Исповедь русской американки - Валентина Попова-Блум

его руки дрожат, оба в эротическом возбуждении… Проходим в гостиную (не в спальню!). Он садится на диван, я — к нему на колени. Неумелые объятия, нестрастные поцелуи, миллион ненужных мыслей в голове у меня, а может, и у гостя. Робкие попытки обнажить грудь, неестественные движения и… я понимаю, что у него, бедолаги, все уже произошло, не дождавшись нужного момента.

Он страшно смущен. Я, распаленная, разочарованно затухаю. Проехали мимо… Я его глажу по голове, молча утешаю. Он красив, очень расстроен. Прощен!

Пьем чай, и я, уже остыв и приобретя прежний ироничный тон, спрашиваю, как ему мой наряд. Он искренне восхищается, делает мне кучу комплиментов, говорит, что я со временем даже похорошела (всегда приятно такое слышать, даже если это ложь). И я задаю ему ехидный некорректный вопрос, встречал ли он женщин в таком шикарном виде, предназначенном только для него. Он искренне ответил: «Никогда! Я ничего не успел увидеть и узнать в этой жизни. Я очень много работаю, устаю, после работы поглощен семейными делами, проблемами с дочерью и никогда не имел никакой тайной личной жизни. И ты видишь результат!»

Я пожалела этого очень чистого человека, неискушенного ни в отношениях с женщинами, ни в нарядном белье, ни в мужском досуге. Ничего, кроме преданности партии.

Итак, мой голубой комплект опять залег на дно.

С моим следующим мужем против обыкновенного трехлетия я продержалась почти двенадцать лет. Уровень моей жизни изменился в лучшую сторону. И окружение, и одежда, и заграничные поездки стали престижнее и дороже. Голубой пеньюар использовался в коротких поездках, по-прежнему бережно, и был оценен по достоинству новым мужем, простым по происхождению, но искушенным в «политесе», заграничных шмотках и даже в любовных играх и похождениях, отработанных на пяти женах и невыясненном количестве любовниц.

Но почему-то именно в тот период при использовании моего любимого голубого перьевого чуда я не ощущала трепета. Возможно, это было нормальным проявлением повышения моего уровня жизни или понижения психоэротических проявлений с данным мужчиной, кстати — наиболее опытным в эротических играх с пеньюарами и без. Видимо, его длительное пребывание в Америке в молодые годы насытило его созерцанием раздетого и одетого секса, сделанного в Голливуде. Но он привез меня в Америку. А я привезла в Америку мой потрепанный, но по-прежнему ценимый пеньюар от ленинградки Ляли. После того как я повидала в Америке огромное количество белья с перьями и кружевами, дорогого, очень дорогого и дешевого в негритянских районах, сверкание моего сокровища померкло в моем сердце, но закупить новый шикарный комплект всегда что-то мешало: то цена, то отсутствие денег, то просто нецелесообразность, а может, ностальгия по молодости и прежней жизни не желала соперничества.

Ушел в отставку искушенный муж. А моя реликвия по-прежнему мялась в шкафу.

Здесь, говоря о приключениях голубого пеньюара, уместно заметить, что количество шкафов, где ему довелось храниться, увеличивалось с течением времени в геометрической прогрессии. В России их было много, но в Америке за столько лет их насчитывается дюжина. Вот это жизнь для белья, прикупленного около двадцати пяти лет назад!

А если посчитать шкафы в поездках… Кстати, совсем не во всех пунктах пеньюару довелось выйти на свет и воздух. Чаще он оставался в шкафу во чреве чемодана.

Пару раз он прокатился в Европу, пару раз — на побережье океана. Пожалуй, самым удачным было его выступление на южном побережье океана в Нью-Джерси. Это был двухдневный вояж с приятельницей, изящнейшей, элегантной женщиной с дорогими нарядами и изысканным, требовательным вкусом. Не имея еще финансовой возможности к тому времени купить новые наряды, я с сомнениями взяла свой комплект (правда, замены все равно не было).

И он меня не подвел. Я чувствовала себя достойно. На чудной веранде нашего двухкомнатного номера мы пили кофе, болтали; океанский ветерок колыхал оставшиеся голубые перья, я, кажется, выглядела неплохо, на уровне…

Пришел новый муж, американский. Чудный, умный, хороший, но… он пришел слишком поздно. Все поезда уже ушли. Он купил мне кучу белья и даже черные чулки с резинками. Все валяется в шкафу. Начала понемногу передаривать. Предпочитаю носить удобное и хлопковое. Покупаю много одежды, вешаю в шкаф и забываю, что купила. А голубой пеньюар покоится в очередном шкафу, кстати, теперь — с потрясающим видом на Гудзон и Манхэттен.

Он уже несколько пожух. Нет уже прежней гладкости и свежего запаха молодости. Но он всё еще красив! Интересно, будет ли у него вторая жизнь?

Глава 3

Юджин Блум

Так звали моего пятого мужа.

Я дружила с владелицей Агентства по уходу за стариками и инвалидами, и как-то она мне дала посмотреть журнал New Yorker, где на последней странице печатались объявления по поиску партнеров. Она предложила мне поучаствовать в этой лотерее.

Я написала про себя коротенько, подруга текст не одобрила, но я возразила, что я писала про свои предпочтения и если прочитавшему мужчине это не понравится, то мы и не заинтересуем друг друга. Врать не хотелось.

Мне помогли перевести текст на английский, и я отдала его другой приятельнице, которой понравилась идея и она решила тоже себе кого-то подыскать. Она довольно давно меня знала, у нее не было проблем с английским, и я предложила ей выбрать кого-то для меня из предлагающих себя мужчин в объявлениях, на свой выбор. Она отправила мое письмо только одному адресату. И для себя — парочке.

И представьте себе мое удивление (я человек реальный и со скепсисом), когда очень скоро, дней через восемь, я получаю письмо.

Здесь нужны детали!

Письмо было в голубом конверте с художественно неровными, как бы оборванными краями; на углах конверта порхали бабочки.

Внутри на листке хорошей декорированной бумаги с текстом были рассыпаны цветы. Письмо было написано от руки на неплохом русском языке только с одним неправильным предлогом.

Корреспондент отвечал на мое письмо и отметил, что он учился русскому языку «на» университете, что убеждало в его нерусскости.