Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник) - Елена Арсеньева

– Нет, – смеясь, ответил Филиппос. – У меня нет намерения жениться, пока не возьму у тебя несколько уроков. На каждом празднике вокруг прекрасного Митька кружится столько же девушек, сколько бабочек в саду Владимира. Но я до сих пор никак не могу понять, как тебе удается их ловить.

– Да, ты прав. Бабочки – очень нежные существа, равно как и девушки…

– Ну, хватит, – оборвал их Артемий. – Филиппос, ты хотел сопровождать меня на прием греческого посольства. Пошли же! Пора. Вы тоже, отроки. Я хочу, чтобы вы там присутствовали.

– Для этого есть особая причина? – спросил Митько, сразу став серьезным.

– Ничего конкретного, – задумчиво ответил боярин. – Но во время вашего отсутствия князь взял на службу нескольких воинов. Я хочу, чтобы вы понаблюдали за ними во время церемонии вручения подарков. Не забывайте, что Всеслав Брячиславич доставляет нам столько хлопот еще и потому, что у него всюду соглядатаи. Мы не можем исключать возможность какой-либо беды.

– Мы успеем снять доспех? – спросил Василий. – Иначе наш вид может привлечь излишнее внимание.

– Наденьте чистые шелковые рубахи и белые плащи. Мечи оставьте!

Отроки и боярин вошли в ворота крепости. Филиппос шагал впереди. Митько и Василий побежали к гриднице, а Артемий направился к входу во дворец.

Боярин достиг середины двора, когда странное зрелище заставило его остановиться. На высоком крыльце стояла девушка. Ее огненно-рыжие волосы были не заплетены в косы, а убраны под тонкую сетку. Это была Альдина, служанка принцессы Гиты. Рядом с ней высился мужчина в роскошном темно-синем плаще, резко контрастирующем со скромным одеянием англичанки. Великан почти полностью закрывал хрупкую Альдину. Артемий, делая вид, будто поправляет аграф[19] на плаще, принялся перебирать в памяти всех знакомцев, стараясь припомнить мужчину. Очевидно, боярин встречался с ним не в первый раз. Богатырь страстно сжимал руки Альдины. Оба были поглощены оживленным разговором.

Вдруг Альдина заметила боярина. Резко оттолкнув собеседника, она сбежала по ступенькам крыльца и направилась к дворовым службам. Проходя мимо Артемия, она слегка поклонилась, приветствуя его. Боярину показалось, что ее хорошенькое личико, покрытое веснушками, мокро от слез. Что касается мужчины, то он поспешил исчезнуть за дверью. «Кем бы он ни был, я узнаю его по плащу», – подумал Артемий, поднимаясь по лестнице. В этот момент он увидел, как Филиппос выскочил из-под крыльца.

– Почудилось, будто что-то сверкнуло… и я нашел серебряную пуговицу! – сказал мальчик.

– Не пытайся оправдываться! Ты прекрасно знаешь, что не пристало подслушивать чужие разговоры! Тем более сыну боярина.

– Я не нарочно! К тому же, когда ты ведешь дознание, все средства хороши, чтобы установить истину! И ты перестанешь сердиться, когда услышишь, о чем я узнал, – с вызовом бросил мальчик, криво нахлобучив небольшую шапку с меховой оторочкой.

– Ну что же! Какой же удивительной тайной ты владеешь? У Альдины есть жених, и она хочет отпраздновать свадьбу одновременно со свадьбой своей госпожи. Я угадал?

– Да. Но она не может, потому что… Это не ее жених. Это Стриго, жених прекрасной Настасьи, дочери тысяцкого!

– Ты в этом уверен?

Артемий, отворивший было высокую дверь, входить не стал, а, наоборот, закрыл ее и внимательно посмотрел Филиппосу в лицо. Ребенок был опечален, и печаль эта была совсем не детская.

– Они в отчаянии. Стриго сказал, что готов на все, чтобы расстроить этот брак, даже на похищение Альдины. Но Альдина ответила, что уже слишком поздно… Тогда Стриго заявил, что единственный выход – убить себя, поскольку он не может жить без своей возлюбленной. Или убить Настасью.

Артемий нахмурился.

– Вот уж действительно неразумные слова! Не рассказывай никому о том, что слышал. Я же не спущу глаз с этого пылкого молодого человека. Уверен, что его слова обгоняют мысли, но не хочу, чтобы сцена ревности или потоки слез омрачили свадьбу князя.

– Жаль Альдину, – вздохнул Филиппос. – Она конечно, не так красива, как Настасья, но зато она такая милая! Альдина – чужестранка, и ее некому защитить. А ведь она утешала Стриго… Правда, боярина тоже стоит пожалеть – он так боится своего отца!

– Не хватало еще, чтобы ты встал на его защиту! Мужчина должен уладить сердечные дела до сговора, чтобы не запятнать свою честь. А теперь идем-ка! Церемония вот-вот начнется.

В зале для приемов было много народу. Старые бояре в парадных одеждах, жестких от обилия золотой вышивки, занимали лавки, предназначенные для старших дружинников и знатных жителей города. С потолка, который имитировал небесный свод, покрытый звездами, свисали, освещая зал, четыре светильника.

В центре зала стоял приезжий епископ. На его худом лице застыло недовольное выражение: князь запаздывал, отчего послы вряд ли были в восторге. Визатийцы же, в роскошных церемониальных туниках с золотыми знаками отличия на груди, соответствовавшими занимаемому положению, стояли одесную от двух тронов на высоком помосте.

Артемий едва успел поздороваться с несколькими боярами, как епископ трижды ударил серебряным посохом об пол. Разговоры тут же прекратились. На пороге задней двери показался отрок. Он внес меч князя на пурпурной атласной подушке. Следом шел боярин Андрей, будущий хранитель библиотеки и учитель Гиты во время ее пребывания в Киеве. Он нес ларец с личной печатью Владимира. Наконец, показалась княжеская чета, сопровождаемая знаменщиком, старым дружинником с гладко выбритым подбородком и щеками и длинными седыми усами, которые он, как и Артемий, носил в память о своих варяжских предках.

Мужчины, несшие меч, печать и знамя Владимира, застыли у возвышения. Князь и его невеста медленно взошли по ступенькам. Стоя перед присутствующими, Владимир поздоровался с послами и сел, приглашая английскую принцессу занять место рядом с собой. Гита впервые присутствовала на официальной церемонии вместе с будущим мужем. Принцесса, раскрасневшаяся от переживаний, с блеском в бездонных зеленых глазах, хмурилась, пытаясь понять греческий, который едва знала, и, казалось, воплощала очарование и женскую робость.

Три посла приветствовали Владимира по византийскому обычаю, поклонившись в пояс и коснувшись пола правой рукой. Старший из них начал витиеватую речь.

В этот момент тихо вошли Митько и Василий. Зал был полон, и опоздавшие стояли, прислонившись спиной к стене у двери. Последовав их примеру, отроки быстро оглядели присутствующих. Не заметив ничего подозрительного, они сосредоточили внимание на приглашенных, расположившихся за креслом епископа. Эти две пары должны были отпраздновать свадьбу одновременно со свадьбой князя.

– Смотри! – прошептал Митько, толкая Василия локтем. – Там, за Настасьей, другая невеста. Я несколько раз встречал ее при выходе из церкви. Не знаю, как зовут ее отца, но ее, по-моему, зовут Миной.

– Я видел ее сегодня утром на пристани, – ответил Василий, лицо которого, обычно непроницаемое, озарилось восхищенной улыбкой. – Она встречала наши корабли. Помнишь? Мы прошли мимо. Какие глаза! Глубокие, как ростовское озеро Неро. Если хочешь знать мое мнение, эта девушка дорогого стоит и вдесятеро краше, чем гордячка Настасья. Ты знаешь ее жениха, молодого боярина рядом с ней?

– Ты спрашиваешь, знаю ли я Братослава?! – прошептал Митько. – После последней стычки с половцами Владимир считает его лучшим воином! К тому же после смерти отца место, которое старый боярин занимал в совете старейшин, возможно, займет сын. Вот что называется стремительным восхождением! Но говорят, что Мина выходит замуж не по любви. Братославу пришлось долго уговаривать отца своей невесты…

– Тише! – выдохнул сосед Митько, красивый мужчина лет сорока, одетый в длинный красный плащ с золотым орлом.

– Словом, ты можешь попытать счастья, друже! – закончил отрок.

– Бесполезно! – вздохнул Василий. – Ты прекрасно знаешь, что бояре заключают браки только между собой.

Сосед гневно посмотрел на отроков, и приятели замолчали. Они принялись рассматривать мужчину в красном плаще. По одежде, а также по прическе и короткой черной бороде они поняли, что это византийский придворный. А по золотым знакам отличия, украшавшим его грудь, сделали вывод, что он занимает высокую должность в Царьграде. Поэтому Митько удержался от иронического замечания по поводу официальных речей, которое вертелось на языке. Вдруг его внимание привлек человек, стоявший рядом с греческим сановником, – тоже чужеземец, но, судя по одежде, ломбардиец или римлянин. Митько и Василий уже встречали латинян в Киеве и даже в Смоленске.

– Ты видел его ноги? В облегающих портах и остроконечной обуви он похож на скомороха! – прошептал Митько, фыркнув от смеха.

– А шапка? – подхватил Василий. – Можно подумать, что это подгоревший блин, украшенный петушиным пером! Я сразу же вспомнил о киевском митрополите Георгии Греке[20], который гневно обличает латинян. Я толком не понял, что он имеет против них, но надо признать – люди они странные. Но все же я не доверяю россказням попов. Послушать их, так все греховно…