Купол Надежды (Роман-газета) - Александр Казанцев

Нина Ивановна, в продолжение всего разговора не проронившая ни слова, теперь гусю покраснела:

— Я все–таки занимаю партийный пост, пусть и незначительный…

— По партийной линии мы сумеем договориться, — заверил президент.

— Так как, Нина Иванович? Или страшновато? — дружелюбно спросил он.

— Конечно, страшусь, — призналась Нина Ивановна. — Но будет ли согласен Николай Алексеевич?

— Понимать ли это как ваше согласие в случае такой просьбы со стороны академика Анисимова? Кстати, он уже вне опасности.

«Ах вот как!» — пронеслось в мыслях Ревича.

— Я соглашусь выполнить любое партийное поручение, если такое будет, — выдохнула одним духом Нина Ивановна.

— Итак, прошу вас, Геннадий Александрович, обсудить с Ниной Ивановной вопрос о незамедлительной передаче дел в институте Анисимова. Что же касается Якутского научного центра, то жду вас в понедельник с утра, когда нас посетят по этому вопросу партийные руководители Якутии. Вам теперь придется работать с ними. Поймите, я верю в вас прежде всего как в незаурядного ученого.

Ревич поднялся. Нина Ивановна тоже встала, но президент снова усадил ее, любезно провожая Ревича до дверей кабинета.

ДАР СЧАСТЬЯ

В полярную полночь, в «ясный лунный день», когда в середине антарктической зимы полная луна всходила в дневные часы, академик Николай Алексеевич Анисимов женился на Аэлите.

На ледоколе отпраздновали это событие шумно. Гремело радио, лучи прожекторов отплясывали в небе так же, как участники экспедиции на палубе. Космонавт Федор Иванович запустил запасную раке гу торможения, которую не использовал в космосе. И она умчалась на огненном хвосте к звездам, на время став одной из них.

Аэлита светилась счастьем. Анисимов же, кроме юношеской радости, ощущал и безмерную благодарность к той, которая дважды самоотверженно прилетала к нему, чтобы спасти его, и теперь стала его женой.

Оставаясь наедине, они любили вспоминать все то, что сблизило их.

— Ты помнишь мои стихи о памяти сердца? — как–то спросил Николай Алексеевич.

— Из–за которых я плакала, когда ты ушел? — И она прочитала:

Грустный мир воспоминаний.Все они, как в море камни,Зыбкой тенью в глубинеЛежат во мне,На самом дне…

и они кончались:

Но ты со мной, всегда со мной.

— Теперь ты всегда со мной.

Аэлита была счастлива с Николаем Алексеевичем и совсем не ощущала возрастной преграды, которая так пугала Анисимова.

Однажды она сказала:

— А помнишь утро после кашей встречи в горах? Я нашла тебя и… свой портрет, сделанный из снега.

— Еще бы! — рассмеялся Анисимов.

— У тебя это не просто хобби! Ты мог б и обогатить искусство.

— Если бы отдал этому жизнь. Мало одной жизни человеку. Вот ты и дала мне новую.

— А ты сделаешь еще одну скульптуру?

— Здесь? — удивился Николай Алексеевич.

— Надо же отвлечься. Доктор Танага советовал.

— Опять из снега?

— Можно и изо льда, — рассмеялась Аэлита. — Даже лучше!

— Изо льда? — Академик сразу стал серьезным. — Как ты сказала? Изо льда?

И он стал совершать по предписанию врача обязательные прогулки к ближнему, вмерзшему в лед бухты айсбергу. Там академик задерживался часа на два, потом возвращался на ледокол — и закипало все вокруг. Развернулась подготовка к началу главных работ по протаиванию Большого Грота.

Но только Аэлита знала, чем он занимается во время отдыха.

Однажды доктор Танага пригласил ее к себе в лазарет.

— Аэри–тян, извините. Я должен называть вас госпожа Анисимова?

— Пусть останется Аэри–тян, как там… в госпитале.

— Аэри–тян, извините. Я очень обеспокоен. На корабле ползут скверные слухи. Бывший бизнесмен Мигуэль Мурильо убеждает людей, что в результате травмы головы у командора опухоль мозга и он теряет рассудок.

— Опухоль мозга? — испугалась Аэлита.

— У них нет рентгеновских снимков, как у меня, — усмехнулся Танага. — Они судят только по тому, что видят. А наблюдают они, как почитаемый ученый, забравшись на айсберг, при свете луны бьет киркой по ледяной горе, словно хочет уничтожить ее.

— Как это низко! Я думала, что уж сюда–то идут лучшие люди.

— Люди есть люди, не гуманоиды, которых мы себе воображаем, наделяя их, быть может неоправданно, замечательными чертами, редкими и на других планетах. Сеньора Мурильо было бы ошибкой отнести к их числу. Кстати, он был единственным человеком, находившимся в Храме Энергии перед взрывом 1 смеси водорода и кислорода, смешение которых там исключалось. И невольно размышляешь над тем, почему вышел из строя радар «Титана».

— Не говорите больше! Я холодею, честное слово!

— И вот теперь эти речи об опухоли мозга и безумии командора.

— Доктор! — решительно сказала Аэлита, уловив в интонации японца нечто глубоко ее задевшее. — Вам надо самому посмотреть на «безумства» вашего пациента.

— Будет ли доволен командор, Аэри–тян?

— Мы пойдем вместе с Тамарой и Спартаком. Для всех важно!

В лунном свете снег казался потемневшим серебром. Аэлита вела всех по знакомой тропке, по которой провожала Николая Алексеевича и ходила за ним.

Сейчас он не ждал ее. Мерно вскидывал и опускал кайло, стоя на вершине айсберга. От каждого удара разлетались ледяные осколки.

Впереди взбиралась Аэлита, за ней Тамара. Замыкал шествие, страхуя всех, Спартак.

Тамара увидела первая и крикнула:

— Да что это такое? Чур меня, чур!

Аэлита торжествующе рассмеялась.

— Что там, извините? — забеспокоился японец.

— Спартак, Спартак!

Анисимов только сейчас увидел подошедших и прекратил работу.

— Это же Антей! Подледный Антей! — продолжала Тамара. — Смотрите, он держит на плечах ледяной свод. И сам он изо льда. А лицо знакомое. Не правда ли, Спартак? Видишь?

— Вижу. Статуя.

— Чья?

— Неужели на меня смахивает? Вот чудо! — смущенно пробормотал он.

— Чудо, — подтвердил Танага.

— Жаль, такую прелесть унесет летом в океан, — сокрушалась Тамара.

Анисимов спустился к своим нежданным гостям:

— Вот, подсказали мне, что лед отличный материал для ваятеля.

— Отличен не только материал, но и само изваяние, — заметила Тамара.

— Спасибо, — отозвался академик. — Но знаете ли вы, моя дорогая зодчая, что, делая эту скульптуру, я думал о вас?

— Обо мне?

— Вы видели мысленно Грот в виде исполинской Грановитой палаты со столбами, поддерживающими своды. Так почему бы эти столбы не высечь сразу изо льда в виде вот таких вот Антеев, как вы сказали?

— Памятники Спартаку? — воскликнула Тамара.

— Можно и не одному Спартаку, но и другим энтузиастам.

Вместе они стали спускаться с айсберга. Статуя скрылась из виду.

Иесуке Танага шел в каюту командора и его жены в глубокой задумчивости. Чем больше узнавал он своего старого пациента, русского академика, тем более загадочной казалась ему его натура. Может ли так щедро одарять природа человека? Причем не одними только способностями, талантами, но и глубокой человечностью, заботой, чуткостью, проявляемыми Анисимовым в отношениях с людьми, которых другой на его месте мог бы считать лишь подчиненными, а для него они были прежде всего соратниками.

Вот и сейчас людей, усомнившихся в душевном здоровье академика (и первым из таких был сам Танага, врач!), он собирал в своей каюте прежде всего как соратников.

— Если внутри Грота, — задумчиво начал Анисимов, — столбы будут ледяными скульптурами, то нашим инженерам нужно позаботиться о сохранении их в твердом состоянии. Вальтер Шульц уже предлагал для этого пронизать ледяной массив каналами для холодильного раствора. Очевидно, так же надо поступить не только в отношении свода, но и поддерживающих его столбов. А может быть, и не только столбов? Алексей Николаевич Толстовцев хотел пробить в ледяной толще комфортабельные пещеры, теплоизолируя их ледяные стены, чтобы лед не таял. Стоит сочетать, пожалуй, и теплоизолирующие панели и сеть каналов с холодильным раствором.

— Все–таки хотите вернуться к туннелям ненавистных морлоков? — запальчиво перебила Тамара.

— Отнюдь нет, — улыбнулся Анисимов. — В вашей исполинской Грановитой палате свод над городом будет исчезать в вышине.

— Так где же размещать ледяные пещеры? В стенах палаты? Я не поняла.

Маленький инженер был сосредоточен. Он никак не мог угадать идеи командора.

Вальтер Шульц прикидывал на карманной электронной машине параметры требуемой холодильной установки, но главной идеи Анисимова и он не уловил.