Умирать - в крайнем случае - Богумил Райнов

- Бросьте вы эти художественные детали, Питер! - прерывает меня Дрейк. - Могу заверить вас, что мне не требуется допинг.

Он наливает себе двойную дозу виски и небрежным жестом предлагает мне последовать его примеру. Сделав два больших глотка, Дрейк поворачивается ко мне.

- Ну, чего же вы молчите? Когда я не желаю вас слушать, вы болтаете без умолку, а когда надо говорить, молчите, как пень. Я жду ваших комментариев.

- По-моему, все ясно и без комментариев, - говорю я и встаю, решив, что мне тоже не худо "заглянуть в бар". Взяв в руки темно-коричневую бутылку, я лаконично бросаю:

- ЦРУ.

- ЦРУ? А почему не "Интерпол"? - спрашивает шеф.

- ЦРУ или "Интерпол" - какая разница. Это не меняет ситуации, замечаю я, наливая себе виски. Но если бы это был "Интерпол", все было бы кончено уже после отправки первой партии, а мы бы давно сидели за решеткой.

- А чего, по-вашему, добивается ЦРУ?

- Большого скандала. Политической сенсации. А чтобы сенсация и скандал получились погромче, отправленная нами партия должна быть посолиднее. Вы слышали, что сказал господин Мортон: "Не меньше десяти килограммов героина". Потом устроят засаду в условленном месте, конфискуют наркотик, поднимут шум в печати, обвинят коммунистов, что они хотят отравить свободный мир. А самое интересное то, что все это оплачивается деньгами из вашего кармана.

Дрейк некоторое время молчит, обдумывая мои слова.

- Похоже, что так оно и есть, - соглашается он. - Или приблизительно так. Во всяком случае, ловушка налицо. А ведь только сейчас этот чертов янки убеждал меня, что нужно перейти к отправке крупных партий, брал на себя обязательства немедленно сбыть все за океаном.

Дрейк решительно выливает в горло остаток виски и, устало откинувшись на спинку кресла, погружается в раздумье.

Я успеваю допить виски и до половины выкурить сигарету, когда рыжий медленно поднимается и выходит из комнаты, изменив своему правилу не оставлять меня одного в кабинете. Его отсутствие длится не более двух минут. Вернувшись, он произносит с грустью:

- Что ж, придется проститься с Ларкиным, дружище. Вы знаете, что я человек гуманный, но ничего не поделаешь: с Ларкиным придется проститься.

- А вам не кажется, что уже поздно? - спрашиваю я. - Может, Мортону уже все известно...

- Что, например?

- Например, дата отправки следующей партии...

- А, значит, вы тоже считаете Дрейка старым дураком, Питер, - с печальным укором говорит он. - Вы думаете, что старина Дрейк совсем выжил из ума...

- Что вы, я не имел в виду ничего подобного, - спешу заверить его я.

- Имели, дружище, имели, - он грозит мне пальцем. - Ну да ладно, я не злопамятен.

Затем он возвращается к главной теме:

- Ну как, Питер, у вас найдется сил пережить такое?

- О чем вы?

- Все о том же - о необходимости распрощаться с Ларкиным. О чем еще я могу говорить?

- Не забывайте, что Ларкин - человек ЦРУ.

- Как я могу забыть такое! Именно по этой причине мы устроим в его честь скромную тризну.

- У ЦРУ руки длинные, мистер Дрейк.

- Не настолько, Питер, чтобы дотянуться до Дрейк-стрит. Здесь, в Сохо, ЦРУ не котируется, дружище. Здесь мы привыкли обходиться без ЦРУ.

Он опять подходит к бару, чтобы налить себе очередную дозу.

- Запаситесь, стало быть, нужным самообладанием, Питер, и обуздайте свою скорбь. Вы ведь знаете, я тоже человек чувствительный, но наши эмоции не должны идти вразрез с чувством долга и справедливости. Не то все пойдет прахом.

Дрейк отпивает глоток виски, не потрудившись бросить в него лед, затем опять усаживается в кресло напротив и принимается за любимое занятие: любовно развернув сигару, он старательно обрезает ее. Покончив с этим, он погружается в раздумья и облака дыма.

- Ах, это вы, Ларкин! - радушно восклицает Дрейк, когда спустя четверть часа американец входит к нему в кабинет. - Прошу прощения, что разрешил себе вторично обеспокоить вас, но совсем недавно выяснились новые подробности, нужно кое-что уточнить. Что же вы стоите? Присаживайтесь.

Ларкин садится на диван, на котором не так давно располагалась грациозная Бренда, где ему знать, что занимать место человека, переселившегося в мир иной, не рекомендуется. Садится и застывает в привычной позе с неподвижным выражением смуглого худощавого лица. Долго ждать не приходится, шеф склоняется к письменному столу и включает запись.

Приятно иметь дело с профессионалом. В течение всего времени прослушивания магнитофонной записи его разговора с Мортоном выражение лица Ларкина остается абсолютно неподвижным, и только по чрезмерной напряженности взгляда можно догадаться о том, что он сосредоточенно думает над тем, как выйти сухим из воды, как более приемлемо истолковать смысл воспроизводимых фраз.

- Ну что, придумали свою версию? - добродушно спрашивает рыжий после того, как раздалось ровное шипение, означающее конец прослушивания.

- Мне незачем придумывать, - отвечает Ларкин, переводя свой тяжелый взгляд на Дрейка.

- Этого требует материал, который вы только что прослушали, - все тем же добродушным тоном говорит шеф. - Или, может, вы станете отрицать его подлинность?

- Представьте себе, нет, - сухо произносит американец. - Мне ни к чему сочинять небылицы, поскольку правда всецело на моей стороне.

- Я не сомневаюсь, - кивает рыжий. - Вам известно о моем безграничном доверии к вам. Но я не откажусь выслушать ваше объяснение, хотя бы просто так, из чисто формальных соображений.

- На меня оказал натиск Мортон, - спокойно говорит Ларкин. - И если я до сих пор не обмолвился об этом, то лишь потому, что не считал нужным беспокоить вас попусту.

- А кто такой этот Мортон? - спрашивает Дрейк для виду.

- Мне кажется, совершенно ясно, кто он такой, - сотрудник "Интерпола". Я был знаком с ним еще в Нью-Йорке. Из-за одного нелепого совпадения он напал на мой след здесь, в Лондоне. Установил за мной слежку и на основании своих источников информации, о которых я сейчас не могу дать вам более подробных сведений (здесь Ларкин не забывает бросить подозрительный взгляд в мою сторону), выяснил, чем я занимаюсь в данный момент. Он буквально прижал меня к стенке.

Объяснение выглядит непривычно длинным для такого молчаливого человека, как Ларкин, но американец прекрасно понимает, что молчание тут не поможет.

- А что, в сущности, нужно от вас этому Мортону? - все так же формально интересуется шеф.

- Вы же слышали: он хочет перехватить большую партию наркотиков, чтобы блеснуть. Разве вы не знаете этих господ! Они готовы на все ради высоких постов и больших пенсий.

- Да, конечно, у каждого свои заботы, - соглашается Дрейк.

А потом поворачивается ко мне:

- Вот видите, Питер! Я же вам говорил, как вредно идти на поводу у собственной подозрительности. Ларкин вовсе не ведет двойной игры, как вы предполагаете.

- В сущности, я был вынужден вести двойную игру, - спокойно возражает американец. - Только она касается не вас, а Мортона. Я всячески дезинформировал его, я водил его за нос, чтобы выиграть время. Ждал, пока мы проведем две-три крупные операции и сорвем порядочный куш, а потом, если бы "Интерпол" стал проявлять нетерпение, поставил бы в известность о сложившемся положении вас, чтобы всем вовремя выйти из игры.

Ларкин умолкает, потом опять меряет меня подозрительным взглядом и продолжает:

- Однако среди нас есть еще один человек, который ведет двойную игру. Я не хочу проявлять чрезмерную мнительность, но это подтверждается информацией, которой располагает Мортон. И этот двурушник - он находится здесь, среди нас - ведет двойную игру против нас с вами.

- Логично, - признает рыжий.

Он устремляет задумчивый взгляд к потолку и, выпустив в направлении хрустальной люстры струю дыма, спрашивает у Ларкина:

- А почему вы думаете, что мы имеем дело с "Интерполом", а скажем, не с ЦРУ?

- Ну, какой интерес ЦРУ заниматься подобными аферами?

- Вот и я спрашиваю, какой интерес?

Ларкин, видимо считает, что этот вопрос к нему не относится, он и не думает на него отвечать.

- Мне кажется, - говорит он, - что сейчас гораздо важнее установить, от кого Мортон получает сведения.

- Да, в самом деле, - спохватывается Дрейк. - А что вы думаете по этому вопросу?

- Полагаю, что не так уж трудно добраться до истины.

- Каким образом?

- Естественно, методом исключения, единственно возможным в сложившейся ситуации. Насколько я знаю, об операции известно только троим... Или, может, я ошибаюсь?

- Нет, нет, вы не ошиблись, - говорит Дрейк. - Только нас трое, и больше ни один человек.

- Полагаю, что лично вы вне подозрений...

- Благодарю за доверие.

- Я тоже вне подозрений, причем это довольно просто доказать: вы знаете, какая сумма полагается мне в случае успеха операции. Неужели же я похож на идиота, способного лишиться таких огромных денег ради интересов "Интерпола"?

- Следовательно? - позволяет себе задать вопрос шеф.