Игра королей - Даниэль Дакар

Кар опустился поблизости от навеса, и Константин вышел на белый песок. Одетый в белое — конечно же! — слуга подал императору платок, которым тот вытер руки, и повелительно поцокал языком. Павлин развернул хвост в ослепительный веер, презрительно покосился на пришельца и удалился, а Лин Цзе поднялся на ноги и приветствовал гостя легким поклоном.

— Присаживайтесь, Константин. Вы позволите обращаться к вам так? А вы зовите меня Цзе. Если мои аналитики правы — а ошибаются они крайне редко — нам предстоит еще не один год иметь дело друг с другом, так что не стоит тратить время на церемонии.

Такого Константин не ожидал, хотя в логике его собеседнику отказать было невозможно. Но как же нормы? И правила? Традиции, наконец?

— Как вам будет угодно… Цзе.

И началась беседа. Неспешная, вкрадчивая, на полутонах. Так искусные фехтовальщики медлят, прощупывая противника, пытаясь понять, чего от него можно ожидать, а чего ждать бесполезно — не дождешься. Ситуация осложнялась (а может быть и упрощалась) тем, что они вне всякого сомнения нравились друг другу: император и наследник престола. Повелитель огромной Империи и будущий повелитель еще более огромной. Почти ровесники — Константин был семью годами старше по календарю, но определенно моложе в том, что касалось правления. Два человека, которые повидали виды. Пусть разные, но их было вполне достаточно для достижения взаимопонимания.

— Везение — понятие относительное, — задумчиво говорил Лин Цзе. — Повезло ли мне двадцать четыре года назад? Я до сих пор не всегда бываю уверен в этом. А уж поначалу нередко бывали дни, когда я от всей души проклинал мастерство госпожи Гамильтон, сохранившее мне жизнь и приведшее на Яшмовый трон.

— Думаю, что понимаю вас, — кивнул Константин. Исходящие от крохотных плошек с острыми закусками ароматы таяли в предвечернем воздухе. От пруда тянуло свежестью и чуть заметным запахом тины. — Власть это работа, а большая власть — большая работа, и пресловутый «груз ответственности» не только и не столько литературный оборот. Этот груз действительно давит.

— Вижу, вы представляете, о чем идет речь. И я не удивлен. Регентство в какой-то степени накладывает даже большую ответственность, чем собственное правление. Ведь в этом случае приходится соотносить свои решения с тем, как поступил бы на вашем месте тот, кого вы замещаете. И исходить не только из собственного понимания ситуации и предъявляемых ею требований. Большая работа, согласен. Даже для того, кто всегда знал, что эта работа ему предстоит и готовился к ней всю жизнь. Я немного завидую вам, Константин, — несколько неожиданно завершил свой пассаж император.

Имя своего собеседника он произносил не то чтобы по слогам. Просто раздельно. Кон Стан Тин.

— Завидуете? И что же служит предметом вашей зависти?

— Время. Подготовка. Люди.

Казалось, Лин Цзе не собирается развивать тему. Константин же, в целом примерно представлявший себе, что имеет в виду его собеседник, тоже предпочитал молчать, любуясь прудом.

Где-то вдалеке незнакомая птица назойливо высвистывала один и тот же мотив. Поднявшийся ветер наморщил водную гладь и тут же стих. Отражения лебедей, исказившиеся было, снова стали безукоризненными и четкими, как на картине.

— И происхождение, конечно, — негромко продолжил император, прерывая затянувшееся молчание.

Великий князь слегка приподнял брови:

— И чем же мое происхождение лучше вашего? Вы-то, кстати, были сыном правящего императора, а в момент моего рождения…

— В момент вашего рождения ваш отец был единственным наследником, а вы — его старшим и долгое время единственным сыном. У меня же было восемь братьев. Братьев, рожденных Императрицей и Второй женой. Традиции Небесной Империи таковы, что Третья жена мало чем отличается от простой наложницы, ее дети — это ее личное дело.

Неслышно подошедшие слуги расставили на столе горячие блюда, заменили узкогорлые кувшины с вином и растворились среди деревьев.

— Еще один принц… не люблю это слово, но наш термин очень сложен для адекватного перевода… коротко говоря, еще один принц не был нужен никому, кроме собственной матери. Более того. Раз уж я сказал о подготовке… Кон Стан Тин, вы плохо представляете себе реалии Запретного города. Один неверный шаг, одно неосторожное слово… если бы хоть кто-то заподозрил меня в наличии каких-либо амбиций, несчастный случай произошел бы практически мгновенно. И не так уж важно, съел бы я за ужином что-нибудь не то, оступился на лестнице или просто утонул в ванне. Я получил образование, но править меня никто не учил. И когда — через вот этот самый коммуникатор, — Лин Цзе небрежно постучал себя пальцем по предплечью левой руки, — ко мне обратились «Ваше величество!», оказалось, что я не готов. А времени уже не оставалось. Мне доводилось читать, что некий ваш предшественник услышал однажды: «Довольно ребячиться, ступайте царствовать!» Могу представить, что почувствовал он в этот момент. Я — могу.

Он отрешенно полюбовался небом, сделал глоток вина и слегка пожал плечами.

— Я говорю все это вовсе не для того, чтобы вызвать у вас жалость или сочувствие. Просто обрисовываю обстоятельства, которые заставляют меня завидовать вам.

Император улыбнулся и указал на тяжелую квадратную тарелку с чем-то, происхождение чего Константин не мог определить ни по виду, ни по запаху.

— Попробуйте вот это. У меня есть веские основания гордиться своими поварами. Да, ну так вот… Представьте себе семнадцатилетнего мальчишку, который вдруг, в одночасье, становится правителем. Не имея ни соответствующей подготовки, ни времени на нее, ни единомышленников. Пришлось учиться на лету, как сказала бы наша с вами общая знакомая. Которой я, кстати, тоже не мог предложить задержаться в Бэйцзине. А вот вы учились годами. И годами выбирали и готовили людей, которые будут рядом с вами в политике, в правлении… в жизни, наконец. У вас было время, Кон Стан Тин. И оно все еще есть у вас. Совсем немного, но есть. Мой вам совет, совет человека, который старше вас на четверть века правления: воспользуйтесь этим временем. Не тратьте его понапрасну.

Задумчивость исчезла из голоса Лин Цзе. Он пристально посмотрел на своего визави и выговорил, отчетливо и веско:

— В игре, именуемой жизнью, две фигуры не прощают промедления и колебаний. Только две, но их вполне достаточно, чтобы, промедлив или заколебавшись, проиграть всё. Эти фигуры — власть и женщина. Может быть потому, что правильно выбранная женщина — это тоже власть.

Все оказалось настолько просто, что Константин никак не мог взять в толк, почему не додумался до этого элементарного решения раньше. Как выяснилось, все, что требовалось, чтобы увидеться с Марией — это изложить свое желание одному из его местных телохранителей. Великому князю тут же был выделено сопровождение, к просьбе не предупреждать о визите отнеслись с уважением и пониманием, и полчаса спустя он уже стоял на одной из лужаек сектора, который был, судя по всему, синим.

Возможно, однако, что со зрением Константина сыграли шутку сумерки, вплотную обступившие довольно большое озеро. На его берегу изысканным цветником толпились с десяток девушек, а от воды, под негромкий аккомпанемент небольшого водопада, доносились плеск и смех. Озабоченный женский голос, отчетливо слышный в вечерней тишине, на унике умолял госпожу не заплывать далеко, госпожа сообщала, что плавает как рыба… идиллия.

Оказалось, однако, что на купальщицу было направлено внимание далеко не всех девушек. Стоило посетителям приблизиться шагов на пятьдесят, как от стайки красавиц отделилась одна фигура, скользнувшая к ним по голубоватой траве. Константин, полагавший себя знатоком хорошего умения владеть своим телом, увиденное оценил по достоинству. Сейчас, пожалуй, он склонен был согласиться с Тохтамышевым. Не хотелось бы встретиться с этой «куколкой» в поединке. Такое никому не пожелаешь. Даже злейшему врагу.

— Чем я могу помочь господину? — голос девушки был наполнен холодом безукоризненно острого стилета, который — до поры — пребывает в бархатных ножнах. Говорила она по-русски, причем исключительно чисто, без каких-либо искажений произносимых звуков, что, как правило, уроженцам Небесной Империи давалось нелегко.

— Я пришел, чтобы встретиться с госпожой Корсаковой.

— Госпожа купается, — краешек клинка угрожающе сверкнул под эфесом. Руки девушки прятались в широких рукавах просторной рубахи или короткого платья. Руки — и что еще?

Изрядно позабавленный, Константин примиряюще улыбнулся:

— Я готов подождать. Не торопите госпожу, у нее был непростой день.

На лице изящной стражницы, кажется, той самой, которая первой приветствовала Марию на «Благоденствии», не дрогнул ни единый мускул, но непроницаемо-черные глаза определенно потеплели.