Мерцание золотых огней - Николай Новиков

Иваненко позвонил часа через три. По его мрачному тону, Юля поняла, что все не так просто, как ей казалось вчера. И насторожилась.

- Приеду к тебе вечером, поговорить надо, - сказал он. - Сейчас не могу, дела есть.

- А что случилось, Саня? Что с Вадимом?

- Ты знаешь его? Я так и думал. Приеду, расскажу.

- Саня, в какую больницу его отвезли?

- Дима сказал, что в какой-то травмопункт, а оттуда его забрал отец, он работает в Институте нейрохирургии. Да ничего страшного. Ты хоть соображаешь, что затеяла?

- Ничего я не затеяла, Саня, - сказала она и повторила его слова. Приедешь - расскажу. Адрес ты знаешь, после семи буду ждать тебя. И не думай обо мне плохо, пожалуйста.

Она позвонила в справочную, узнала адрес Института нейро хирургии и, не раздумывая, поехала туда. Уже стемнело, когда она выяснила, в какой палате, на каком этаже лежит Вадим Лав рентьев. И уже собиралась направиться к лифту, как увидела его подругу, Люду, которая стремительно пересекала вестибюль. Похо же, ей не нужно было выяснять, в какой палате лежит Вадим, уже знала. Юля осторожно отошла в сторону, к лестнице. Придется по дождать, когда Люда уйдет от него.

И вновь, который раз за этот нескончаемо-длинный день, она должна была с напряжением ждать... Прятаться, опасаться, как бы ни случилось чего-то непоправимого... А если жизнь Вадима в опасности? Если он останется калекой? В этом виновата будет только она. И никому, даже себе не объяснишь, что у Сани было много времени для того, чтобы подготовиться и спокойно аресто вать Колготина, как только он войдет в квартиру. И Вадим уже знал об этом! Он ведь может за себя постоять, она помнит, как он легко отлупил Колготина.

Почему же так получилось?.. Почему все, кто над нею изде вается, чувствуют свою безнаказанность, а она, отомстив него дяю, вынуждена оправдываться, бежать, прятаться, сомневаться в своей правоте... Почему?! Вон Люда промчалась, никого не боясь, не стесняясь, а ведь она кричала, что видеть его не желает больше. Ну и что? Позавчера не желала, сегодня желает. А Юля Малюкова и желать для себя ничего не смеет. Стоит у лестницы и просит Бога, чтобы он помог Вадиму. Себе ничего не просит, не до этого... Видно, так ей на роду написано: отбиваться, мстить, убегать, прятаться, чтобы снова попасть в грязные, липкие руки, и снова мстить, и снова убегать...

Как долго ещё она сможет терпеть такую жизнь?

Кто знает...

Юля опасалась, что Люда надолго задержится у Вадима, может быть, на всю ночь останется, она ведь медсестра. Но нет. Минут через десять, а может пятнадцать Люда вышла из лифта и направи лась к выходу. Юля не видела его лица, но по походке поняла, что Люда чем-то расстроена.

Он был не слишком любезен с ней?

Или рана оказалась серьезной? Господи, только бы не это! Так трудно было поднять руку и тихо постучать в белую

дверь! Но оказалась, ещё труднее открыть её и шагнуть внутрь после того, как она услышала его уверенное: да!.

Он лежал на кровати, но увидев её, вскочил на ноги

- Это ты?!

- Я... Вадим, я так волновалась за тебя, так переживала, - торопливо забормотала Юля. - Не могу понять, как же все так не хорошо получилось... Ты в порядке, Вадим? - она подняла голову и увидела ужас в его широко раскрытых глаза. Попятилась к двери.

- А ты сама в порядке? - хриплым голосом спросил он.

- Да что со мной случится... Тебе очень больно?

- Очень. А разве не бывает больно после того, как ты при водишь в дом человека, перевязываешь, помогаешь, оставляешь но чевать у себя, ничего взамен не требуя, а он предает тебя?

- Вадим, хочешь, я тебе расскажу все, как было?

- Когда этот человек приходит к тебе снова, - продолжал Лаврентьев. И ты впускаешь его к себе... Не только в квартиру

- в душу! Веришь его глазам, веришь его словам, и сам чувству ешь себя счастливым, а потом убеждаешься, что это ложь, ложь, гнусная, грязная ложь! Разве после такого не будет больно?!

- Пожалуйста, не кричи... - тихо сказала Юля. - Я тебе все-все расскажу.

- Что - все? Не надо ничего рассказывать, я и сам знаю, зачем ты пришла! Боишься, что я выдам тебя, расскажу Иваненко или другим ментам, что ты, сожительница этого дебила, была у меня, что ты приходила по его заданию, чтобы все разнюхать, а потом вместе придумать, как меня ограбить! Боишься, что тебя посадят вместе с сожителем-сообщником!

- Нет, Вадим, нет! - закричала Юля. - Я не обманывала тебя, мне и вправду было хорошо, очень хорошо с тобой!

- А мне - нет! - отрезал он.

- Почему?.. - прошептала Юля.

- Потому что ты подлая и лживая шлюха!

Она отшатнулась к двери, побледнела, как будто он только что ударил её.

- Не надо так говорить, это неправда...

- Это правда! Не беспокойся, я не сказал ментам, что зна ком с тобой. И не скажу. Я тебя не знал, не знаю и знать не хо чу! Не потому, что жалею тебя, просто противно было слышать, как эта сволочь, с которой ты спала, пытается все свалить на тебя. Он тебя использовал - пусть отвечает за это! А ты исполь зовала меня. Я не в обиде. Ты за этим пришла? Теперь можешь спокойно уйти.

Юля тоскливо улыбнулась. Сказал бы про неё такое кто-то другой, разозлилась бы, но ведь он же больной, раненый... Вон сколько фруктов на тумбочке, целая гора. И наши, и заморские... Натащили. А она даже коробку конфет не догадалась купить. Приш ла с пустыми руками... Хотела рассказать всю правду, надеялась, что поймет, не станет обижаться. Может быть, обнимет её, улыб нется и скажет: я так скучал без тебя, так хотел увидеть, прямо места себе не находил. Весь вечер звонил, но ты дала чужой те лефон... А он и не знает, что номер был неправильный, наверное, выбросил бумажку на которой записал его... Чего она, дура, ожи дала от этой встречи? Ему нужна была новая женщина в постели, прежняя надоела, вот и все... Поэтому и рассердился, когда проснулся и не увидел её рядом. Как же, посмела встать без раз решения...

- Ты не жалеешь меня, а мог бы и пожалеть, - опустив голо ву, сказала она. - Я пришла сюда потому, что переживала за тебя, ни о чем другом не могла думать. Я хотела рассказать тебе, как случилась эта дурацкая история, но ты и слушать меня не жела ешь. Только кричишь, оскорбляешь...

- Кто б меня самого пожалел, дурака доверчивого, - криво усмехнулся Вадим. - Я не оскорбляю тебя, а говорю то, что есть на самом деле. К великому моему сожалению. А то, что натворила ты, и оскорблением назвать трудно. Это просто подлость!

- На самом деле все не так, но ты ничего не хочешь знать, кроме своих дурацких догадок. Ну и ладно... Я не навязываюсь. Просто... мне и вправду было хорошо с тобой, - тихо сказала Юля, коротко взглянув на него. Слезы блеснули в её голубых глазах. - Я никогда не забуду этого. Ты тоже. Да только я тебе не Люда, и никогда, слышишь - никогда! Не вернусь к тебе. Оставайся с не вестой, Вадим.

- Спасибо за разрешение... - Вадим закашлялся, прочищая горло. Что-то мешало говорить. Кашель болезненным эхом отдавал ся в раненой голове. А ещё эти глаза... они будто загипнотизи ровали его.

- И... прости, что я вторглась в твою жизнь. Мне казалось, что ты... но я... я ошиблась.

- Что ты имеешь в виду? - он машинально дотронулся до белой повязки.

Она не ответила, ещё раз посмотрела ему в глаза, на миг задержала свой взгляд. В нем не было ни уязвленной гордости, как тогда утром, ни раздражения. Боль и какая-то детская безза щитность... Юля нашарила за спиной ручку, отворила дверь и, пя тясь, вышла из палаты. Вадим стоял и смотрел, как она уходила, но не было сил что-то сказать, что-то сделать. И лишь после то го, как дверь за нею захлопнулась, отсекая синие глаза, он бо лезненно поморщился. Юля ушла, оставив ему свою боль. Там, где она только что стояла, была пустота.

Пустота, от которой веяло холодом.

Он прав, он разгадал, зачем она пришла сюда, но... не надо было говорить об этом. Тем более, так резко, грубо... Не стоило уподобляться её сожителю. Что она хотела рассказать ему? Черт побери! Неужели трудно было послушать? Трудно. Увидел её, и вспыхнула в груди злая обида, вспыхнула, ослепила... Выпитый коньяк и визит Люды не принесли облегчения, напротив, усилили досаду. Он даже не разглядел, как следует, Юлю, не помнит, в джинсах она была или в юбке! Злая обида... А хорошее не вспых нуло... Почему-то - нет.

Вадим зябко поежился, достал из тумбочку бутылку, налил полный стаканчик виски, залпом выпил. Надкусил огромное тем но-красное яблоко с глянцевой кожурой и с недоумением уставился на него. У яблока был вкус ваты слегка посыпанной сахаром.

- Неужели все, что снаружи красиво, внутри совершенно безвкусно? пробормотал он, присаживаясь на кровать. И этот ри торический вопрос вряд ли был адресован яблоку. Вадим положил его на тумбочку, стукнул кулаком по колену. - Я не могу, не могу ей верить!

Но и не верить ей он не мог.

29

- Но так нельзя, Юля! - воскликнул Иваненко. - Если ты заду мала избавиться от подлеца, могла бы прежде посоветоваться со мной! А потом уж что-то делать.

- Ты ешь, Саня, ешь, - тихо сказала Юля. - Картошка остыва ет, а холодная она невкусная.