Северная война - Василий Сахаров

К тому моменту солнце уже перевалило за полдень. Наши друзья смогли отдохнуть рядом с трактом, который по-прежнему был пуст, видать, на переправе через Траве и на развалинах Любека было кому предупредить обозников об опасности. Ну а я за это время успел обсудить сложившуюся ситуацию с Вартиславом и Вереном, и было решено, что в Верхней Саксонии нам делать больше нечего. Точнее, воевать-то надо. Но слишком серьёзно за нас взялись, а потери нести не хочется. Да и нельзя, ибо крестоносцев много, а у нас каждый боец на счету. В итоге было решено уходить, и мы заспорили. Бодрич с варягом сомневались, что надо идти на Ратценбург, но я их убедил, и они со мной согласились.

Тракт начали пересекать ближе к вечеру, и всё бы ничего, вышли бы к реке, в ночь её форсировали в удобном для этого месте, и можно было оставить этот день позади. Вот только германцы, которые заметили наше отступление, вцепились нам в загривок, словно клещи, сумели выйти на тракт по лесу и собрались в кучу. После чего рыцари и лёгкие кавалеристы, которых собралось человек триста пятьдесят, вновь рванулись на нас, и пришлось принять бой. Уже не на лесной поляне, а на широкой и ровной дороге.

Всадники набрали разгон и вылетели на нас из-за поворота примерно в трёхстах метрах. О них разведка доложила в самый последний момент, когда мы переходили на правую сторону тракта. Ещё бы минута-другая – и враги могли нас смять, рассечь колонну пополам, а там подтянулась бы пехота, и нам пришёл бы каюк. Однако, к нашей общей удаче, мои дружинники с «Карателя», «Перкуно» и «Святослава» были под рукой, а на тракте как раз появились повозки с наиболее ценным барахлом и припасами. По этой причине мои действия были очевидны.

– Телеги на дорогу! – выхватывая из ножен клинок, прокричал я. – Возницы уходят! Лошадей в лес! Отряды Саморода, Ратмировича и Твердятова к бою! Арбалетчики, внимание! Залп по команде, а не когда кому вздумается! Приготовить копья! За добычу и харчи не цепляемся, сдержали врага – и отход!

Сотники отдали команды своим экипажам, и когда до германской кавалерии оставалось метров сорок, арбалетчики дали залп. Тяжёлые болты пробивали доспехи католиков, калечили и убивали людей да ранили их лошадей, и на дороге образовалась свалка, в которой кони не ржали, а кричали от боли так, что сердце вздрагивало. Отчего? Да просто животные, в отличие от людей, ни в чём не виноваты, и уж если кого и жалеть, то только их, подневольных трудяг войны.

– Господь взирает на нас с небес! – раздался среди врагов громкий клич, и замявшиеся всадники продолжили бой.

Живая волна из закованных в броню и прикрытых кожей тел налетела на препятствие из неровно поставленных повозок, и закипела жаркая схватка. Летнее солнце нагрело воздух, и в кольчуге было душно, словно находишься в отменно натопленной бане. По лицам людей градом катился пот. Мечи и копья вгрызались в тела врагов и моих воинов. Кони вставали на дыбы и не хотели лезть на препятствие. Клубы пыли поднялись над трактом и не давали дышать, но люди всё равно выкрикивали боевые кличи, угрозы и проклятия. Обе стороны бились, не жалея ни себя, ни противника. Ожесточение нарастало, никто не хотел отступать, и часть рыцарей по обочине смогла обогнуть повозки и нацелилась ударить во фланг ватаги Твердятова. Допустить этого было нельзя, и вместе с двумя резервными десятками я бросился им навстречу.

Шир-х! – надо мной просвистел вражеский клинок и, подняв голову, сквозь прорези в полумаске шлема я разглядел перед собой крупного воина на мощном вороном жеребце, в добротном доспехе и тёмно-синей накидке, которая была украшена несколькими крестами.

– Умри, язычник! – просипел из-под глухого шлема противник и вновь занёс свой клинок.

Ждать, пока мне раскроят череп, я не стал, а прыгнул на врага. Словно чувствуя мой прыжок, конь имперского аристократа повернулся боком, и Змиулан вонзился в бедро рыцаря. Тяжесть моего тела сосредоточилась на клинке, и верный булатный клинок располосовал кольчужные чулки и кровеносные артерии на ноге противника. Он вскрикнул и завалился на спину, а его конь прыжком отскочил в сторону и задел меня задними копытами.

Удар! Прикрытая кольчугой грудная клетка выдержала. Однако дыхание перехватило, и сердце будто остановилось.

– Хе-х! Хе-х! – попытался я вобрать в себя пыльный воздух. Однако во рту был только привкус крови, а язык стал словно деревянный. – Хе-х! Хе-х! – новая попытка, и в глазах всё поплыло.

Мир стал раздваиваться, и я упал на колени. Острием Змиулан воткнулся в сухой твёрдый грунт, и я опёрся на рукоятку. Но попробовал подняться. Вот только силы оставили меня, и в этот момент услышал шипение, которое напомнило мне змеиное:

– Ж-живи. Вставай-сс. Не всё ещё сделано-сс…

От этого неприятного голоса мне почему-то сразу стало немного легче, и грудь смогла вобрать в себя небольшую порцию воздуха. Затем был рывок, и я всё-таки встал. Мутным взором оглядел поле боя и увидел, что конница германцев отступает, а наши воины уже перешли тракт и по звериным тропам уходят в лес.

«Выстояли», – подумал я и попытался отдать команду на отступление. Однако горло выдавило только неразборчивый хрип, и я схватил за плечо ближайшего воина. Дружинник, который оказался десятником из экипажа Поято, посмотрел на меня, а моя левая ладонь прикоснулась к горлу и указала на спасительную чащобу. Воин взглядом зацепился за кольчугу, которая была порвана копытами рыцарского коня, кивнул, мол, понял, и на время стал моим голосом.

– Отступаем! Уходим! – разнеслись над трактом окрики десятника, и, подпалив брошенные телеги, сотни двинулись вслед за нашей конницей и варягами Верена Байковича.

Солнце опускалось к линии горизонта и било своими лучами нам в спину. Впереди была беспокойная и тяжёлая ночь, и я, пытаясь понять, кто же со мной разговаривал, когда у меня перехватило дыхание, с трудом переставляя ноги, начал свой марш на Ратценбург.

Глава 16

Береговые Морины. Лето 1147 от Р. Х.

Расстояние от Хильдесхейма, где собиралась армия германского короля Конрада Третьего, до столицы бодричей Зверина немногим более ста миль, причём семьдесят миль пролегали по территории Священной Римской империи. И это расстояние грозный король-крестоносец, который являлся опытным военачальником, планировал пройти за три седмицы. Однако с самого начала Крестового похода всё пошло не так, как он рассчитывал, и планы пришлось подстраивать под текущую ситуацию.

Венеды сами перешли в атаку и стали выжигать все замки и поселения, которые находились на землях подчинённого германцам племени древан. Оставить противника в тылу было нельзя, и на то, чтобы отогнать юркие, неуловимые отряды князя бодричей Никлота обратно за Эльбу, которая являлась границей между империей и языческими землями, у воинов Конрада ушло пятнадцать дней. Затем ещё столько же было потрачено на реорганизацию войска и создание егерских отрядов. Потом целую неделю велась переправа войск через Эльбу и зачистка прилегающих территорий. А после начался марш к озеру Звериному и вражеской столице, и на это у короля ушло ещё два месяца. Отчего так много? Да оттого, что каждый день отряды бодричей давали ему бой и наносили подлые удары по тылам германского войска. Оттого, что прежде чем достигнуть цели, крестоносцам пришлось форсировать реку Регниц и десятки ручьёв, через которые были разрушены все переправы. Оттого, что подступы к Звериному озеру караулили две весьма неплохие крепости, и штурм каждой из них доблестным крестоносцам обошёлся в тысячи жизней. Оттого, что католикам самим пришлось строить оборонительные сооружения вдоль всего пути от империи до сердца бодричей. Оттого, что было слишком много потерь. И оттого, что приходилось прорубаться через леса и устилать болота гатями.

В общем, причин, которые замедляли армию короля, хватало. Однако германцы всё же прорубились через враждебные леса, взяли славянские крепости, построили форты, обеспечили безопасность тылов и вышли к Звериному озеру, по которому скользили многочисленные лодьи венедов.

До вражеской столицы было всего каких-то пять-шесть миль вдоль западного берега и оставалось последнее препятствие, которое они должны были преодолеть – деревянный городок Береговые Морины. Некогда это было обычное рыбацкое поселение, где проживало не более четырёхсот человек, ни стен, ни рвов, ни валов, только дорога на Зверин, несколько ручьев поблизости, поросшее лесом болото и озеро. Однако венеды ждали германцев. Князья славян понимали, что Конрад выберет наиболее короткий путь, а не станет вновь ломиться через дремучие чащобы, где его ждут ловушки и партизаны бодричей, к коим не так давно присоединились витязи-храмовники Перуна, Радегаста и Яровита. Поэтому они превратили Береговые Морины в мощное грозное полевое укрепление, хотя и без стен. Были расширены и углублены ручьи, вследствие чего дорогу перекрыли наполненные проточной водой рвы, за которыми находились валы и позиции стреломётов, баллист и катапульт. Естественно, сходу такой укрепрайон, в котором находилось немало венедских воинов, взять было невозможно. Но и отступить государь Священной Римской империи не мог. И тогда он собрал военный совет, на котором присутствовали его самые лучшие военачальники и наиболее влиятельные священнослужители.