Светорада Медовая - Симона Вилар

– Никак у твоей жены сцапала, – заметил он.

Стема только кивнул, передав украшение Гуннхильд и попросив отдать его Свете, когда та проснется. А еще Стема был тронут, когда Руслана сказала, чтоб Света сегодня с ее Взимком понянчилась. Сегодня, дескать, много дел по хозяйству, а у нее на душе всегда спокойно, когда жена воеводы Стрелка с малышом сидит. Стемка взглянул на молодую женщину с благодарностью. Сам понимал, что у Русланы, благодаря хозяйственной и властной Гуннхильд, редко бывает столько дел, чтобы с сыном не заниматься, но ей, наверное, хотелось отвлечь Светораду от горестных мыслей и показать перед всеми, что она по-прежнему наделяет своей милостью принятую в род. С детьми княжна всегда просто расцветала. Родила бы она ему, что ли?

И все же и Руслана, и Гуннхильд заволновались, видя, что Скафти собрался идти со Стрелком, да еще прихватил свое тяжелое копье с длинным наконечником. Гуннхильд осмелилась напомнить брату, что Усмар их родич. Даже робко осведомилась: может, за Аудуном послать, отец их мудр, он разберется… Но Скафти только покачал головой. Они уже не дети, чтобы по всякому поводу спрашивать совета у родителя, к тому же у их отца и без того хлопот хватает на речном дозоре. Гуннхильд странно было слышать такие слова от брата, которого из-за его беспечности она до сих пор не считала взрослым. Поэтому, когда Скафти отбыл вслед за Стрелком, она все же поспешила сообщить обо всем Асольву. Средний брат казался Гуннхильд более рассудительным, однако и он сказал, что в спор Стрелка с Усмаром не следует вмешиваться. А сам тоже засобирался, приказав Руслане и старшей сестре никому в усадьбе ни о чем не говорить, да не тревожить Свету понапрасну.

Стема со Скафти сперва направились в дом Усмара. Хозяйка Асгерд встретила их на крыльце, держалась достойно, но видно было, что нервничает при виде вооруженных мужчин. Сказала, что ее муж у посадника. Как пошел еще вчера, так там и остался.

– Это он за спину Путяты прячется, – заметил Скафти, когда они шли между тынов в сторону детинца. – Посаднику он нужен, вот тиун и ищет у него защиты. Да и что мы можем ему выставить в вину? Даже если по Правде судить, то в купальскую ночь многое дозволяется, так что хитрый Усмар может выкрутиться. Стема не отвечал, шел молча.

Во дворе детинца на пришедших Стрелка со Скафти смотрели с пониманием. Ясно ведь, что молодому воеводе есть на что жаловаться, а приход Скафти восприняли как заступничество за родича. Особенно об этом заговорили, когда вслед за ними на подворье явилась взволнованная Асгерд. И если женщинам без особой нужды не позволялось входить к Путяте, то теперь Асгерд так смело и решительно поднялась на крыльцо терема посадника, что все поняли: за мужа будет хлопотать.

Стемка же прямо пошел к билу детинца – широкой бадье, обтянутой выделанной воловьей кожей. Подле била висел на столбе деревянный молот. Стема снял его и ударил изо всех сил. Один раз ударил, больше не надо – звук от била далеко летит, а ему многочисленные зеваки не нужны, но собрать люд в детинце, скликать именитых мужей да вызвать самого посадника – самое оно.

Сам Стрелок застыл посреди двора, расставив ноги и положив руки на пояс. Вид у него был решительный и суровый. И прибывавшие люди смотрели на него, не решаясь подходить близко. Все же кто-то из толпы решился выкрикнуть:

– Жену явился судить или как?

Стема никак не отреагировал, смотрел, как из терема на галерею вышел посадник Путята, как по его знаку слуги вытащили из покоев крытое мехом деревянное кресло, как тот сел, откинувшись на спинку. Опушенная соболем шапочка надвинута по брови, на плечах посадника яркое корзно. По всему видать, что не удивлен посадник появлением Стрелка, чего-то подобного ждал и даже доволен, что молодой воевода не удавил Усмара в подворотне, а зовет на суд. Усмар тоже появился вслед за посадником, встал за его спиной. Держится с улыбочкой, подбоченился даже. А что ему? Он человек самого Путяты, он ему нужен, да и какой с него спрос? Ну, баба Стрелка с ним полюбилась в купальскую ночь, так кто ж за это судит? Самому надо было поучать женку, чтобы блюла себя. Вон его Асгерд ушла с гулянья, когда там все пошли вразнос. Да и теперь явилась упредить мужа, а Путяте даже напомнила, чья она дочь и что Аудун никого из своего рода в обиду не даст. И если принятый со стороны Стрелок захочет обидеть ее мужа, то Усмар к Аудуну все же ближе, а дочь варяга носит ребенка от него. И Усмар, видя, как сходятся воины во двор, как толкутся у распахнутых ворот любопытные и о чем-то переговариваются, ощущал даже некую признательность к жене, которая не оставила его в трудную минуту, держится рядом, встала с ним плечом к плечу, как будто пытаясь придать их паре значимость. Он улыбнулся ей, пожал ее пальцы.

– Все будет нормально, Асгерд, лада моя. И что этот чужак сможет выставить против меня такого, что и посадника вовлек? А разгласит дело на весь Ростов, ему же самому больше сраму будет.

И все-таки он волновался. Было что-то в Стрелке, который уверенно держался под многочисленными взглядами. Усмар даже поежился, когда Путята поднял руку, призывая к тишине.

– Ты ударил в било, Стрелок. Говори же теперь перед всем честным народом, что заставило тебя обратиться к нашему суду.

Стема неспешно отстегнул под подбородком ремешок шлема и, передав шлем Скафти, вышел вперед и поклонился, коснувшись рукой земли.

– Хочу просить тебя рассудить мое обвинение по ростовской Правде, посадник. А обвиняю я этого человека, что жмется за твоей спиной, не решаясь выйти вперед и ответить за совершенное злодейство.

Все взоры обратились к Усмару. Тот чуть помедлил, но потом все же вышел из-под навеса терема, подбоченился, оглядывая собравшихся.

– Похоже, многие тут знают, в чем хочет обвинить меня воевода Стрелок. В том, что, пока он был невесть где, его раскрасавица жена меня ему предпочла на Купалу. Подсудно ли это? Может, ему с суложи своей прежде всего следует спросить за измену?

Стема спокойно заговорил, отбросив со лба длинный чуб:

– Я обвиняю Усмара не в том, что сошелся за моей спиной со Светой. Я хочу выставить ему в вину, что он, сговорившись с шаманкой Согдой, опоил мою жену неким зельем, отчего она была не в себе и не ведала, что творит.

Это было уже серьезное обвинение. Одно дело, когда свободная женщина по собственной воле выбирает себе для услад любимого, другое, когда на нее наведены чары или порча. Однако Путята веско заметил, что с мерянской шаманки он не имеет права спрашивать, да и ушла она уже из Ростова, добавил он, бросив взгляд на Скафти, который, как все знали, успел выпроводить Согду. Как же тогда намеревается Стрелок доказать свою правоту, кого думает выставить своими видоками и послухами,[93] дабы доказать, что его жена была не в себе, когда любилась с Усмаром?