Легкий флирт с тяжкими последствиями - Сандра Даллас

10

После визита Мэй-Анны в Бьютт нам стало совершенно ясно, что она уже никогда не вернется туда жить, и дело не в этих старухах и мелких обидах, а в том, что она стала настоящей звездой, слишком яркой для нашего городка. «Наша жизнь не для таких, как она, – сказала Виппи Берд, – она принадлежит теперь всему миру».

Кроме того, мы поняли еще одну вещь: на свете есть кое-что, что для нее важнее, чем Бастер. Конечно, она его любила, и он ей вполне подходил, и она знала, что он будет ее любить всегда и что он единственный человек в ее жизни, на которого она может положиться, ведь даже Джекфиш в конце концов ее покинул. Но теперь мы осознали, что ее профессия для нее важнее всего. Мэй-Анна любила Бастера, но Марион Стрит она любила еще больше.

Бастер тоже понимал это, но, казалось, его это уже не так волновало. Я полагаю, Бастер утешал себя мыслью, что они с Мэй-Анной в каком-то смысле снова вместе, пусть даже они по-настоящему не женаты, не живут в одном доме в Кентервилле и не заводят детей, как простые обыватели. «Черт бы меня побрал, – сказал однажды Бастер Пинку, – мы с Мэй-Анной однажды уже женились. Если мы это повторим, то это уже будет двоеженство».

Он старался быть где-то рядом с ней, и этого было ему достаточно для счастья, и Тони утверждал, что теперь у него появилось предостаточно возможностей для того, чтобы купаться в этом счастье. Тони знал, что после всех хвалебных рецензий на «Тревогу на побережье» и их совместных фотографий на премьере в Бьютте Мэй-Анна будет для Бастера проводником на пути к славе. Конечно, Бастер сам по себе был известен, но благодаря Мэй-Анне его имя узнали даже те, кто никогда не интересовался боксом. «Это как глянцевая корочка на пироге», – сказал Тони и организовал для Бастера серию матчей в Калифорнии.

– Мы ведь готовим его в претенденты на чемпионский титул от Западных штатов, а Калифорния – это Запад, разве не так? – спрашивал нас Тони. – И разве не приятней тренироваться под кокосовыми пальмами, и чтобы Мэй-Анна приносила тебе на подносике коньяк с сахаром и мятой, чем среди наших бьюттских метелей, от которых стынут яйца?

Виппи Берд ответила, что в его словах есть определенный смысл.

Мэй-Анна действительно все время околачивалась возле Бастера и не пропустила ни одного его матча в Калифорнии. Иногда в белом платье и белой меховой накидке она сидела среди сопровождавших ее голливудцев у самого ринга, визжала и свистела громче всех. Мэй-Анна знала миллион способов кричать и шуметь, потому что она росла в Бьютте и приобрела жизненный опыт на Аллее Любви. Один крупный продюсер, который вместе с ней побывал на каком-то из этих матчей, сказал: «Боже мой, Марион, я-то думал, что все эти гангстерши – только роли, но ты и в жизни разговариваешь как настоящая штучка!» – «Спасибо за комплимент», – ответила ему Мэй-Анна. Когда она в письме рассказала нам об этом, то Виппи Берд заметила, что то был вовсе не комплимент, хотя Мэй-Анна этого не поняла.

Иногда Мэй-Анна брала Бастера с собой на голливудские приемы и вечеринки. Сначала он упирался, ссылаясь на то, что обязательно что-нибудь там опрокинет, хотя, высококлассный спортсмен, он вовсе не был увальнем. Однажды я видела, как он принес полдюжины наполненных стаканов, держа их все в одной руке, и не расплескал ни капли. Затем он придумал другую отговорку, говоря, что ему нечего будет сказать всем этим звездам и знаменитым продюсерам и что, если он будет там все время молчать, его примут за идиота. Как раз в это время одна из газет опубликовала этот дурацкий снимок, где он держит газету вверх ногами, и спортивные репортеры тут же раструбили, что он не умеет даже читать. Один из них назвал Бастера неотесанной деревенщиной и диким горцем, а другой написал, что у Бастера тело бизона и мозги летучей мыши. Бастер послал в эту газету письмо, в котором, поменяв эпитеты местами – тело летучей мыши и мозги бизона, – сообщал, что это новое определение подошло бы любому из их репортеров, но только газета его письма не напечатала.

Мэй-Анна сказала Бастеру, что по сравнению с большинством обитателей Голливуда он просто выпускник колледжа. Она добавила, что даже самые главные бьюттские тупицы не идут ни в какое сравнение с некоторыми голливудцами. Пока она жила в Бьютте, мы никогда не замечали за ней тягу к знаниям и культуре, но, переехав в Голливуд, она сразу же подписалась на журнал «Тайм». Чуть позже она записалась в читательский клуб, так что, может быть, на самом деле она была умнее и глубже, чем нам раньше казалось. Мало того, она хранила все номера журнала «Лайф», начиная с самого первого, а когда ей случилось встретиться с его издателем мистером Люсом, она рассказала ему об этом, и он был прямо-таки невероятно поражен, и, может быть, именно поэтому он некоторое время спустя поместил ее фото на обложке.

Наконец Бастер привел Мэй-Анне свой последний довод, говоря, что только на ринге он что-то собой представляет, а в костюме он просто пугало. В визитке его будет не отличить от привратника, считал Бастер, и боялся, что люди начнут сдавать ему ключи от комнат и просить отогнать автомобиль на стоянку.

Но, с другой стороны, не в его правилах было хоть в чем-то ей отказывать, и вот она начала таскать его с собой по всему Голливуду, и через какое-то время это стало ему нравиться. «Даже больше, чем следовало бы», – сказал Тони.

Бастер рассказывал нам, что первая вечеринка, которая ему понравилась, происходила в доме Дугласа Фэрбенкса. Гости-знаменитости обошлись с ним очень мило и любезно, равно как и гости – не знаменитости, почти так же дружелюбно, как люди в Бьютте в обычной обстановке. Мистер Фэрбенкс сказал, что он самый большой в мире болельщик и любитель бокса и что, если бы у него был шанс соперничать с Джеком Демпси, он бы оставил кино ради спорта. «Так на его месте поступил бы и любой другой», – заметила Виппи Берд.

Мистер Фэрбенкс так увлекся разговором с Бастером, что забыл про других гостей, увел его в свою «шумную комнату», то есть в специальную комнату для игр и танцев, расспрашивал о его прошлых боях, о видах на чемпионский титул и попросил показать ему прямо сейчас, в замедленном движении, знаменитый удар Бастера Миднайта. Мистер Фэрбенкс сказал, что умеет прыгать в море со скал, фехтовать настоящим оружием, влезать на стену по веревке, но у него никогда не было той мощи, которая необходима настоящему бойцу. Общаясь с ним, Бастер совершенно избавился от смущения. Когда Мэй-Анна обнаружила его исчезновение и принялась разыскивать его по всему дому, она нашла хозяина и гостя в «шумной комнате» без пиджаков и с закатанными рукавами рубашек, в разгаре обучения приемам бокса.