов: жуткая, противоестественная помесь боевой дубины и…

— Эти штуки где-то изготовляют массово, на примитивном конвейере с использованием простейших механизмов, — пояснил Д’Ол и взял двумя пальцами короткий желтый цилиндр. — Просто и страшно: чуть-чуть сухого вещества, которое при окислении выделяет значительную энергию, продукты горения выталкивают снаряд. Это как… плюнуть!

— Но откуда?! Это — не мы, не харги, а местные даже не пробовали работать с железом!

— Еще попробуют, не беспокойся. Но давай по порядку, раз ты не в курсе. Пока вы работали на Западном континенте, Г’Хай и К’Лод продолжали плановую проверку приледниковых районов. В непосредственной близости от Северного пространственно-временного узла они зафиксировали человеческую особь с неадекватным поведением.

— Насколько я знаю, в тех областях сохранился еще один вид разумных аборигенов. Они там вместе охотятся на крупных млекопитающих.

— Ну вместе — не бывает. Два близких вида никогда не смогут ужиться в одной экологической нише. Представители доминирующего на планете вида называют своих конкурентов «рагги», что означает «нелюди», и относятся к ним соответственно, хотя по внешнему виду их порой трудно отличить друг от друга.

— А почему эти рагги не были в свое время вовлечены в эксперимент по метисации?

— Ну подробностей я уже не помню, да и не интересовался особенно. Кажется, генетики сочли их менее пригодными — это относительно древний вид, возникший несколько сотен тысяч местных лет назад. По сравнению с нашими аборигенами они и генетически и психологически менее пластичны: индивидуализм и агрессивность самцов, слабо развитый интеллект самок… Если тебе интересно, можешь посмотреть старые отчеты.