Налейте бокалы, раздайте патроны! - Сергей Зверев

Легко раненный Голицын вскрикнул от неожиданности и перехватил руку девушки, которой она собиралась нанести второй удар.

«Снова ладанка! Снова спасла жизнь!» — пронеслась вихрем в голове мысль.

Держа девушку за руку, поручик всмотрелся ей в лицо. В этот момент на него самого упал лунный свет.

— Ольга?

— Что?.. Сергей? Ты? — вскрикнула Сеченова.

Это уж было слишком для нервов Ольги. Она, теряя сознание, рухнула на пол.

Глава 38

— Вперед! Цепью! — раздавались в темноте команды на немецком языке. Cолдаты с винтовками наперевес бежали к лесу.

Невероятное происшествие на немецких позициях вызвало сильнейшую панику и полный беспорядок. Сложность ситуации усилилась наступившими сумерками, а затем и темнотой. Постепенно, однако, немцы пришли в себя.

Заряжая на ходу винтовки, германцы цепью двигались к опушке, где виднелись контуры танка. В темноте громада железной махины вызывала тревогу у каждого, кто двигался туда, к кромке леса.

Офицер, возглавлявший цепи солдат, недоуменно вглядывался в темноту. Он не понимал, что происходит. Танк, который совсем недавно прошел, словно огненный смерч, по позициям, внезапно затих и не подавал никаких признаков жизни.

— Окружаем! — подал команду пруссак.

Пехотинцы стали заходить со всех сторон, беря боевую машину в кольцо.

— Огонь! — продолжали раздаваться возгласы долговязого обер-лейтенанта.

Затрещали выстрелы. В темноте вспыхнули лучи фонарей и прожекторов, заметавшиеся среди деревьев, направляясь в сторону танка. И тут странную тишину нарушила пулеметная очередь, прозвучавшая из лесу. Огоньки выстрелов затрепетали в ночи. Сержант, имевший неосторожность приблизиться к танку, первым был скошен огнем из пулемета системы Виккерса. Пулемету вторили винтовочные и пистолетные выстрелы.

Над лугом стелился туман, доходивший до колен, поскольку сама местность была влажной и низменной. Солдаты двигались дальше, на шлемах играли тусклые отблески лунного света. Высоко в небо взлетали осветительные ракеты — серебристые и красные шары. Они лопались и осыпали землю дождем из белых, зеленых и красных звезд. Все это напоминало мирные времена и пышные салюты в честь какого-то большого праздника. Впрочем, праздников теперь у солдат и с той, и с другой стороны было немного. Лучший праздник для солдата теперь мог быть один — оказаться дома. Однако единственной пока возможностью очутиться в родных стенах могло явиться тяжелое ранение или инвалидность — что являлось малоприятной перспективой.

Дышавшая недавно спокойствием ночь превратилась в кромешный ад. Повсюду вспыхивали огоньки выстрелов — и одиночных, и автоматических. Все они то сливались в одно целое, то звучали по отдельности. Неизвестные, находившиеся там, у танка, оказались на редкость умелыми «специалистами» стрельбы. Осмелевшие немцы, не ожидавшие такого отпора, растерялись и залегли. Попытки приблизиться наталкивались на жестокое противодействие невидимого противника, успешно поражавшего желающих подобраться к машине.

— Хорошо бьют, сволочи! — уткнувшись лицом в траву, прохрипел ефрейтор.

— Гранатами их надо выбить! — раздавались голоса.

Сверкали и тут же погасали новые и новые вспышки с той и с другой стороны. Атакующие медленно, но верно подбирались все ближе. Несмотря на темноту, пулеметчик и его компания, засевшая в лесу, били на удивление метко, и один за другим желающие ликвидировать засевшего на опушке стрелка выбывали из строя. Наконец в дело пошли гранаты. Одни из солдат стали метать их, стараясь бросить как можно дальше, другие подавали им заранее оттянутые рукоятки. Бросать гранаты, особенно на далекое расстояние, — вещь не легкая. А было далековато.

— Вперед! Вперед! — кричал обер-лейтенант.

— Хорошо ему кричать, оставаясь позади нас, — съязвил один из солдат. — Как я посмотрю — главные храбрецы всегда остаются в выигрыше, а такие трусы, как мы, получают пули в живот и в голову.

— Не рассуждать! Вперед!

Ответная стрельба германцев, подбиравшихся все ближе и ближе, учащалась. Количество и соотношение сил «дуэлянтов» было слишком разным, так что финал приближался.

— Слышите, господин обер-лейтенант? — обратил внимание офицера один из солдат. — Вроде кони там…

— Да, действительно странно, — прислушавшись, кивнул тот.

Он напряженно всматривался в ту сторону, где засел упрямый и коварный противник, но ничего, конечно же, увидеть не мог, как ни старался.

Было чему удивляться — сквозь грохот стрельбы откуда-то из глубины леса довольно явственно донеслись конский храп и стук копыт. Вслед за этим, словно по команде, огонь со стороны танка заметно поредел. Вторившие до этого пулемету винтовочные выстрелы теперь оставили его стрелять в одиночестве. Поняв то, что части сопротивлявшихся удалось каким-то образом скрыться, германцы усилили натиск.

— Перебежками! Подобраться и забросать их гранатами! — скомандовал офицер. — Подумать только — какие-то диверсанты столько времени продолжают защищаться.

Полукольцо вокруг танка медленно, но неумолимо сжималось. Пулеметчик оказался не только умелым стрелком, но и неплохим тактиком. Он все время менял свое местоположение и пристреляться по огонькам его выстрелов оказывалось делом непростым. Короткие очереди доносились то слева, то справа, то из центра.

Дуэль, длившаяся около двадцати минут, наконец закончилась. Подобравшийся особенно близко немец бросил туда, откуда велся огонь, три гранаты, одну за другой. Мощные взрывы поочередно сотрясли воздух. Пулемет затих. Через минуту прекратились выстрелы и со стороны германцев. Наступила тишина, такая странная после того, что здесь только что происходило.

— Похоже, готов, голубчик! — удовлетворенно выдохнул обер-лейтенант. — Пошли, ребята!

Осмелевшие немцы теперь уже почти безбоязненно подошли к опушке со штыками наперевес.

— Где-то здесь он должен быть, — бормотал офицер, светя фонарем в кустах.

— Нашли! — прозвучал возглас.

— Так что — выходит, это был всего лишь один человек? — удивленно пробормотал солдат.

— Вначале их было несколько, но последние минут пятнадцать он оставался один, чтобы прикрывать отход своих, — пояснил второй.

Взрыв гранаты поразил Шестакова наповал. Осколок попал ему в лицо, смерть была мгновенной. При взрыве унтера отбросило немного в сторону. Неподалеку валялся искореженный пулемет.

Немцы бросились к танку, возвышавшемуся впереди.

— Что?! — пробормотал обер-лейтенант, прикоснувшись к чуду техники. — Да это же…

— Просто макет, — подтвердил солдат, который обошел танк, насмешливо посвистывая. — Это называется — выставить приманку.

— Какую приманку? — пробормотал офицер.

— Ну, как вам сказать… Я сам охотник, и такие вот вещи сколько раз приходилось делать, — делился познаниями любитель и знаток природы. — Пускаешь на воду, скажем, чучело утки, да… А потом стреляешь селезня, который к ней и прилетит.

— Молчать! — в бешенстве прошипел обер-лейтенант.

— Как скажете, — пожал плечами солдат.

— Ничего не понимаю, — вслух рассуждал офицер. — Но где же сам танк?

— Видимо, продолжил свое движение в том направлении, — сказал второй солдат, вглядываясь в следы на земле, оставленные настоящим, металлическим, а не деревянным танком.

— Нас обманули! — в бешенстве заорал обер-лейтенант. Он притоптывал и изрыгал ругательства. Его, офицера германской армии, провели, как последнего мальчишку!

Унтер-офицер Шестаков, оставшись прикрывать отход господ офицеров, взял на себя всю тяжесть боя. Он лежал, широко раскинув руки, словно обнимая чужую немецкую землю.

Глава 39

— Ольга! Ольга! — потрясенный не меньше своей невесты поручик старался привести Сеченову в чувство.

Голицын во все глаза смотрел на лежащую перед ним любимую. Он всегда знал ее как девушку, способную удивлять. Сеченова всегда отличалась мужеством от своих подруг и сверстниц, часто — этаких кисейных барышень, видевших героизм и самопожертвование уже в благотворительности для военных и раненых. А уж стать сестрой милосердия в госпитале было для них чем-то сродни подвигу.

Собственно говоря, во многом благодаря необычному, не похожему ни на кого характеру Голицын и полюбил Ольгу. И вот теперь она лежала перед ним в военной форме… Ситуация мгновенно все расставила по своим местам. Словно стеклышки мозаики, в голове поручика завертелись, защелкали узоры, складываясь во вполне конкретный рисунок.

Он потряс девушку, стараясь вернуть ее к действительности.

— Какая трогательная история! — иронически произнес Диркер. Несмотря на всю серьезность ситуации, он старался не показывать своего подавленного состояния. На его полных губах играла презрительная усмешка. Лежа на холодном решетчатом полу площадки, он с ненавистью смотрел снизу вверх на воссоединившихся влюбленных. Второй его коллега еще не успел прийти в себя после того, как здоровенный кулак рядового Российской армии отправил его отдыхать на пол.