Всё о Ёжике, Медвежонке, Львёнке и Черепахе - Сергей Козлов

— Так.

— И прыгает!

— Заяц, — сказал Ёжик.

— Нет!

— Крот!

— Разве кроты прыгают?

— Очень хороший, пушистый, ласковый, прыгает… — забормотал Ёжик.

— Ну же!

— Кенгуру!

— Фу-ты! Разве Кенгуру ласковый?

— Так кто же?

— Давай сначала: хороший, пушистый, ласковый, прыгает!

— Скажи ещё что-нибудь!

Медвежонок задумался:

— Глаза блестят.

— Глаза блестят… Глаза блестят… Хороший, пушистый, ласковый, глаза блестят… Да кто же это?!

— И жужжит, — сказал Медвежонок.

— Не знаю. Шмель? Говори!

— Нет! Пушистый, ласковый, любит косточку, глаза блестят, прыгает и жужжит!.. Ну!

— Львёнок!

— Верно! Как ты угадал?

— Не знаю. Почувствовал. А почему — жужжит?

— Для неузнаваемости, — сказал Медвежонок.

Слон

В сумерки Ёжик любил посидеть у окна и помечтать.

Вот и сегодня, в этот тихий вечер, Ёжик надел валенки, накинул шубку и распахнул окно.

За окном был мартовский лес, но совсем не такой, каким бывает лес в марте.

Во-первых, нигде не было ни шкурки снега.

Во-вторых, лес не хмурился чёрными бровями ёлок, а отливал лёгкой светящейся сединой.

«Это потому что месяц, — подумал Ёжик и поглядел из окна на тоненький, в щербинах, месяц. — Жаль, птицы не поют».

И размечтался.

«Вот если бы запели птицы, — мечтал Ёжик, — и на небо выскользнула большая луна, и заплакал комар, ухнул филин, заплясала лягушка, и по всему лесу зашелестела молодая трава, и кто-то широким таким голосом спросил: „Ты о чём думаешь, Ёжик?“, я бы ответил: „О вас“».

— А кто я?

— Вы, наверное, Слон.

— Как ты догадался?

— А ты приплыл, да? Я вышел днём на крыльцо, вижу — облако, похожее на слона.

— Это был я, — сказал Слон.

— А ты… вы… надолго?

И тут Ёжик увидел настоящего Слона. Слон был серо-серебряный, будто в изморози, и такой лёгкий-лёгкий, как облако.

— До утра, — сказал Слон.

— Вы сели на холме?

Слон кивнул.

— И пошли ногами? Так заходите! — чуть не крикнул Ёжик. — Я напою вас чаем!

— Не вмещусь, — покачал Слон головой.

Тогда Ёжик выскочил из дома и поставил перед окном табуретку.

Теперь они сидели друг против друга, Слон и Ёжик. Слон — перед окном на табуретке, Ёжик — у окна в своём доме; чашки с блюдцами, морковка и всё остальное — на подоконнике.

Они пили чай из самовара, и Слон держал чашку, как барышня, самым кончиком хобота.

И тут появился Медвежонок.

— С кем это ты пьёшь чай? — с порога крикнул он.

— Со Слоном.

— Не вижу.

— Прищурься.

— Всё равно не вижу, — сказал Медвежонок.

— Он вас не видит, — сказал Ёжик Слону.

— Замечательная морковка! — сказал Слон и вежливо, почти незаметно съел морковку.

Медвежонок в упор посмотрел на Ёжика, выглянул в окно, снова посмотрел на Ёжика.

— Он там, на табуретке, — сказал Ёжик. — Скажите ему что-нибудь, Слон.

— Я очень большой, — сказал Слон. — Я сижу на табуретке. Но надо очень захотеть, чтобы меня увидеть.

— Ну? Видишь?

— Нет, — сказал Медвежонок. — Только луна и лес, и никакого Слона!

— Эх ты! — сказал Ёжик. — такого Слона не увидел.

— Это ничего, — сказал Слон. — У Медвежонка много забот. В следующий раз он меня обязательно увидит.

— Слышишь?

— Нет, — сказал Медвежонок. — Ничего не вижу и ничего не слышу! Завтра ни свет ни заря вставать и смолить лодку.

— Ты прилетай к нам, Слон! — попросил Ёжик. — Слышишь? Я так хочу, чтобы Медвежонок тебя увидел.

Странный музыкант

Жил-был странный Музыкант. В общем-то он не был странным… ну разве что глаза у него были разные: один — синий, а другой — оранжевый.

Когда музыкант ложился спать, синий глаз он оставлял открытым, а оранжевый крепко-крепко закрывал. И тогда была ночь. А когда просыпался — наоборот: открывал свой оранжевый глаз, а синий закрывал. И тогда был день.

Очень это было интересно и даже загадочно, на объяснить, как это всё происходит, никто не мог.

Вот проснулся однажды Музыкант, чуть-чуть приоткрыл оранжевый глаз, чуть-чуть прикрыл синий, и получились предрассветные сумерки.

«Ха-ха!» — сказал Музыкант.

Позавтракал и отправился гулять по городу.

А надо сказать, что в этом городу этот Музыкант был самым главным музыкантом. И все его так и называли: ГЛАВНЫЙ СТРАННЫЙ МУЗЫКАНТ. А почему странный — это вы сейчас узнаете.

Когда Музыкант брал в руки барабан и барабанные палочки начинали прыгать, как капли дождя, а тяжёлый молоток — ухать, как весенний гром, у Музыканта тут же вырастал огромный горб. И всем казалось, что они попали под весенний дождь в горы, сидят у подножья горы, глядят на огромное озеро и слушают, как по воде плещется дождь.

Только одни утверждали, что гора — зелёная, а другие говорили, что синяя — от дождевой пыли…

Вот какой станный Музыкант!

А когда Музыкант прижимал к губам трубу и начинал трубить, у него сразу же вырастали огромные усы. И чем дальше он трубил, тем быстрее и быстрее эти усы росли. И всем казалось, будто бы они мчатся на огромном трубящем поезде и перед ними в разные стороны разбегаются тёмные линии лесов.

Только одни говорили, что леса — чёрные, а другие — что вроде бы золотистые, потому что золотая осень и деревья, покачиваясь, горят на ветру…

Вот какой удивительный Музыкант!

А когда Музыкант брал арфу, он обязательно приоткрывал оранжевый глаз и открывал синий. И тогда всем казалось, что они идут вслед за пальцами Музыканта по бесконечной прохладной голубой лестнице. А Музыкант становился совсем невидимым, оставлял на арфе только свои польцы, а сам пристраивался за всеми и тоже, вслед за остальными, шёл по бесконечной голубой лестнице.

— Вы только подумайте, как далеко мы сегодня ушли! — говорили люди после концерта. — И ничуть не устали…

Вот какой это был Музыкант!

А когда он прикасался к роялю, из-под каждой клавиши у него выскакивал маленький-маленький музыкантик, спрыгивал на пол и убегал в зал. А там вскарабкивался по стулу слушателю на плечи и залезал за шиворот. И когда Музыкант заканчивал первую пьесу, в зале у каждого человека сидело за шиворотом по маленькому музыкантику. В руках у этих музыкантиков были тоненькие тросточки: этими тросточками они шевелили людям волосы на затылке.

А когда концерт кончался и Музыкант шёл домой, маленький музыкантики догоняли его по дороге и сами запрыгивали в специальный сундучок, с которым Музыкант никогда не расставался.

Вот какой удивительный Музыкант!

Зато когда он играл на виолончели и виолончель была худа и печальна, как одинокая красная корова на осеннем лугу, Музыкант начинал краснеть. И становился таким красным, что издали казалось, будто это большой жалобный помидор сидит на сцене и водит себя поперёк живота смычком. И когда все уже начинали его жалеть и жалеть одинокую грустную корову посреди огромного луга, он вдруг открывал свой оранжевый глаз и все видели, как там, из-за тумана, из-за реки поднималось солнце, и освещало траву изумрудным цветом, и превращало грустную корову в огненного жеребца. Жеребец нёсся к реке, и было непонятно — это стучат копыта или бьются сердца слушателей…

Вот какой необыкновенный Музыкант!

А когда он играл на скрипке, он худел и становился тоненьким, как кузнечик на одной ножке. И когда ему аплодировали, казалось, что это не плещут ладони, а по залу, как по клеверному полю, летят белые лепестки ромашек.

Вот какой странный Музыкант!

И когда ты, уснув вечером, проснёшься хмурым утром — не огорчайся: это просто Музыкант очень устал на вечернем концерте и забыл поутру как следует протереть свой оранжевый глаз.

Садитесь, я вам налью чаю

Заяц глядел на глубокий снег за окном, на деревья, осыпанные снегом, и думал, как бы ему занырнуть в сказку.

Зайцу хотелось занырнуть поглубже-поглубже, чтобы стало весело и легко.

Он закрыл глаза и нырнул — и сразу увидел очень красивый дом, и цветущие вишни, и Собаку с длинными ушами, сидящую на крыльце.

Собака пила чай и, улыбаясь, глядела на Зайца.

— Я, кажется, не туда попал, — сказал Заяц.

— Почему же?

— Нет-нет, мне здесь очень нравится, но…

— Вы меня боитесь?

— Ну… — замялся Заяц.

— Не бойтесь. — Собака ещё приветливее улыбнулась. — Садитесь, я вам налью чаю.