Среди легенд - Андрей Готлибович Шопперт

Федору Ивановичу Челенкову одноладошницы не нравились. Лучше, если можно двумя ладонями прикрыть. А еще лучше – тремя. Вот есть ведь Анна Семенович. Все у нее на месте. И лицо, и глаза, и то место, куда глаза сами опускаются. И талия тоже, как ни странно, на месте. Вот навстречу она и шла. Вовка сразу понял, что строгая, в смысле в строгом черном костюме, молодая женщина с фигурой Анны Семенович и есть искомая заведующая третьим залом Татьяна Семеновна.

Ужель та самая Татьяна? Так и хотелось продекламировать. Женщине было лет под тридцать, Вовка сразу глянул на… Нет, на палец. Кольца не было. А, нет, есть, но на другой руке. Предположить, что Татьяна Семеновна католичка, можно было, что-то шведское в ее золотой головке было, но, скорее всего, все же вдова. И муж сгинул на этой страшной войне… Сразу и игривое настроение у Вовки исчезло.

– Ты Наташа Аполлонова? – проигнорировала восходящую звезду канадского хоккея красавица.

– Да, – школьница серьезно кивнула. Нет. Почти нет еще золотой молодежи. По крайней мере, эта точно не из них. Вон, стесняется, что папа за нее тут похлопотал.

– А вы с Наташей? – все же удостоили взгляда. Эдакие пыльные серые глаза. Шарм ушел окончательно.

– Мы с Наташей, – Вовка кивнул головой, здороваясь. – Я – Владимир.

– Пройдемте, молодые люди.

Заведующая третьим залом уверенно стала подниматься по лестнице, По правилам этикета именно в этом случае женщин пропускать вперед не следует, но зав решительно шагнула на лестницу, ведущую на балкон, и Вовка вынужден был подниматься за ней.

Легкий аромат духов заставлял поднимать голову, а поднятая голова упиралась взглядом в округлые формы. Шарм снова появился. Да еще какой. Не отдыхала природа на заведующей. Осиная талия, и Гурченко позавидует, и вполне себе сформированные формы. И прямо ведь перед носом. Крутая лестница. Поднялся Фомин на балкон в «приподнятом»… настроении.

За рядами книжных полок наметился проход, и они, ведомые строгой белокурой заведующей, протиснулись в него. Потом поворот опять между полок, потом еще один. Назад самому и не выйти. Все это источало свойственный только старым библиотекам запах. Его даже описать невозможно. Пыль. История. Сопричастность. Пахнут ли великие мысли, превращенные в черные буквы на белой бумаге? Пахло временем.

Дверь была под стать полкам. Старинная, резная из чего-то типа мореного дуба, почти черная и толстенная. И стол за дверью был из этого же набора, темно-коричневый и огромный. Родственник Резолюту, только орла не было. На краю этого монстра стояла стопочка папок и даже сверху две книжки.

– Вот, вам подобрали материал. Можно поинтересоваться, на сколько минут вы, девушка, планируете доклад? – ткнула строгая дама в стопку материалов на столе.

Наташа поплыла. Не готова была к такой встрече и к такой горе материала. Заморгала испуганно.

– Минут на пятнадцать, – пришлось Вовке вмешаться.

– Хватит тогда. Вопросы есть или приступите к работе? – и глазами, вдруг переставшими быть пыльными и ставшими насмешливыми, юных историков оглядела.

– Про золото Колчака спрашивать не будем и про вывезенное царскими родственниками тоже. Интересны скорее отдельные там графья да князья, купцы миллионщики, – Вовка взял верхнюю книгу из стопки в руки.

– Знаете, ребята, я перед самой войной выбирала материалы по тем ценностям, что вывез Врангель, так и знала, что спросите. Вот листочек подготовила. Врангель вывез огромное количество ценностей, в основном церковных. И в наших архивах сохранилась история, как в 1922 году группа американских миллионеров осмотрела вывезенное. Купить хотели. Опасаясь огласки, они заявили, что камни из окладов икон необходимо вынуть, а все золотые вещи превратить в лом. За дело взялись офицеры Русского общевоинского союза[4]. Это недобитые белогвардейцы. Так сорок человек занимались этим два месяца, по итогам которых были затарены 700 ящиков по 15 пудов каждый, всего – больше 10 тысяч пудов. Если на килограммы перевести, то получится чуть не сто семьдесят тонн золота. Американцы купили все это за 50 миллионов франков, переданных лично Врангелю. А вот что стало с драгоценными камнями, неизвестно. Подумайте, сколько можно было бы приобрести нашей стране заводов или продовольствия во время неурожая тридцатых годов. Я представляю себе, как выглядят оклады икон и другая церковная утварь, там огромное количество камней, и думаю, что сумму за золото можно смело удвоить, если камни забрали эти же миллионеры из САСШ. – Зав залом обвела Вовку с Наташей серьезным взглядом и, обозначив легкую улыбку, продолжила: – Полезное дело ты, Наташа, хочешь сделать, если твой доклад мне понравится, то может, мы его даже в слегка отредактированном виде опубликуем в… скажем в «Комсомольской правде». Всё. У меня сейчас совещание. Оставляю вас на час.

– Подождите секундочку, Татьяна Семеновна, а сколько вообще эмигрировало человек из царской России? – остановил женщину Фомин. Любопытно просто. Никогда не знал размеров той трагедии.

– Американский Красный Крест называет цифру в один миллион девятьсот шестьдесят шесть тысяч человек. Безусловно, кто-то из них смог вывезти некие ценности. А кто уехал между февральской и октябрьской революциями, тот мог и очень приличные деньги, и ценности вывезти. Все, ребятки, бежать надо. – И ведь убежала. Роскошно переставляя черные туфельки. И учить, как вешалок, походке по подиуму не надо. И так все как надо двигалось. Знойная, блин, женщина, мечта поэта.

Вовка усадил Наталью за начальственный «резолют» и открыл перед ней тетрадку.

– Запиши пока, что Татьяна Семеновна сказала про Врангеля.

– А ты?

– А я пока материалы посмотрю.

Вообще, во всей этой истории Вовку только одно интересовало. Ему нужен был документ, написанный в 1917 году, и чтобы там стояла дата. Оптимальным был бы лист со второй чистой половиной. Что задумал? Да просто все, на таком листе нарисовать сажей, разведенной в спирте, место клада в доме Нарышкиных и написать под листом левой рукой и специально коверкая почерк: «There’s silver»[5].

Наташа писала, старательно макая в чернильницу, принесенную с собой, перо, и от усердия даже высунула язычок. Вовка открыл первую же папку и присвистнул. Н-да. Такого в учебниках не писали. И это не бомба, конечно, но явная пятерка Аполлоновой уже.

– Пиши, Наташ. Принадлежавшие им уникальные драгоценности, полученные при ограблении собственного трудового народа, пытались сохранить члены семьи отрекшегося императора Николая Второго, которые оказались под строгим домашним арестом. Бывшая государыня Александра Федоровна и четверо царских дочерей украдкой от охраны, на протяжении длительного времени зашивали бриллианты, изумруды и рубины в свои корсеты и швы пышных юбок. Эти, с позволения сказать, белошвейки действовали столь ловко,