Посол эмира - Клыч Мамедович Кулиев

— Езжай…

Через несколько минут мы оказались во владениях хана.

К этому времени обитатели села уже проснулись, всюду царила утренняя суета. При виде машины, появившейся в столь ранний час, люди встревожились, и даже те, кто совершал омовение, с опаской поглядывали на нас.

…И все-таки жизнь иногда дарит человеку нежданные удачи!

Мы ехали сюда, готовые вступить в вооруженную схватку. Мы так и эдак ломали головы над предстоящей операцией, считая ее не просто дерзкой, но и крайне опасной… А она прошла неправдоподобно легко и просто.

Примерно метров за триста-четыреста от крепости Осман-хан указал нам на высокого тучного человека, стоявшего в стороне от дороги, и тихо сказал:

— Вот он стоит, Сарвар-хан!

Да, это был он. Толстыми пальцами теребя свою пышную, опускающуюся на грудь бороду, на нас глядел сам Сарвар-хан. Видимо, и он тоже вышел, чтобы совершить омовение, потому что рядом стоял кумган, а чуть дальше, как вкопанные, — двое парней, вероятно, нукеры.

Осман-хан выпрыгнул из машины и, взглядом указав на Сарвара-хана, что-то прошептал на ухо капитану Жозефу. А шоферу велел подъехать поближе.

Сарвар-хан, вероятно, решил, что к нему приехали по какому-то делу. Он сам поспешил нам навстречу, хотя видно было, как трудно ему переставлять свои тяжелые ноги. На нем были белые штаны и рубаха национального покроя из простой бумажной ткани. На голове — белая чалма, ноги обуты в калоши… Вся одежда широкая, просторная, а черный чекмень и вовсе болтался на хане так, что при каждом шаге обе полы распахивались.

Мы ехали навстречу хану, хан, переваливаясь, шел навстречу нам. Дело было за Жозефом: справится ли он со своей ролью? И вот Жозеф, не торопясь, степенно покинул машину, одернул на себе костюм, подойдя к Сарвару-хану, довольно официально приветствовал его на английском языке… Сарвар-хан говорил по-английски, он в свое время учился в Лахорском университете, хотя и не закончил его.

На приветствие гостя он ответил тоже сдержанно.

Мы стояли в ожидании, наблюдая эту сцену. И тут, видимо, Сарвару-хану показался подозрительным столь ранний визит. Он старался не выдать своего волнения, но оно отчетливо проступило на его вспыхнувшем, лоснящемся жиром лице с надутыми щеками.

Капитан Жозеф строго посмотрел на Сарвара-хана и сказал то, что ему было приказано сказать:

— Минувшей ночью убит генерал Кокс.

— Что-о-о? — взревел хан, и карие глаза его едва не выкатились из орбит. — Генерал Кокс? Убит?..

— Да… И среди задержанных оказался ваш нукер Саидмухаммед. Он утверждает, что выполнял ваш приказ…

— Ложь! — Торчащие усы хана дрогнули. — Саидмухаммед — не мой нукер, я выгнал его в шею! И потом: зачем бы мне покушаться на жизнь генерала Кокса?

— Не знаю, — так же сухо отозвался капитан. — Но мне приказано немедленно доставить вас к полковнику Эмерсону. Ему вы и дадите объяснения. Садитесь, машина ждет…

Сарвар-хан совсем растерялся. С лица его сейчас словно слиняла вся краска, глаза бегали, руки дрожали…

— Поторопитесь, хан, у нас мало времени…

Хан еще постоял немного, он молчал, губы скривились в какую-то жалкую гримасу. Он глядел то на капитана, то на нас. Он, видимо, был охвачен самыми противоречивыми чувствами. Может, даже подозревал обман?.. Аллах его знает. Но, постаравшись справиться с собою, вдруг заявил решительным тоном:

— Сначала поедем в крепость. Мне надо совершить намаз и переодеться.

— Переодеваться в праздничный костюм вам незачем, вы едете на допрос, а не на праздник, — тоном, не терпящим возражений, заявил капитан. — А намаз совершите в дороге, не один вы не успели помолиться.

Махнув рукой, капитан подозвал к себе нукеров, стоявших поодаль. Они мгновенно приблизились. Оба оказались вооруженными, но Осман-хан быстро отобрал у них оружие, разрядил и бросил в машину. А Жозеф, указав своей тросточкой на нукеров, сказал Сарвару-хану:

— Вы желаете дать им какое-то поручение? Давайте!

Хан злобно глянул на капитана, затем огляделся вокруг. Все люди из крепости сейчас толпились на улице, человек пять-шесть с винтовками через плечо спешили к нам. Наступил момент, когда медлить было уже невозможно. И тогда Осман-хан властно скомандовал:

— Помогите хану влезть в машину!

Вот сейчас я был уже уверен, что Сарвар-хан все понял: он стал отчаянно упираться, махал руками и кричал:

— Погодите! Вон идет мой сын! Я хоть скажу ему, куда еду!..

Мы не дали ему ни секунды времени, быстро связали руки и бросили в кузов машины.

— Поехали! — скомандовал Осман-хан.

Сарвар-хан продолжал кричать что было мочи, метался так, что, казалось, перевернется машина. Осману-хану пришлось легонько двинуть его в бок прикладом винтовки. А бегущие от крепости люди уже открыли по нашей машине огонь. Мы ответили очередью из пулемета. Народ, толпившийся у крепости, бросился врассыпную, словно воробьи, заметившие ястреба. Прекратились и выстрелы…

Вскоре крепость Сарвара-хана осталась далеко позади, она превратилась в едва различимую черную точку.

Осман-хан связал руки капитану Жозефу и, вновь наложив на его глаза темную повязку, подсадил его к нам в кузов. Ткнув носком сапога в бок Сарвара-хана, он сказал:

— Ну, здравствуй, достопочтенный хан!

Тот медленно поднял голову, устремил на Османа-хана ненавидящий взгляд, облизнул языком пересохшие пухлые губы, но не сумел промолвить ни слова.

Первым с Сарваром-ханом встретился Осман-хан, давно уже лелеявший надежду отомстить своему врагу за покойного отца, над которым тот в свое время жестоко надругался. И перед заходом солнца, именно в тот час, когда старик был нещадно избит, Сарвара-хана вывели из пещеры и раздели при всем честном народе. Осман-хан напомнил пленному хану о том дне, долго хлестал плетью из сыромятной кожи по жирной спине хана, извивавшегося по земле и прячущего лицо. А потом сказал:

— Но я с тобою не за все рассчитался. За моего отца ты ответил, но еще предстоит держать ответ за страдания народа. — И он швырнул плетку на спину хана.

Я глядел на мечущегося в пыли хана и думал: «Всю жизнь он провел с плетью в руке, размахивал ею направо и налево, никого не щадя. Но понимал ли он, какой нестерпимой болью отравляет человека эта плеть? Видимо, нет, не понимал, иначе действовал бы ею более осмотрительно…»

Я встретился с ним дня через три-четыре после того, как Осман-хан выбил из него спесь. Он удивился, увидев меня, а потом облегченно вздохнул, будто возлагал на меня какие-то надежды. Да, урок, преподанный ему Османом-ханом, не прошел даром: передо мною сидел совсем другой человек, ничем не напоминающий недавнего жестокого хана, готовый на все ради сохранения собственной шкуры. Он не переставал клясться, божиться, что не щадя жизни