Рыцари, закованные в сталь - Говард Пайл

хрипло выкрикнул он, с трудом шевеля посиневшими губами и повернув голову к подъехавшему церемониймейстеру. — Я нанес точный удар ему по шлему, но у меня лопнула подпруга, и седло слетело. Я сбил ему шлем!

— Сэр, — спокойно сказал церемониймейстер, переходя на французский, — вам, конечно, известно, что потеря шлема не решает исход единоборства. Мне не нужно напоминать вам, милорд, что правило было установлено Джоном Гонтом, герцогом Ланкастерским, когда в турнирном поединке между Рэйнардом де Руа и Джоном де Холандом сэр Рэйнард оставил незавязанными все ремни своего шлема, так что шлем сбивали с головы при каждом ударе. Уж если даже это не было принято во внимание, то в чем можно упрекать вашего противника, который потерял шлем не по собственной беспечности?

— Нет! — прохрипел де ля Монтень. — Я утверждаю и готов доказать, что упал только из-за того, что у меня лопнула подпруга!

— Это правда, — подтвердил Майлз, — я сам видел, что швы его ремней были слегка надорваны, и предупредил его перед началом схватки.

— Сэр, — сказал церемониймейстер де ля Монтеню, — как вы можете ссылаться на непрочность ремней, если ваш собственный противник предупредил вас об этом и советовал их сменить? Разве он поступил не по-рыцарски?

Де ля Монтень молча стоял, опершись на плечо своего старшего оруженосца, и хмуро уставился в землю. А потом, не сказав ни слова, двинулся к своему шатру, повиснув на плече оруженосца. Следом со щитом и шлемом в руках шел другой оруженосец.

Гаскойн подобрал шлем Майлза. К нему через все ристалище уже спешил лорд Джордж и сэр Джемс Ли. Старый рыцарь взял поводья его лошади, и все трое направились к помосту, где сидел король.

Даже граф де Вермуа, подавленный и изумленный поражением своего лучшего рыцаря, присоединился к похвалам и поздравлениям, которые изливались на юного победителя. Майлз наконец поднял глаза и встретил взгляд леди Элис, которая неотрывно смотрела на него. Как бы ни был Майлз разгорячен, он покраснел еще больше, кивнув в ответ на взгляд девушки и садясь на коня.

Едва успел Гаскойн снять с него кирасу и латный воротник, как в шатер буквально влетел сэр Джемс, вмиг утративший свою суровую холодность. Он обнял Майлза и расцеловал его в обе щеки.

— Мой дорогой мальчик, — сказал он, держа его за плечи и часто моргая своим единственным глазом, словно желая удержать предательски выступившую влагу, — мой дорогой мальчик, я так рад, словно увидел подвиг собственного сына. Я не знал такой радости даже в тот день, когда сам преломил свое копье, впервые вырвав победу, и почувствовал себя настоящим рыцарем.

— Сэр, — ответил Майлз, — ваши слова радуют мое сердце, однако все дело в ветхой подпруге, которую я видел собственными глазами.

— В подпруге! — фыркнул сэр Джемс. — Думаешь, он не знал, в каком состоянии его сбруя? Поверь мне, он слетел с лошади потому, что твой удар был точен и силен, а он не сумел ответить тем же. Будь он самим Галаадом, он точно так же слетел бы от этого удара.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Не менее трех недель прошло с того дня, когда король покинул Дельвен. Лорд Джордж с отрядом рыцарей и лучников готовился к отбытию во Францию. Две недели Майлзу посчастливилось провести в Кросби-Холле у родного очага. Родителей он увидел впервые после того, как четыре года назад покинул этот приземистый дом с белыми стенами. Раньше он вовсе не замечал, каким убогим было это деревенское жилище. Теперь, когда его глаза привыкли к роскоши замка Дельвен, он с удивлением и жалостью смотрел на бедность, окружавшую отца. Теперь он особенно остро ощутил, как велик был удар судьбы, нанесенный дому Фолвортов. Он понял, насколько жесток жребий семейства, которое зависит от чьей-то милости. Майлз сумел оценить дружбу и преданность отца Эдуарда, который, рискуя свободой, если не жизнью, позволил семье опального лорда обрести здесь приют в горький час нужды и изгнания.

За эти две недели он не раз навещал старого священника, и им было что сказать друг другу. Однажды теплым солнечным утром, когда он и старый священник прогуливались по саду аббатства после одной или двух партий в шашки, молодой человек начал рассказывать о своих планах, надеждах и амбициях более свободно и открыто, чем когда-либо раньше. Он поведал священнику все, что ему открыл граф относительно несчастий отца и о том, как все, кто посвящен в эту историю, помогают ему вернуть семье прежнее положение. Отец Эдуард немало добавил к тому, что Майлз уже знал, он рассказал кое-что такое, о чем не подозревал или предпочел умолчать граф. Кроме того, он объяснил молодому человеку причину долгой и страшной неприязни, которую король чувствовал к слепому лорду, а заключалась она в том, что лорд Фолворт был одним из советников короля Ричарда в те старые времена и что в немалой степени его стараниями король Генри, тогда граф Дерби, был изгнан из Англии. Слепой лорд уже не служил, живя частной жизнью, однако он долго и серьезно препятствовал отречению короля Ричарда. Он рассказал Майлзу, что в то время, когда сэр Джон Дейл нашел прибежище в замке Фолворт, месть в любой момент могла обрушиться на отца, и нужен был лишь предлог, вроде укрывательства такого заговорщика, как сэр Джон, чтобы окончательно расправиться с Фолвортом.

И Майлз не мог не признать, что король имел много серьезных оснований для недовольства таким неуемным противником, каким был слепой лорд.

— Но, сэр, — сказал он, внимательно выслушав приора, — быть враждебно настроенным и участвовать в заговоре далеко не одно и то же. Может быть, мой отец и был врагом Болингброка[19], но разве можно утверждать, что он замешан в заговоре?

— Нет, — ответил священник. — Что за вопрос? Если бы я считал твоего отца предателем, думаешь, я стал бы разговаривать с его сыном? Нет, Майлз, я хорошо и очень давно знаю твоего отца и могу сказать, что мало встречал людей такого редкого благородства. Я лишь пытаюсь объяснить, что король небеспричинно преследует твоего отца. Возможно, есть какие-то резоны и у графа Альбана. Так что тебе, в свою очередь, не следует питать злобу к королю за то, что случилось с