За мертвой чертой - Александр Кучаев

– Ты – тоже первый.

– Как!

– А вот так. Сегодня я существую, а завтра меня не будет. Так же, как не было вчера.

– Но это несправедливо!

– Скажи это кому-нибудь другому.

– Мне показалось, что у вас огромный опыт. Вы чувствовали меня, как самоё себя, угадывали все мои тайные желания сексуального плана и шли им навстречу. И тем самым подарили мне высшее наслаждение. Временами мне казалось, что ваше тело трансформируется в угоду моим вожделениям.

– Так оно и было – в какой-то степени формы моего тела менялись. В зависимости от твоего физиологического настроя. Аркаша, милый, для того я и создана, чтобы полностью удовлетворять твои эротические наклонности.

При расставании я в тысячный раз целовал руки Альдины Ивановны, снова обнимал её колени и говорил с жаром, что готов провести с ней всю оставшуюся жизнь.

– Успокойся, мой мальчик, – негромко, словно воркуя, сказала она на прощание и в который раз погладила меня по голове. – Зачем такая категоричность?

– Мы ещё встретимся?

– Маловероятно. О женщине ты узнал достаточно. Я своё предназначение исполнила. Дон Кристобаль может спать спокойно.

Она была фантом, но мне казалось, что в её словах звучала затаённая грусть.

С этой ночи мою любовь к мадмуазель Смолецкой как рукой сняло. Последующими ночами мне снилась только незабвенная танцовщица в лёгких воздушных шароварах и белой блузке и словно наяву осязались прикосновения небольших отвердевших сосков волшебной женской груди.

Рано утром, когда я вернулся в гостиницу, дон Кристобаль спросил:

– Н-ну, вы довольны?

– Чем?

– Любовными играми.

– Вы подсматривали за нами! – вскричал я, встрепенувшись от возмущения.

– Ещё чего! – дон Кристобаль зевнул. – Мне глубокий сон дороже ваших альковных забав.

Три дня и три ночи продолжалась невиданная оргия в «Таверне Кэт». Редко когда то один, то другой из служивых спускался вниз, чтобы передохнуть от бурных ласк неожиданных любовниц и за бокалом виноградного послушать пение уже другой певицы, не менее обворожительной, чем первая.

Настала осень, нас разлучили,В этап далёкий уехал я.Оставил девушку на пересылочке,Она клялась любить меня.

Такие, к примеру, немудрёные слова доносились со сцены. А мне вспоминалась Альдина Ивановна, до умопомрачения желанная. Существует ли ещё она в природе и если да, то где сейчас и с кем? Или её тело полностью растворилось в космическом пространстве в виде каких-нибудь энергетических флюидов?

На другой день, под вечер, я не выдержал и завернул в таверну.

Вот и столик, за которым совсем недавно восседало моё несравненное божество. Некоторые из девушек пытались завести со мной непринуждённую беседу, но ни одна не была мне интересна. Заказав стакан напитка, придававшего смелость, я выпил и, спустя минуту, словно воочию увидел перед собой женщину, так страстно обнимавшую меня прошлой ночью.

Пьёшь ли ты водку, куришь табак,Любишь девчонок, когда идёшь в кабак.Эх, раз пошёл, раз пошёл, раз пошёл.Эх, раз пошёл, да хорошая моя!

Встревоженное исчезновением спецназовского отряда и полным отсутствием вестей от него, командование бригады «Тур», по согласованию с руководством ГУВД области, выслало в Ольмаполь вторую вооружённую группу, по численности не уступавшей первой.

Всего за полчаса до её прибытия дон Кристобаль привёл в чувство Стаса и его людей, вывез кружным путём из города и направил в областной центр.

Оказавшись на месте постоянной дислокации, ни капитан, ни кто-либо другой из его отряда так и не смогли толком объяснить, что с ними произошло и почему не было выполнено задание по захвату смутьянов. Почти всех их некоторое время врачевали в психиатрических лечебницах, но делалось это больше для проформы, так как своим поведением пострадавшие практически ничем не отличались от остальных людей. Бывало, правда, взоры бойцов подёргивались неизъяснимой тоской по ненасытным ласкам дивных дев, но своими воспоминаниями они ни с кем делиться не желали.

Второй отряд прошёл не дальше первого. Оказавшись перед вывеской «Таверна Кэт», бойцы, сопровождаемые Евой и её сподвижницами, завернули в указанное заведение, и… Словом, этих ребят постигла та же участь, что и их предшественников. Певица, до этого вместе с Евой трое суток миловавшая капитана Стаса, спела и для них:

Хулиган был красив сам собою,Неплохая была твоя мать.Но прошло вот полгода, и что же?Хулиган меня стал забывать.

Мною лично никакие психиатры не интересовались, да я в них и не нуждался. Возможно, тут не обошлось без лечебного вмешательства дона Кристобаля, ехидный саркастический взгляд которого, казалось, преследовал меня всюду, куда бы я ни направлялся.

Думается, и с Альдиной он свёл меня лишь затем, чтобы отбить от мадмуазель Смолецкой. Да пусть бы и так. Ночь с прекрасной женщиной я не обменял бы и на тысячу мамзелей. Но ощущался и едва заметный неприятный осадок, какое-то подобие душевной отрыжки. Возможно, всё же, это от неизбывного понимания, что Альдина Ивановна являлась всего лишь материализованным сгустком энергии, взятой из пространства.

Глава двадцать седьмая. Москва бьёт с носка

Областное управление внутренних дел уже собиралось инициировать отправку к нам ещё одного отряда спецназа, на этот раз целую роту, но дон Кристобаль, которому к тому времени до смерти надоела канитель с таверной, прибыл в облцентр с некоторым упреждением, где и встретился с губернатором Евстафьевым.

Детали разговора, состоявшегося между ними, мне неизвестны, знаю только, что испанец доказал губернатору большую выгоду ольмапольских реформ как в целом для области, так и для него лично и убедил занять выжидательную позицию с тем, чтобы реформы доподлинно приняли характер необратимости. Я полагаю, что одним из факторов изменения губернаторской оценки ольмапольских реформ опять же были элементы гипноза.

Как бы то ни было, наезды из областного центра прекратились, и некоторое время мы чувствовали себя в относительной безопасности.

Но шила в мешке не утаишь. Тем более что и мешок-то, образно говоря, был дырявый. Я имею в виду всё усиливавшееся влечение испанца к донье Анне, которому он стал поддаваться, так сказать, до полного отсутствия присутствия, порой напрочь забывая, для чего, собственно, его в наши края направили.

В итоге информационная блокада ослабла, слухи, а за ними и более точные сведения об Ольмаполе в конце концов дошли до Москвы.

Сообщения и комментарии о наших делах запестрели в выпусках столичных информационных агентств и мгновенно разлетелись по всему миру. Среди прочего были показаны с купюрами, чтобы не слишком травмировать наиболее чувствительные натуры, и видеокадры со сценами погребений убийц, и тележная процессия с перьями и дёгтем, и отрубание рук наркоторговцам.

В известность поставили самого Демидова. Евстафьева срочно вызвали в Кремль.

Неведомо, что там наш губернатор докладывал, но Демидов тоже не стал давать указаний к принятию быстрых решительных мер. Вместе с тем для нас с испанцем не осталось секретом, что ещё до беседы с Евстафьевым кремлёвский начальник приглашал к себе представителей спецслужб, и они обсуждали какие-то вопросы, касавшиеся Ольмаполя.

Кажется, это я уж потом узнал, директор департамента безопасности докладывал о доне Кристобале, что, дескать, это не обычный человек, а инопланетянин и просто так вопрос с ним не решить, а нужна предварительная подготовка. Ещё он сообщил, что определённые шаги с целью нейтрализации названной личности уже принимаются. Вроде бы, упоминалась какая-то электромагнитная спутниковая пушка, способная с космической высоты выборочно поражать те или иные биологические объекты в радиусе сотен километров.

Тем временем средства массовой информации всё больше поднимали крики об «ужасных зверствах», имевших место в Ольмаполе, и о потворстве высших властных инстанций. В газетных статьях, а также в выступлениях ораторов на телевидении и в Интернете появились слова о нарушении моратория на смертную казнь и необходимости вывода России из некоторых европейских институтов. Посыпалось множество протестных писем и обращений – не организованных, а всамделишных – наиболее категорично настроенных деятелей науки, культуры и спорта в правительство, в том числе и Демидову.

Кремлёвский начальник словно ждал этих обращений. Один его звонок, и государственная репрессивная машина пришла в действие – к этому моменту служба безопасности технически уже полностью подготовилась.

Незадолго до развязки мне довелось встретиться с доном Кристобалем. Он был грустен и неразговорчив.

– Что с вами? – спросил я.

– В общем-то, ничего особенного, – ответил он с какой-то неопределённой интонацией. – Просто я вынужден вас покинуть.