Грабеж – дело тонкое - Вячеслав Денисов

Посылать в адрес Левенца нельзя. Еще неизвестно, как будут в дальнейшем разворачиваться события, во-первых; и Антон был не вполне уверен в том, что Паша узнает то, что нужно, во-вторых. Идти к Юшкину самому будет выглядеть уже навязчиво. У Вити язык, как помело, и неизвестно, где он им наметет свежих новостей и при каких обстоятельствах. Лукин только и ждет, чтобы зацепиться за невидимый простому глазу выступ и в очередной раз попытаться подмочить реноме Струге. Лучше всего для этой роли подходил Макс, со своим милицейским снобизмом, дерзостью, безапелляционностью и недюжинной сообразительностью. Поставленные задачи он выполнит от и до, а это означает, что в тот момент, когда молодой убоповец будет «пробивать» подпитого Юшкина, можно посидеть в одиночестве в машине и подумать о том, о чем невозможно подумать в любой другой момент. О деле, которое рассматривал Левенец. От приговора, который тот вскоре должен вынести, во многом зависит будущее молодого судьи, и Антон не хотел, чтобы человек, «помеченный» им, как равный по духу, провалился в пропасть, из которой уже никогда не показываются на поверхность. Антон умел беречь таких людей и всегда старался им помочь. Впрочем, их было так немного, что каждый раз приходилось все начинать, как в первый раз...

Первый раз у Антона екнуло сердце, когда они въехали во двор искомого дома. У него было впечатление, что в этом дворе он уже был.

Второй раз Струге почувствовал уже укол. Его взгляд упал на лавочку в глубине двора, и, словно в мистическом сне, он почувствовал ее шероховатую поверхность...

Макс уже полчаса находился в квартире Юшкина. Поскольку на выполнение поставленных задач могло вполне хватить четверти часа, Струге догадался, что Юшкин опять пьян, а Макс, проявляя чудеса такта, терпеливо освежает его память и «разводит» на воспоминания.

Стараясь отвлечься от неприятных чувств, связанных с этим двором, Антон переключился на другие мысли. И первое, что пришло ему в голову, был вопрос о том, зачем Шебанин позвонил ему на работу и сообщил о найденном им продавце черепахи. Собственно, не он его нашел, а милиция. Собственно, не нашла, а случайно натолкнулась и задержала совершенно по другому поводу. Однако это известно Шебанину, значит, мыслей о мести он так и не оставил. Надежный парень! Обещал найти – и нашел! Обещал сообщить – и сообщил! Все бы так слово держали, как этот братан...

Припомнились Струге и слова Яши о том, как он скормит «черепаховеда» мишке в зоопарке... Стоп!

А зачем Шебанин позвонил в такой спешке судье на работу?

Ответ Струге нашел быстро. Шебанин, стремясь вернуть долг, позволил Антону разузнать, где можно взять каймановую черепаху на месте, прямо в суде. А почему? Потому что потом у него не будет возможности это сделать? Однако куда может деться арестованный Кантиков? СИЗО – как раз лучшее место для того, чтобы поговорить по душам и выведать, на каком таком терновском лугу пасутся диковинные твари – каймановые черепахи. Черепахи, от желания обладать одной из которых просто сходит с ума «сестра Струге»...

«Мой друг уехал в Магадан, – пел Высоцкий, – снимите шляпу, снимите шляпу...»

Струге, машинально сопоставляя совершенно случайные слова со своими мыслями, подумал о том, как Кантиков куда-то уезжает из изолятора, а все при этом снимают головные уборы...

«Уехал сам, уехал сам... Не по этапу, не по этапу...»

– Че-е-е-орт!! – выдохнул Антон и стал лапать карманы. – Телефон! Телефон где?!

Память работала в аварийном режиме. Номер мобильника Макса всплыл перед глазами, как на мониторе.

– Макс, Макс! Бегом вниз! Бегом вниз, я все скажу потом!..

– Да что происходит?! – глухо бормотал Левенец, растирая и без того красные от волнения глаза. Он после короткого сна даже не успел почистить зубы, поэтому сейчас, болтаясь на заднем сиденье мчащейся со скоростью болида «девятки», пытался выудить из упаковки пластик жвачки. – Зачем нам в СИЗО?!

Повторять в этой машине второй раз один и тот же рассказ у Антона не было ни сил, ни времени. Он хотел побыстрее добраться до изолятора и увидеть Кантикова живым. Сейчас ему казалось, что это единственная возможность пролить свет на сумасшедшее дело.

Макс остановил машину у ворот СИЗО так, что она, почти провернувшись на месте на сто восемьдесят градусов, едва не снесла стоящую у входа «совдеповскую» чугунную урну. И даже не стал закрывать двери. Случаев угона автомобилей от следственного изолятора в Тернове зафиксировано пока еще не было. Впрочем, он не успел бы это сделать при всем желании. Он даже не думал об этом, потому что то, что ему поведал Струге, вводило его в состояние исступления и жажды скорости.

Все закончилось в тот момент, когда в комнату без дверей для производства допросов вошел бледный оперативник СИЗО, дежуривший в эту ночь, и едва нашел в себе силы, чтобы выдавить:

– А он... Он умер...

– Что значит – умер?!! – взбеленился Левенец, окончательно потерявший канву происходящего. – От старости, что ли?!

– Он не дышит... – глупо повторил опер.

– Я понимаю, что не дышит! Он не может дышать, если умер! – грохотал Павел Максимович. – Что здесь происходит?!

В СИЗО началось движение. Это было объяснимо, так как арестованные, содержащиеся в камерах следственного изолятора, умирают далеко не каждый день.

– Пошли отсюда, – тихо приказал Струге. – Сейчас заварится каша. Информация о нашем приезде и смерти Кантикова долетит до Лукина не позже чем к обеду сегодняшнего дня. Это хорошо, Павел Максимович, что рядом с нами в этот момент был Макс, которому я успел очень много рассказать. А сейчас валим отсюда и едем в какой-нибудь тихий уголок. В нашем распоряжении считаные часы...

Заместитель Земцова, уже придерживаясь более приемлемой для передвижения по городу скорости, загнал машину в тупик перед стадионом футбольного клуба «Океан» и выключил двигатель. Мужчины вышли на улицу и расположились у капота. Левенец не курил, поэтому терпеливо дожидался, пока двое умников раскурят перед ним, несведущим, свои сигареты. Его положение человека, играющего в деле главную роль, но не имеющего доступа к происходящему, дико раздражало и выводило из себя, и, если бы перед ним сейчас был не Струге, а кто-то другой, Паша уже давно бы сорвался. Однако понимание того, что Струге все и всегда делает верно и к месту, заставляло его проявлять выдержку.

– Паша, все в этом мире происходит по желанию отдельных людей, – начал Струге, рассматривая звезды. – По чьей-то воле, а не исключительно по своему желанию ты попал в суд. По чьей-то воле ты рассматриваешь конкретные дела по факту преступлений, которые тоже совершены по чьей-то воле. В своей неинформированности ты не одинок, и не твоя в том вина. Причиной тому является не мое молчание, а невозможность говорить тебе что-то раньше времени. Передо мной стоит Макс, который раскусывает тяжкие «темняки», как белка орехи. Однако и он сейчас «висит», как наркоман. До него никак не может дойти, что кто-то оказался гораздо умнее его, Земцова, и судьи Левенца...

Антон жевал слова, потому что понимал – торопиться на этом этапе уже некуда. К тому моменту, когда дело будет предано огласке и о нем заговорят даже на телевидении, игра будет либо сделана, либо сдана. И минуты в этом случае уже не имеют никакого значения.

– Есть проблема, Паша, и ее присутствие очевидно. Как и то, что Андрушевич, содержащийся за Центральным судом под стражей, совершенно не виновен. Его присутствие в СИЗО – последствия бесталанных действий милиции Центрального РОВД. А проблема заключается в том, что час назад убили Кантикова. Кто же такой Анатолий Львович Кантиков?

Левенец ответил:

– Владелец черепахи, которая, возможно, ранее принадлежала Решетухе.

– Неверный ответ, – отрезал Струге. – Кантиков – активный участник группы, промышлявшей квартирными разбоями в городе Тернове. Именно этот веснушчатый худой парень, облаченный в потертую кожаную куртку, звонил ночью растревоженным телефонным беспределом гражданам в дверь и представлялся сотрудником милиции.

– Это нужно доказать, Антон Павлович, – возразил молодой судья. – И не мне вам это объяснять.

– Доказывать все придется, Паша! И это тоже. Но есть нечто, что доказывать уже не следует. Де-факто, разумеется, не следует. Это «факто» заключается в том, что потерпевший Решетуха на самом деле потерпевшим не является. Я просил тебя просмотреть дело и газетные программы телевизионных передач на две последние недели декабря прошлого года. Ты сделал это?

– Я сидел над этим всю ночь. – Левенец пожевал губами.

– Ты не сидел над этим и пятнадцати минут, потому что в половине третьего ночи я выдернул тебя из-под одеяла и ты не напоминал человека, только что упавшего от бессилия в постель. Ты, наверное, решил, Павел Максимович, что судья Струге, выкручиваясь перед молодым Левенцом, старается наработать дешевый авторитет. А зря.