Пётр Машеров. Беларусь - его песня и слава - Владимир Павлович Величко

убеждениях и идеалах, сохранил веру в неиссякаемость человеческого духа. Со време­нем возглавив в Минске Купаловский театр и став народным артистом СССР, Николай Николаевич имел поддержку и понимание у Машерова, оберегал актерские таланты, мог холодному, равнодушному чиновнику бросить гневные слова: «Не в того стреляете!»

Как Учитель Машеров посеял добрые семена на благодатной почве республики. В течение многих лет воспитывал кадры в духе делови­тости, скромности, учил работать творчески, с полной отдачей сил, стремился внедрить во все сферы народного хозяйства новейшие до­стижения науки и техники. Тот посев дал хорошие плоды.

О необычайной скромности Петра Мироновича Машерова расска­зал Анатолий Челдышкин (1936—2012), председатель колхоза «Больше­вик» Солигорского района:

— В разгар уборочной страды 1976-го позвонил первый секретарь Солигорского райкома партии Анатолий Игнатьевич Дубовский и спро­сил: «Как долго сегодня в поле жатки будут?» «Думаю, часов до 11 вече­ра, пока роса не упадет»,— ответил я. — «Присмотри там. Ночью к тебе должен Машеров заглянуть».

В то лето долго дождило, потом вдруг стало солнечно, сухо. Хлеб­ный колос звенел, и наши колхозники с восхода солнца до полуночи пропадали в поле, стараясь быстрее и без потерь убрать зерновые, об­молотить. Руководитель республики без лишней шумихи облетал райо­ны на вертолете. Мог сесть в любом месте. Если с кем хотел встретить­ся — предупреждал. Как, например, Дубовского...

Действительно, около полуночи «высокий десант» высадился в на­шем колхозе. Петр Миронович поздоровался с встречающими. Позна­комились. И сразу — в поле. На переднем сиденье Машеров, на зад­нем — первый секретарь Минского обкома партии Микулич, его колле­га из Гомеля Гвоздев. Между ними — я.

«Какие перспективы развития свиноводства в ваших местах?» — вдруг оборачивается ко мне Машеров.

С бухты-барахты тут не ответишь — слушатели вон какие. Да и Гвоз­дев на ухо шепчет: «Подумай, не торопись с ответом».

Через несколько секунд Петр Миронович о выгодах свиноводства начал говорить сам. Я слушал, мотал на ус рассуждения первого в рес­публике лица, примерял их к местным условиям. И грешным делом уже подумал, что Машеров заговорился, забыл о своем вопросе. Но не тут- то было. Закончив свой монолог, он вдруг спросил: «Ну, а как у вас?»

Потом я не раз мог убедиться: попавшего в трудную ситуацию Петр Миронович никогда не загонял в угол, чтобы показать свое пре­восходство. Он подсказывал ответ, словно брал растерявшегося за руку, выводил на нужную дорогу. Вот и тогда я дополнил соображения Пет­ра Мироновича своими наблюдениями, мыслями. Получился полезный разговор. Кстати, и жатвой Машеров доволен остался. Расставаясь в два часа ночи и пожимая руку, он сказал: «Вы — хозяин».

Для меня, молодого председателя, те слова были самой высокой наградой.

В другой раз Машеров прилетел к нам накануне жатвы. И опять предупредил Дубовского. Ни для кого не было секретом, что между Петром Мироновичем и Анатолием Игнатьевичем были теплые, уважительные отношения. И это неудивительно: оба сражались в годы войны с гитлеровцами. Потом все силы и опыт отдавали восстановлению на­родного хозяйства. Машеров — Герой Советского Союза, Дубовский - Герой Социалистического Труда. Да и внешне они были чем-то похожи: высокого роста, уверенные в себе...

Анатолий Игнатьевич предложил мне: «Давай подъедем к аэродрому на часок раньше. Мало ли что...»

Аэродром - грунтовая взлетно-посадочная полоса возле деревни Косыничи для «кукурузника», разбрасывавшего по полям удобрения. Едем и вдруг видим: садится «стрекоза». Мы надавили на газ. Подъехали, когда Петр Миронович уже выходил из вертолета. Как всегда в таких случаях, в резиновых сапогах. Увидел Дубовского, пошел навстречу, ши­роко расставив руки.

«Толя, прости, что раньше времени прибыли,— сказал извиняющим­ся голосом.— Это моя команда что-то намудрила»,— и крепко обнял Анатолия Игнатьевича.

«А это — председатель местного колхоза Челдышкин»,— представил меня высокому гостю первый секретарь райкома.

«А мы с ним знакомы,— ответил Машеров.— Помню, его Толей зо­вут. Вот только отчество забыл...»

Направляемся в поле. У Петра Мироновича была привычка: зайдет в хлеба в одном, другом месте, сорвет по колоску, разотрет в ладони. И скажет, сколько будет центнеров с гектара. Осмотрел и нашу рожь. Похвалил. Назвал ожидаемую урожайность. Мы потом сравнили. Как всегда, Петр Миронович ошибся всего-то на центнер.

К нам потянулись колхозники. Предлагали первому секретарю ЦК КПБ вишни, сливы. Петр Миронович не отказывался, пробовал угоще­ния. И говорил с людьми на самые разные темы. Просто и понятно. Один подвыпивший мужичок по простоте душевной разухарился, ки­нулся к Машерову с объятиями. И тут кто-то из сопровождающих мягко, но настойчиво одернул его сзади за рукав. Видимо, охранник. Правда, охраны как таковой мы не видели.

В колхозах «Парижская коммуна», имени Дзержинского две неде­ли горели пересохшие торфяники. Как ни старались колхозники с местными пожарными утихомирить огонь, тот поедал плодороднейшие гектары.

И вот прилетает Машеров со своей небольшой свитой. Кое у кого мелкая дрожь в коленках появилась — это же не районный пожарный инспектор... В резиновых сапогах Петр Миронович прошел к одному, другому месту. Осмотрелся вокруг и сказал: «Да, своими силами вам не справиться. Поможем».

И — ни слова упрека... На следующий день в этот полесский уголок приехали солдаты с техникой. Пожар был ликвидирован.

В тот раз Машеров облетал угодья еще нескольких районов. Нако­нец вертолет приземлился возле Слуцка. Из крылатой машины вышел и Председатель Президиума Верховного Совета БССР Поляков. Петр Миронович, похоже, любил общество Ивана Евтеевича, так как тот за словом в карман не лез, анекдотами, шутками, по словам Машерова, «часто спасал от тяжких дум». Сильные лидеры в общении, как правило, просты и скромны. И никогда не теряют своего авторитета и обаяния.

Каким в нашей памяти остался Машеров, рассказал Анатолий Аникейчик (1932—1989), народный художник Беларуси:

— Петр Миронович остался в моей памяти как человек щедрой души, гражданин и патриот, умевший пропускать сквозь сердце радость и боль отчего белорусского края, как человек высочайшей требователь­ности, неуемной творческой фантазии и работоспособности, поражав­шей даже самых больших трудолюбов.

Меня восхищали его наблюдательность, знание «предмета разгово­ра». Был знаком буквально со всеми значительными работами ведущих мастеров белорусского искусства, знал их по имени-отчеству. Он был из тех государственных деятелей, которые пользовались авторитетом не только среди товарищей по партии, соратников по боевому оружию, но и в среде народной.

Ему, прошедшему через огненные дни и ночи Великой Отечествен­ной, героико-патриотическая тематика литературы и искусства с дина­мичностью и образностью форм была близка и понятна. Петра Миро­новича особенно окрыляло то обстоятельство, что у нас в республике появилась монументальная и станковая скульптура, которой были при­сущи свои изюминки, белорусский мотив. Машеров умел подмечать то,