Ермак. Покоритель Сибири - Руслан Григорьевич Скрынников

жизни, однако, Ермак и его сотоварищи очень мало походили на православных миссионеров. Издавна повелось так, что на вольных окраинах собирались люди самой различной национальной принадлежности и вероисповедания. По этой причине казакам был чужд религиозный фанатизм. Оказавшись в Сибири, они не проявляли никаких поползновений к разрушению языческих капищ и христианизации края. Положив ясак на татарские улусы, казаки стали приводить население к присяге не по христианскому, а по казацкому обряду. В знак верности царю их предводитель велел татарским «мергеням» целовать окровавленную казацкую саблю.

Во время своих долгих «хождений» по Сибири ермаковцы с детским любопытством разглядывали идолов, амулеты и священные камни, которым поклонялись местные племена. Поверье насчет чудесных камней, «производящих погоду», было распространено в Сибири особенно широко. Шаманы искали священные камни в горах, во внутренностях лося и карася, в деревьях, куда они будто бы падали прямо с неба. С помощью камней колдуны напускали дождь, стужу и снег.

Однажды казаки попали в Ташаткан. В переводе с татарского это название значило: «камень, который бросили». Согласно кунгурским «сказам», Ташаткан возник на том месте, где с неба на землю «спал» камень. На вид камень был багровым, по размерам превосходил воз с санями. Жители Ташаткана говорили ермаковцам, что от их небесного камня восходят то дождь, то снег и мороз.

Если верить кунгурским «сказам», Ермак не раз посещал языческие мольбища и в трудных обстоятельствах обращался к шаману за советом. Попав в «великое болванское моление» в Чандыре, он спросил колдуна, суждено ли ему пройти за горы на Русь. Шаман дал Ермаку отрицательный ответ и посоветовал поскорее вернуться в Кашлык: «Про возврат (на Русь. – Р. С.) Ермаку тот же шейтанщик сказал, что воротится на Карачино озеро (под Кашлык. – Р. С.) зимовать…»

Манси верили в то, что шаманы наделены сверхъестественной силой, позволяющей им предсказывать будущее. Этнографы XVIII века детально описали шаманские прорицания. «Волхв», по их словам, приказывал связать себя и бросался на землю, после чего присутствующие начинали неистово кричать, ударять в котлы и доски. Колдун отзывался на крики, делая «харей» разные «чудообразия» и бормоча заклинания. В чуме разводили «великий» огонь, курившийся дымом. Едва шамана обволакивал синий туман, он вскакивал в беспамятстве и метался, словно угорелый. Очнувшись, шаман рассказывал о своем свидании с духами и просвещал сородичей насчет их будущего.

Казаки повидали в Сибири немало кумиров и идолов. На глаза им не попала разве что «золотая баба». Слухи об этом великом идоле проникли в Европу за двести лет до похода Ермака. Прославляя подвиг Стефана Пермского, поселившегося в Приуралье, летописец под 1398 годом записал, что святителю пришлось жить среди неверных, молящихся «идолам, огню, и воде, камню и золотой бабе». Более чем через сто лет митрополит Симон в послании пермичам вновь упомянул о поклонении местных племен «золотой бабе».

С христианизацией Пермского края следы идолища исчезли. Золотую бабу теперь стали искать в Сибири. Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн, посетивший Москву в начале XVI века, записал, что за Уралом при устье Оби стоит идол «золотая баба», в виде некоей старухи, которая «держит в утробе сына и будто там уже опять виден ребенок, про которого говорят, что он ее внук».

Согласно «сказам», казаки впервые услышали о золотом идоле от чуваша, перебежавшего в их стан при осаде городища на реке Демьянке. Чуваш, попавший в Сибирь в качестве пленника татар, немного говорил по-русски. С его слов ермаковцы узнали о том, что в осажденном ими урочище ханты молятся идолу – «богу литому золотому, в чаще сидит», а идол-де «поставлен на стол и кругом – горит жир и курится сера, аки в ковше». При этом чуваш не мог вразумительно ответить на вопрос, откуда взялся золотой идол. Описанный им обряд моления был скорее всего стилизованным изображением хорошо известного обычая хантов «пить с золота воду» при заключении договоров или принятии важных решений.

Согласно «сказам», казаки вторично услышали о «золотой бабе», когда попали в Белогорье на Оби, где располагалось самое почитаемое хантами капище: «жрение (священнодействие. – Р. С.) и съезд великий».

Казакам и на этот раз не довелось самим увидеть хантского бога. При их приближении жители спрятали «болвана», как и всю прочую сокровищницу – «многое собрание кумирное». Казаки постарались расспросить хантов и на основании их слов составили описание идола: «На Белогорье у них молбище болшее богине древней – нага с сыном на стуле седящая».

Автор одного из первых этнографических сочинений о Сибири Григорий Новицкий вслед за казаками безуспешно разыскивал хантских идолов. Ему не удалось найти «золотую бабу», но он видел и подробно описал «болвана», названного им «обский старик». Идола хранили в мольбище «на усть Иртыша прежде (не доходя. – Р. С.) Самарова града», в тех местах, где побывали казаки Ермака. Старик обский (или «мнимый бог рыб») имел вид доски с носом-трубой, малыми рогами на голове и золотой грудью. Ханты тщательно закутывали его в «червленную одежду» и рубища. Отправляясь на промысел, ханты ели священную уху, предварительно помазав ею «бога рыб». Если им не везло и они возвращались с моря без рыбы, они принимались колотить идола и оплевывать его. Когда промысел налаживался, они как ни в чем не бывало вновь оказывали ему почести. В крайней нужде ханты не только били своих золотых «стариков» и «старух», но и «отнимали» у них кусочки золота, чтобы выжить в трудную годину.

В кунгурских «сказах» причудливо смешались правда и вымысел. Разделить их нет возможности. И все же нельзя усомниться в том, что вольные казаки не были православными фанатиками. Православным священникам не нашлось места в их отряде. Они не постились по сорок дней.

В «сказах» по временам слышен отзвук живых воспоминаний. Предание увековечило неповторимую фигуру старца, не отступавшего от Ермака ни на шаг. Про него говорили, что он «круг церковный справно знал» и «правило правил». Никто не мог исповедать смертельно раненного, кроме него. Но был старец всего лишь беглым монахом, «ходил без черных риз».

Вольные казаки вели жизнь, полную опасностей и ратных трудов. Товарищество назначало каждому свое дело. Старец-бродяга вел у Ермака счет припасам и «каши варил». Он не даром ел свой хлеб.

Оказавшись среди мусульман и язычников, казаки не пытались навязывать кому бы то ни было свою веру. Веротерпимость помогла им наладить отношения с местным населением и пережить две трудные зимы.

Посольство в Москву

Путь в низовья Оби интересовал Ермака с первых дней его пребывания в Сибири. Со слов