Тенебрариум (СИ) - Raptor

Мне жутко хотелось поскорее возвратиться к разговору со стариком Никаноровым, заинтриговавшим меня своими последними откровениями. Возможно, истинных причин случившегося на комбинате “Надир”, он действительно не знал. Но то, что произошло конкретно с ним, он должен был мне поведать. Изнывая от нетерпения, я планировал нагрянуть к нему прямо с утра, но, сразу после пробуждения, начались обыденные хлопоты, с которыми опять пришлось прокружиться почти до вечера. Сначала, сходили за водой, потом, потренировали рукопашку, пообедали, и, в итоге, устроили вылазку на аномальный участок. Время пролетело незаметно. Когда пришёл к старику, тот меня уже не ждал. Думал, что я больше не буду его навещать, после того, как отпала нужда в обязательных подношениях. С его стороны это была, своего рода, проверка на мою бескорыстность. И то, что я её благополучно прошёл, несказанно обрадовало деда. После этого, он стал со мной более откровенен, и наконец-то поделился своими самыми сокровенными воспоминаниями. -В погребе я был, -наморщив лоб, начал он своё тяжёлое повествование. -Продать его собирался. Ну и разбирал там всё. Хлам лишний выбрасывал. Банки-склянки. Старьё разное. Полки все прогнили. Где чё подколотить, где подладить. Ну, чтобы не стыдно было новым хозяевам передать. А то подумают, что я неряха какой… Пока моя супруга была жива, мы этим погребом активно пользовались. Картошку хранили, соленья крутили, варенья варили. А как её не стало, так и я перестал туда ходить совсем. Мне там ничего не нужно было… И вот, ковыряюсь я, значится, в погребе. Тут, что-то лампочки начали мигать. То погаснут, то включатся. Что за ерунда такая? Только я отыскал огрызок свечки, достал спички, как вдруг, сверху что-то такое — дум-дум-дум! И пыль с потолка посыпалась. “Кто же это”, – думаю. -“Долбит там наверху?” Прислушался. Постоял. Вроде тихо. В погребе же обычно тишина. Не поймёшь, что там на улице творится. Стою, размышляю, уши навострил. И почудилось мне, что по стенам что-то шуршит. Будто бы по ним тараканы бегут толпой. А никаких тараканов нет. Просто шорох. Вот так, из одного конца коридора — в другой прошуршало… Когда ко мне этот звук приблизился, лампочка опять мерцать начала. Я хотел её подкрутить. Кэ-эк меня током дёрнет! Аж в голове зашумело. А лампочка ярче загорелась. “Тараканы” эти, мимо меня, дальше прошуршали — в самый конец коридора. И там затихли. Так я и не понял, что это шуршало. Опёрся на полку, голова шумит, руки трясутся. Ругаю себя за то, что как маленький полез включённую лампочку теребить. Думал, что это электричеством меня так замкнуло. Отдышался, дрожь немного унял, ну и немного успокоился. Продолжил потихонечку с полкой возиться. Слышу только, время от времени, наверху, тихо-тихо, вродь как голоса доносятся. Внимания не обратил. Копаюсь себе дальше. Начал пересохшую картошку из ямы выгребать. Коробки развалившиеся вытащил, со старыми игрушками. Не помню, сколько ещё проковырялся. Может час, может больше. И вдруг опять кто-то по потолку — дум-дум-дум-дум! И опять лампочка замерцала. “Да что же за леший?” Снова приготовил свечку, на всякий случай, чтобы под рукой была, если что. Вдруг свет вырубят. Что я в темноте-то буду делать? Чай не крот. Спички в карман засунул. Подождал. Нет, опять свет горит, как положено. Только решил, значит, мешок с гнилой картошкой в коридор вытащить, слышу — дверь грохнула. И кто-то бодренько так спускается по лестнице в погреб. Обычно, если человек за припасами идёт, он не торопится. А этот почему-то вприпрыжку скачет. Мне такое дело подозрительным показалось. Что, думаю, там за лося ко мне принесло? Высунулся в коридор, посмотреть на этого бегуна. Глядь, а это электрик наш. “Ага”, -скумекал себе. -“Значит пришёл смотреть, почему напряжение скачет”. Но зачем бегом-то? И вид какой-то бешеный, ненормальный. А ещё с него пыль сыплется, будто бы он только что в ней извалялся. Чую, что-то не так с ним. Поприветствовал издали. “Здоров, Илюха”, – говорю. -“Чё там со светом у нас? Мигает чегой-то”. Он, как меня услышал, остановился на полпути, привалился к стенке плечом, и не своим голосом у меня спрашивает: – “Василич, ты?!” – “Я. Не узнал, что ли?”. – “Помоги!” Тут мне страшно стало: “Да что такое? Что с тобой?” А он давай кашлять. Кашляет, не может остановиться, а изо рта пыль вылетает. Я к нему подскочил, хватаю за плечо, а оно сминается под пальцами, с таким, хрустом, будто бы вместо него крахмала насыпали. И рука высыпается из рукава. На моих глазах человек начал рассыпаться. Он уже не кашлял, а как-то хыкал и дёргался. Сначала, у него челюсть выпала, и на полу разлетелась в прах. А из дырки, которая на её месте осталась, пыль посыпалась густо-густо. Потом, нога у него подломилась, и то, что осталось от Ильи, начало падать. Прямо вот так, по стене. В этот самый момент, свет в погребе погас окончательно. -Представляю, в каком Вы были шоке, -воспользовавшись небольшой паузой, попытался посочувствовать я. -Не представляешь, Писатель. Не представляешь… Ну, сперва-то, я просто в это всё не поверил. Стою, хлопаю в темноте глазами, как дурак. Думаю: “Что это было?” Вроде бы, не пил. Да я вообще не пью. Тогда что со мной? С ума сошёл на старости лет? Такое же ни в одном горячечном бреду не привидится. Вот тут-то меня и осеняет. Мама дорогая! Да ведь это – то самое, чего мы боялись. Началось. Вспомнил, как по городу пожарные машины ехали, когда я в погреб шёл. И ведь не придал особого значения. Весь в своих мыслях был. А тут сразу стало понятно, что те машины не на простой пожар мчались. Как понял это — у меня совсем сердце перехватило. Вроде годков-то уже немало, а пожить-то ещё хочется. Кинулся обратно, в свой закуток. Не видно ни хрена. Про спички-то сразу позабыл. Ощупью, ощупью, отыскал свою дверь. Руку расцарапал сильно. Но не почувствовал этого даже. Налетел спиной на полку. Банки посыпались, зазвенели. Я дверь пытаюсь закрыть впотьмах, а она не закрывается. Что-то мешает. Я ногой пощупал — там мешок. Пинал его пинал. В конце концов, выпихнул в коридор и дверь закрыл. А засова-то нет. Она же снаружи запирается. И ручки изнутри никакой, естественно, тоже не имеется. Не за что ухватиться. Кое-как, значит, пальцами вцепился в деревяшку, на себя её тяну, словно кто-то снаружи попытается ко мне вломиться. Не знаю, сколько так простоял. Потом, горячка схлынула, голова начала работать. Думаю: “За каким шутом я дверь-то держу? Уж если какая дрянь в воздухе есть, то она сквозь щели спокойно просочится, что держи дверь, что не держи”. Решил свет зажечь. Руки трясутся. Три спички сломал, пока чиркал. Зажёг свечку. Почувствовал себя лучше, когда темнота перестала давить. Стою, соображаю, что делать? Нигде не болит, не колет. Самочувствие, вроде бы, нормальное. Значит, думаю, не надышался. Но это полбеды. Дальше-то что? Сколько ещё в погребе сидеть? Что там, на улице? Был бы, хотя бы, противогаз у меня. То есть, он у меня, конечно же, был, только дома, на антресоли, а не в погребе. “Ну, что ж”, -думаю. -“Задержу дыхание, и рвану домой. Авось, не успею сильно надышаться”. А что ещё остаётся-то? Но бежать решил не сразу, конечно. Понимаю же, что если наверху что-то бомбануло, то надо подождать, когда уляжется. Хотя и не знал, что там могло бомбануть. Сижу в уголке. Жарко. Не пойму, то ли это меня от волнения в жар кинуло, то ли уже заразился чем-то. Что только не пережил, пока сидел. А сидел долго, потому как свечка больше чем наполовину сгорела. И вот тут-то, у меня засаднила рука. Я её цоп — а там кровь. Ведь сколько сидел, и не чувствовал боли. Рукав весь набух. Закатал его до локтя. Смотрю, хорошо рассадил. Царапина неглубокая, но длинная. Пощупал — не больно. Неприятно немного, ну как мозоль зацепляешь, но боли, как таковой, нет. Когда попытался обтереть кровь, почуял, что рука немеет. Что за странности? Вижу-то плохо. Свечку взял, поднёс поближе. Нечаянно капнул воском на руку, а он на ней запекается и не жжётся. Я ничего не чувствую… Рассказчик умолк. Я тоже молчал, с нетерпением ожидая продолжения этой захватывающей и страшной истории. -Темнеет на дворе… -Что? -сначала мне показалось, что он продолжил свою исповедь, но последняя фраза к ней не относилась. -В окно посмотри, “что”. Опять домой вприскочку побежишь? -старик поднялся с кресла, и указал мне на окно. -Вот, чёрт. На самом интересном месте! Ну почему время так быстро летит? -Да ты не переживай. Я же никуда не денусь. Завтра буду тут же. -Вы мне расскажете, что произошло с Вами потом? -Расскажу-расскажу. Ты давай, дружок, пошевеливайся. Пойми, я тебя выгонять не хочу. Но на ночь тебе здесь оставаться нельзя. Не спрашивай, почему. Я не смогу объяснить. -Да я знаю. Точнее, догадываюсь. Местная темнота кого угодно с ума сведёт, -соглашался я, двигаясь на выход. -Это в лучшем случае, -провожал меня старик. -Ведь мы имеем дело не с обычной темнотой. -А с чем? -обернулся я. Провожатый пожал плечами, -Кто бы знал. Иликтинская темнота живая. Она нестабильна. Постоянно пульсирует. Затягивает внутрь себя, как чёрная дыра. Я-то заякорился. А вот тебя ничто не удерживает в этой реальности. Будь осторожен с темнотой. -Благодарю за предупреждение. -Да, кстати, мыши вчера ночью пытались наведаться. Я их шуганул. Вроде убежали, но кто их знает? Наглые они здесь. Очень наглые. -Спасибо, Аверьян Васильевич. Спасибо Вам за всё. -На здоровье. Иди-иди, сердешный, “не буди лихо, пока оно тихо”, -Никаноров не грубо вытолкнул меня за порог. Сумерки успели окутать город мрачной вуалью, но в этот вечер бежать сломя голову мне не пришлось, и я вернулся домой как раз перед наступлением темноты. -Райли? -уже отходя ко сну, окликнул я свою подругу, высунув нос из одеяльного “кокона”. Светящиеся стены уже почти потухли, но в фосфорном отблеске их умирающего свечения мне удалось различить, как сидящая в своём кресле изгнанница приоткрыла один глаз. -Чего? -А почему темнота опасна? Почему вы её боитесь? Почему не ходите ночью? -Писатель, спи. Завтра с утра у нас дел полно, валяться до обеда я тебе не дам. -Райли, ну тебе что, трудно ответить, что ли? Расскажи, что там, в этой темноте? -Не знаю я. -Обманщица. -Правда, не знаю. Ночью нормальный изгнанник должен прятаться. До наступления сумерек все ищут себе укромное местечко, в котором сидят до рассвета. -А если не найдут? -Тогда утром найдут их. Точнее, то, что от них осталось. -И что, прямо без вариантов? -Какие тут могут быть варианты? Не убьют звери, так убьёт тьма. -Ты говоришь о тьме, как о живом существе. -Может быть, она и есть живое существо. Никто этого не знает. -А почему тогда звери её не боятся? Экрофлониксы, например. Они любят шастать по ночам. -Потому, что они с ней — единое целое. Это мы с тобой здесь чужие. Мы пришли из других миров. А они были здесь всегда. Они — порождения тьмы, в прямом смысле этого слова. -Вчера, когда я припозднился, я почувствовал её. Темноту. Она была совсем не похожа на ту темноту, которую я видел раньше. Даже когда убегал из Смородинки, темнота была совершенно другой. Возможно, дело не в самой темноте, а в том, что за ней скрывается, маскируется под неё? Как считаешь? -Наверное, -Райли поджала ноги. -Не знаю. -Ведь у нас в доме тоже темно, но эта темнота не опасна. Опасна лишь та, что на улице, верно? Почему же она не может проникнуть в наш дом? -По той же причине, что и звери. Не может и всё. Успокойся, Писатель, здесь тебе никакая тьма не страшна. Спи. Я полежал ещё немного, но сон не шёл. -Райли. -Ну чего-о? -А почему Тинка темноты не боится? -С чего ты взял? -Просто, она в темноте ориентируется лучше, чем на свету. -Твоя Тинка привыкла к подземной темноте, но ночью на улицу она носа не высунет, будь уверен. -Тогда почему она всю ночь просидела у открытого окна, когда стреляла по экрофлониксам? -Ну, просидела, и что? -Ты же всегда закрываешь окна на ночь. Я и подумал, может быть специально, от темноты, чтобы оттуда вдруг не залетело чего. А Тинка… -Писа-атель! У нас есть псионический усилитель, у нас есть элгер, у нас ай-талука завались. Нам с тобой всё нипочём. К тому же, не стоит недооценивать феноменальное Тинкино чутьё, в котором ей нет равных. Ну, по крайней мере, из тех изгнанников, что мне доводилось встречать, она – самая чуткая. А ещё Тинка не любит попусту рисковать и не склонна к безрассудным поступкам, в отличие от меня. Поэтому, я позволила ей поохотиться на экрофлониксов ночью. Она не стала бы этого делать, если бы не была уверена в своей полной безопасности. Расслабься и усни уже наконец! -И всё-таки интересно, что там, в темноте? -я зевнул. -Ты ведь не собираешься пойти на улицу, чтобы выяснить это? -Не собираюсь. -Значит свой разум ты ещё не потерял… -Райли вздохнула, и отвернула лицо к окну. -Я была там всего один раз. -Где? В темноте? -Угу. Во время экспансии. В первую ночь своей новой жизни. Это было похоже на… Трудно подобрать ассоциацию. Хм-м… Среди воспоминаний “старой хозяйки” я находила отрывки документальных фильмов о природе вашего мира. Там мне запомнились маленькие черепахи, которые сразу же после рождения на берегу, должны быстро доползти до воды. Вот, это было очень похоже на нас. Не успев как следует научиться управлять своим новым телом, ты уже должен ползти куда-то изо всех сил, ища убежище. Хотя бы какую-то щель, куда можно заползти, свернуться в комок и замереть… Я успела, а кто-то не успел. Не хочу больше там оказаться. -И не окажешься. Скоро ты станешь акиланткой. Апологет Райли. По-моему, звучит. Ну если, конечно, ты себе имя не поменяешь. -Вот ещё. Ничего я не буду менять. Я привыкла к этому имени. -Я тоже. Мы ещё немного помолчали в потёмках. -А чем страшен туман? -уже почти провалившись в сон, спросил я. -Тот, кто в него попадает — обратно не возвращается. Путь через туман — это путь в один конец. По крайней мере, для изгнанников. Звери его не боятся. -А что если мне попробовать? Попробовать пройти через него. Мне кажется, что я уже к этому готов. Что я смогу. -Не глупи, Писатель. Нельзя же лезть в этот омут с головой, полагаясь на какие-то сны и видения. “Дыхание эндлкрона” может тебя убить. -Но ведь не убило же в прошлый раз? Пройдя через тот туман, я попал сюда. Возможно, вход там же, где и выход. Нужно попробовать. Нужно по… Не договорив, я отключился.