Холодные медные слезы - Глен Кук

– Я его видел.

– Меня заставляли сидеть на их религиозных службах. По три раза на дню. Эти типы ничего не делают, только работают, едят и молятся о конце света, – если я правильно поняла. Их службы в основном ведутся не на карентийском.

– Забавная шайка.

Майя схватила с моей тарелки намазанную маслом оладью и лучезарно улыбнулась.

– Привыкай, Гаррет. – Если уж она вбила себе что-нибудь в голову, ее не свернешь. – Да, они ужасно забавны. Как нарывающий зуб.

Я жевал колбаску и ждал.

– Они – настоящие нигилисты, Гаррет. В Роке тоже попадаются нигилисты, но эти могли бы давать уроки. Я не вру. Они молятся о конце света.

– Наконец-то я получил хоть какие-то сведения. Продолжай, Майя.

Этой фразы оказалось достаточно, чтобы она расцвела. Иногда для счастья нужно так мало.

– Расскажи что-нибудь еще.

– Они называют себя Сынами Хаммона. По-моему, Хаммон был кем-то вроде пророка, примерно в те же времена, что и Террелл.

– Он был одним из первых шести сподвижников Террелла, – пояснил Дин. – И первым, кто его покинул. Между ними произошла жестокая размолвка из-за женщины.

Я изумленно воззрился на старика. Он продолжал как ни в чем не бывало:

– Более поздний догмат утверждает, что Хаммон выдал убежище Террелла императору Седрику – если вам вообще удастся найти упоминание о Хаммоне. Но в Апокрифе, написанном в том столетии и спрятанном в безопасном месте, где он и хранится по сей день, целый и невредимый, сказано совершенно иное. По нему Хаммон умер за два года до Террелла, которого выдала собственная жена. Известная нам как святая Медуа.

– Что? – Я вперил в Дина тяжелый взгляд. Он никогда не выказывал большого интереса к религии или к ее специальному фольклору. – Что это? Где ты такого понахватался? Когда это ты стал знатоком? Я никогда и не слыхивал ни о каком Хаммоне, а мамочка таскала меня в церковь до десяти лет.

– Церковный Собор в Эй, мистер Гаррет. Пятьсот двадцать первый год, императорская эра. Двести лет до Великого Раскола. Присутствовали все епископы, престоры, прелаты и множество императорских легатов. В те времена каждая провинция проповедовала собственную ересь. И каждый еретик был фанатиком. Император хотел положить конец бесконечным распрям. В пятьсот восемнадцатом году в Костейне только за один день мятежа погибло сорок восемь тысяч человек. Император поддержал Терреллеитов, а за его спиной была армия. Он приказал Церковному Собору уничтожить всякую память о Хаммоне. За это прото-Церковь и Ортодоксальные секты вычеркнули его из своих летописей. Мне эта история известна от отца. Он три года учился в семинарии Циников и всю жизнь прослужил дьяконом.

Никогда не знаешь, какие открытия ждут тебя рядом.

Со знатоком не поспоришь. Тем более что «факты», которым учили меня, не имели никакого смысла. Хроники Террелловых времен, составленные вне религиозных общин, абсолютно не совпадали с тем, что проповедовали священники.

По их версии, Террелл погиб мученической смертью за то, что нес в массы слово истины. Но, судя по светским хроникам, религиозный бизнес в те дни был широко открыт для всех желающих. На каждом углу в городах и в каждой деревушке в провинции имелись свои пророки. Они могли нести любую чушь, какую хотели. Больше того, Террелл был пророком Ано, а у того тогда было больше последователей, чем сейчас.

– Тогда почему Седрик приказал его убить?

– Потому что он начал лезть в императорские дела. Он становился политиком. И ему не хватило здравого смысла умерить пыл, когда ему намекнули, что не стоит вкладывать свои слова в уста Ано – тот и сам может о себе позаботиться.

Я всегда придерживался такой же точки зрения. Зачем Ано нужны приспешники на земле, расшибающие неверующим головы, когда он сам есть Великий Расшибатель голов?

– Так кто же такие эти Сыны Хаммона?

– Не знаю. Никогда о них не слышал.

– Они дьяволопоклонники, Гаррет, – сказала Майя. – Они никогда не произносят имени своего бога. Называют его Разрушителем и просят его приблизить конец света.

– Психи.

– Он отвечает им, Гаррет. – Ее затрясло. – Это самое страшное. Я слышала его. Голос звучал у меня в голове. Он обещает им конец света до исхода столетия, если они честно выполнят все его приказания. Многие погибнут в этой борьбе, но мучеников ждет награда. Они обретут покой и вечное блаженство на его груди.

Мы с Дином обменялись тревожными взглядами. Глаза Майи остекленели, и она лепетала всю эту галиматью словно бы против воли.

– Эй, Майя! Вернись. – Я хлопнул в ладоши перед ее носом.

Она вздрогнула и обвела нас безумным взглядом:

– Извини. Меня занесло, да? Но когда эти типы устраивают свои службы и их гадкий бог разговаривает с ними, это действует довольно сильно. Черт! В предпоследнюю ночь произошло кое-что похлеще. Он заявился лично.

– Да? Тварь, похожая на шестирукую обезьяну двенадцати футов росту?

– Это одно из обличий, которые он принимает. Гаже, чем бочка с червями. А ты откуда знаешь?

– Я встречал его. У Чодо дома. Не очень приятная компания. Но для бога он немного хиловат, на мой взгляд.

– Это не настоящий бог, Гаррет. Я не вполне поняла, что они имели в виду, но эта тварь вроде как снится настоящему богу. И он может управлять своими снами. Ты меня понимаешь?

Майя нервничала все сильнее. Я начал бояться, не сотворили ли они с ней чего-нибудь, о чем она не хочет говорить или не может вспомнить.

– Тебя это расстраивает?

– Немного. С такими, как я, подобные вещи не происходят.

– Майя, со мной тоже ничего подобного не происходит. И вообще ни с кем. У меня было несколько чудных дел, но я ни разу не вступал в противоборство с богом. В наши дни никто не имеет дела с богами. Они уже давным-давно не являются лично.

Я оглядел своих слушателей. Дин выглядел встревоженным. Майя выглядела встревоженной. Даже Бесс, не имевшая понятия, о чем мы толкуем – благословите, боги, ее пустую головку, – была обеспокоена. Я мысленно повторил свои последние слова.

Бог, который появляется лично.

Чепуха из области ночных кошмаров. Кто в наше время надеется, что боги будут активно вмешиваться в дела людей? Никто, даже завернутые на религии парни вроде Перидонта. Боги не суют свой нос в чужие дела с глубокой древности.

Рассказ Майи представлял интерес, но только в плане утоления любопытства. Мне все-таки придется наложить лапы на Джилл Крайт и, возможно, слегка ее выжать. Что-то ведь породило весь этот возбужденный лепет.

Я вспомнил записку, которую Джилл оставила в квартире. Я допустил, быть может, самый крупный ляп за свою карьеру, пестрившую нелепыми ошибками.

Нужно было сидеть на этой наживке, пока на нее не клюнут. Кто-то должен был прийти и забрать ее, и этот кто-то, возможно, и есть первопричина этого проклятого дела.