Трагедия Сталина и его сыновей - Юрий Мухин

Спустя некоторое время после того, как место для допроса было оборудовано, я увидел Якова ДЖУГАШВИЛИ, который в сопровождении офицера из отдела 1-Ц, в звании майора штаба фон КЛЮГЕ, и переводчика прогуливались в саду.

Через некоторое время немецкий офицер и Яков ДЖУГАШВИЛИ сели за этот стол. По существу никакого допроса в этот раз не было, так как немецкий офицер все время распространялся о национал-социализме в Германии и его целях, Яков ДЖУГАШВИЛИ пытался прервать офицера, ведущего допрос, но последний, не обращая на это никакого внимания, продолжал говорить.

После того, как офицер закончил этот разговор, он вместе с Яковом ДЖУГАШВИЛИ направился в виллу, в которой размешался генерал-полковник фон КЛЮГЕ».

Тут надо добавить за Ройшле, что, судя по фотографиям, это шоу-прогулку «сына Сталина» смотрела масса народу — связисты, мотоциклисты и прочие, прибывшие в штаб из войск по служебным надобностям. Как вы понимаете, никакого иного смысла в подобной прогулке, кроме показа «сына Сталина» зевакам, не было.

Однако я прерву тему шоу, чтобы закончить с протоколом. Ройшле показал:

«Звукозапись всего допроса Якова ДЖУГАШВИЛИ лично мною самолетом была доставлена в Берлин в радиодом, где семью квалифицированными русскими переводчиками она была обработана и откорректирована. После этого все документы, касающиеся допроса Якова ДЖУГАШВИЛИ, были сданы сотруднику штаба генерала фон ВЕДЕЛЯ».

Таким образом, никаких протоколов и записей допроса «сына Сталина» просто не существовало, и по радио кодом в Берлин нечего и незачем было передавать, поскольку Ройшле отвез туда магнитофонные пленки и фотопленки. А тот «протокол допроса сына Сталина», которому все «серьезные историки» так беззаветно верят, в неизвестное время, где-нибудь уже в 1943 году смастерили умельцы доктора Геббельса (радиодом — это его епархия) и умельцы командующего войсками пропаганды при Генеральном штабе Вооруженных сил Германии генерала Веделя.

Однако впоследствии эти герои пропагандистской войны мастерили «протокол» на основании расшифровки магнитофонной записи — убрать из «протокола» то, что уже было передано в эфир, было нельзя. И они позже к этим записям добавляли только то, что требовалось для придания достоверности пребывания в плену «сына Сталина». Таким образом, основной текст этот «Яков» все же говорил сам. (И, между прочим, именно то говорил, что немцам и надо было.)

Боевой офицер?

Тут надо сказать, что (как я это себе представляю) тех немцев, присутствовавших на шоу этого допроса, кто знал, что это не сын Сталина, было скорее всего несколько человек. Судя по тексту, остальные допрашивающие скорее всего искренне верили, что это на самом деле сын Сталина. В результате это был не допрос, а скорее дискуссия на политические темы, в которой и немцы спорили и предъявляли доказательства своей правоты, и «сын Сталина» делал самые разнообразные разъяснения на политические темы.

Однако время от времени допрос все-таки направлялся и в военное русло, и у «Якова» спрашивали и о том, что он, как бы провоевавший на этом участке фронта с 3 по 16 июля, обязан был знать. И «сын Сталина» вынужден был отвечать хоть что-то, из чего бы следовало, что он действительно офицер и действительно в этот период воевал командиром батареи. И он вынужден был сообщить немцам о своем боевом пути (переводчики напутали с названием местечка Лиозно, я буду сразу писать его правильно, вопросы немцев выделю, а эпизоды пронумерую). Я понимаю, что это будет несколько нудновато, но что поделать, если в России нет историков, способных сравнить показания «сына Сталина» с журналом боевых действий 14-й танковой дивизии РККА. Да и некогда им — они должны кричать о том, что сын Сталина сдался в плен. Итак:

Эпизод 1.

«— Как же вы попали к нам?

— Я, т.е. собственно не я, а остатки этой дивизии, мы были разбиты 7.7, а остатки этой дивизии были окружены в районе Лиозно».

Эпизод 2.

«— Вы были командиром дивизии?

— Нет, я командир батареи, но в тот момент, когда нам стало ясно, что мы окружены — в это время я находился у командира дивизии, в штабе. Я побежал к своим, но в этот момент меня подозвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы, должно быть, испугались, я остался один, я не знал, где находятся мои артиллеристы, ни одного из них я не встретил. Если вас это интересует, я могу рассказать более подробно. Какое сегодня число? (Сегодня 18-е). Значит, сегодня 18-е. Значит, позавчера ночью под Лиозно, в 11/2 км от Лиозно, в этот день утром мы были окружены, мы вели бой с вами».

Эпизод 3.

«— В каких сражениях Вы участвовали?

— ...6., 7., к вечеру 6-го, 14-я танковая дивизия примерно в 30 км от Витебска, значит, 14-я танковая дивизия, 18-я танковая дивизия и 1-я мотомехдивизия — т.е. весь седьмой корпус».

Эпизод 4.

«— А когда эта дивизия вошла впервые в соприкосновение с немецкими войсками?

— Это было 5-го, 6-го, 7-го. 6-го велась разведка боем, которая обошлась нам очень дорого, и все же 7-го Вы должны были проиграть сражение, но Ваша авиация мешала и разбила нас.

— Когда была рассеяна дивизия?

— 7-го она была разбита, Ваша авиация разбила ее. Я едва остался жив и этим я должен быть благодарен исключительно Вашей авиации.

— Понесла дивизия большие жертвы?

— Мы потеряли 70% танков, 70 или 60%, от 60% до 70%.

— Сколько же всего танков имела дивизия?

— Видите ли, она не была полностью укомплектована, старые танки еще не были заменены новыми... но новые уже были.

— А сколько их примерно было?

— Мы считали, что примерно 250 танков, точно я не могу Вам сказать. Организацию я знаю, но точно я этого не могу сказать. Было больше 200 танков, 250—300, примерно так.

— А в чем причина плохой боеспособности армии?

— Благодаря немецким пикирующим бомбардировщикам, благодаря неумным действиям нашего командования, глупым действиям... идиотским, можно сказать... потому что части ставили под огонь, прямо посыпали под огонь».

Эпизод 5.

«— Что он скажет на то, что население Москвы, женщины, мужчины, дети и всех вообще призывают принять участие в борьбе, это же будет стоить невероятных жертв.

— Это я слышу только от Вас, слышу только сегодня. Впервые это слышу! Вы хотели сказать ополчение? Всей Москвы ? Вот что я Вам скажу. Прошло 6— 7 дней с тех пор, как мы фактически были разбиты, 16-го мы имели с Вами последнее сражение, в нем участвовали остатки нашей дивизии. Таким образом, я примерно с 10 по 16 не имел никаких сведений, только слухи, разговоры и тому подобное. Я не знаю!»