Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль" - Чарлз Дарвин

На глубоких местах, далеко от берега, живых существ крайне мало: к югу от 35° широты мне ни разу не удавалось выловить ничего, кроме нескольких Вегоё12 да некоторых видов крохотных низших ракообразных. На местах более мелких, в нескольких милях от берега, в большом количестве попадается очень много форм ракообразных, а также некоторых других животных, но только по ночам. Между 56 и 57° широты, к югу от мыса Горн, я несколько раз закидывал сетку за корму, но в ней ни разу не оказывалось ничего, кроме небольшого количества двух совсем крохотных видов низших раков (Entomostraca). Между тем в этой части океана чрезвычайно многочисленны киты и тюлени, буревестники и альбатросы. Мне всегда казалось загадкой, чем может питаться альбатрос, живущий вдали от берегов; я предполагаю, что подобно кондору он в состоянии долго обходиться без пищи и что одного доброго пиршества на гниющем трупе какого-нибудь кита хватает ему на долгий срок. Средняя и тропическая части Атлантического океана кишат Pteropoda, Crustacea и Radiata, пожирающими их летучими рыбами и пожирающими уже этих последних бонитами и альбикорами; я предполагаю, что многочисленные низшие пелагические животные питаются инфузориями, которыми, как-то теперь известно из исследований Эренберга, изобилует открытый океан; но чем же поддерживают свое существование в этой прозрачной синей воде сами инфузории?

Как-то в очень темную ночь, когда мы проплывали несколько южнее Ла-Платы, море представляло удивительное и прекраснейшее зрелище. Дул свежий ветер, и вся поверхность моря, которая днем была сплошь покрыта пеной, светилась теперь слабым светом. Корабль гнал перед собой две волны точно из жидкого фосфора, а в кильватере тянулся молочный след. Насколько хватало глаз, светился гребень каждой волны, а небосклон у горизонта, отражая сверкание этих синеватых огней, был не так темен, как небо над головой.

По мере того как мы уходили дальше на юг, море фосфоресцировало все реже, а у мыса Горн, сколько я помню, был только один случай свечения, да и оно было далеко не яркое. Это обстоятельство, вероятно, тесно связано с бедностью этой части океана органическими существами. После обстоятельной работы Эренберга о свечении моря мне почти излишне делать со своей стороны какие-нибудь замечания по этому вопросу. Могу, однако, добавить, что те изорванные и неправильные частицы студенистого вещества, которые описаны Эренбергом, являются, по-видимому, общей причиной этого явления как в южном, так и в северном полушарии. Частицы были такие крохотные, что легко проходили сквозь тонкую газовую сетку; впрочем, многие были отчетливо видны невооруженным глазом. Вода, налитая в стакан, при встряхивании искрилась, но небольшое количество ее в часовом стеклышке почти не светилось. Эренберг утверждает, что все эти частицы в известной степени сохраняют раздражимость. Мои наблюдения, из коих некоторые я производил сразу же после того, как набирал воду, дали иной результат. Могу отметить также, что как-то ночью я, воспользовавшись сеткой, дал ей особенно хорошо просохнуть, но, когда 12 часов спустя я хотел воспользоваться ею снова, оказалось, что вся поверхность ее искрилась так ярко, как будто сетка была только что вынута из воды. Не представляется вероятным, чтобы частицы в этом случае могли так долго оставаться живыми. Как-то раз, когда я сохранял медузу из рода Dianaea до тех пор, пока она не умерла, вода, в которую я поместил ее, стала светиться. Когда в волнах вспыхивают яркие зеленые искры, то они вызываются, я думаю, крошечными ракообразными. Но не может быть сомнения в том, что и очень многие другие пелагические животные фосфоресцируют, пока они живы.

В двух случаях я наблюдал, как море светилось на значительной глубине под поверхностью. Поблизости от устья Ла-Платы немигающим, но слабым светом сияло несколько круглых и овальных пятен диаметром от 2 до 4 ярдов; в то же время вода вокруг нас давала только немногочисленные искры. Явление это походило на отражение луны или какого-нибудь светящегося тела, так как края пятен колебались при волнении поверхности воды. Корабль, сидевший в воде на 13 футов, прошел над пятнами, не потревоживши их. Значит, мы должны допустить, что какие-то животные скопились на глубине большей, чем осадка корабля.

Близ Фернанду-ди-Нороньи море светилось вспышками. Явление было очень сходно с тем, чего можно было бы ожидать, если бы большая рыба быстро двигалась сквозь светящуюся жидкость. Этой причине моряки и приписывали явление; но я в то время питал некоторые сомнения в связи с частотой повторения и быстротой вспышек. Я уже отмечал, что это явление встречается в теплых странах гораздо чаще, чем в холодных; иногда мне кажется, что всего более благоприятствует его возникновению возмущенное электрическое состояние атмосферы. Впрочем, я считаю несомненным, что море светится лучше всего после нескольких дней особенно тихой погоды, когда оно кишит различными животными. Исходя из того, что воду, наполненную студенистыми частицами, нельзя назвать чистой, а явление свечения во всех обычных случаях вызывается возмущением жидкости в соприкосновении с воздухом, я склонен рассматривать фосфоресценцию как результат разложения органических частиц — процесса (так и хочется назвать его своего рода дыханием), очищающего океан.

23 декабря. — Мы прибыли в бухту Желания, расположенную под 47° широты на побережье Патагонии. Узкий залив, неправильно меняясь по ширине, врезается в сушу миль на двадцать. Зайдя в залив на несколько миль, «Бигль» бросил якорь перед развалинами старого испанского поселения.

В тот же вечер я высадился на берег. Первая высадка в незнакомой стране всегда очень интересна, особенно если, как в данном случае, на всем окружающем лежит свой особый, резко выраженный отпечаток. На высоте от 200 до 300 футов над порфировыми массивами простирается широкая равнина, поистине типичная для Патагонии. Поверхность совершенно гладкая и покрыта хорошо окатанной галькой вперемежку с какой-то беловатой землей. Там и сям разбросаны пучки грубой бурой травы, а еще реже попадаются низкорослые колючие кусты.

Погода здесь стоит сухая, приятная, ясное синее небо редко омрачается. Стоя посреди одной из этих пустынных равнин и глядя в глубь страны, видишь обыкновенно уступ другой равнины, несколько более возвышенной, но такой же плоской и пустынной, а во всех остальных направлениях горизонт виден смутно из-за колеблющихся потоков воздуха, поднимающихся, по-видимому, с нагретой поверхности земли.

В такой стране судьба испанского поселения была быстро решена: сухой климат в течение большей части года и повторявшиеся от времени до времени враждебные нападения кочевых индейцев принудили поселенцев бросить недостроенными свои жилища. Но уже в том стиле, в каком были начаты постройки, видна сильная и щедрая рука Испании старых времен. Все попытки колонизации этой части Америки к югу от 41° приводили к плачевным результатам. Бухта Голода — уже одно это название выражает долгие и тяжкие страдания нескольких сот несчастных людей, из которых выжил только один, чтобы рассказать о бедствиях остальных. В заливе св. Иосифа на берегу Патагонии было основано маленькое поселение, но однажды в воскресенье на него напали индейцы и перебили всех жителей, за исключением двух мужчин, которые пробыли потом много лет в плену. На Рио-Негро я беседовал с одним из них, теперь уже глубоким стариком.

Фауна Патагонии так же ограниченна, как и ее флора. На засушливых равнинах увидишь лишь несколько черных жуков (Heteromera), медленно ползающих туда и сюда, да изредка прошмыгнет ящерица. Из птиц здесь есть три грифа, а в долинах — несколько вьюрков, птиц насекомоядных. И бисы (Theristicus melanops, вид, который, говорят, встречается в Центральной Африке) нередко попадаются в самых пустынных местах; в их желудках я находил кузнечиков, цикад, маленьких ящериц и даже скорпионов. В одно время года эти птицы ходят стаями, в другое время — парами; крик у них очень громкий и своеобразный, вроде ржания гуанако.

Типичное четвероногое патагонских равнин — гуанако, или дикая лама; он играет в Южной Америке роль верблюда Востока. В диком состоянии гуанако — изящное животное с длинной стройной шеей и тонкими ногами. Он широко распространен во всем умеренном поясе материка и заходит на юг до островов у мыса Горн. Живет он по большей части небольшими стадами, от полудюжины до тридцати животных в каждом; но на берегах Санта-Крус мы видели стадо, в котором было, должно быть, не меньше пяти сотен голов.

Обыкновенно они дики и крайне осторожны. М-р Стоке рассказывал мне, что однажды увидел в подзорную трубу стадо этих животных, которые, очевидно, испугались и убегали со всех ног, хотя расстояние до них было так велико, что невооруженным глазом он не мог их разглядеть. Охотник часто узнает об их присутствии, заслышав издалека своеобразное пронзительное ржание — сигнал тревоги у гуанако. Пристально вглядевшись, он, вероятно, увидит стадо, выстроившееся в ряд на склоне какого-нибудь отдаленного холма. Если подойти поближе, они издают еще несколько взвизгиваний и пускаются как будто не спеша, но на самом деле довольно быстрым галопом по узкой проторенной тропе к соседнему холму. Но если случайно встретить одно только животное или нескольких вместе, то они обыкновенно стоят неподвижно и пристально смотрят на охотника, затем отойдут на несколько ярдов, оборачиваются и снова смотрят. Чем вызывается такое различие в их поведении? Не принимают ли они ошибочно человека издали за своего главного врага — пуму? Или же любопытство в них побеждает страх? Что они любопытны, в этом нет сомнений, потому что, если лечь на землю и выделывать необыкновенные телодвижения, например вскидывать ноги вверх, они всегда потихоньку подходят, чтобы рассмотреть человека. Эту проделку не раз успешно повторяли наши охотники, причем им удавалось, кроме того, произвести несколько выстрелов, которые животные принимали, очевидно, за часть представления. В горах Огненной Земли я не раз видел, как гуанако при моем приближении не только ржал и визжал, но и поднимался на задние ноги и прыгал во все стороны самым забавным манером, очевидно не считаясь с опасностью. Животные эти очень легко приручаются; в северной Патагонии я видел возле одного дома несколько прирученных гуанако, которым была предоставлена полная свобода. В прирученном состоянии они очень смелы и часто бросаются на человека, ударяя его сзади коленками. Уверяют, будто они делают это из ревности к своим самкам. Вместе с тем дикие гуанако не имеют никакого понятия о защите: даже одна только собака может удерживать одного из этих крупных животных до прихода охотника. Многими своими повадками они походят на овец в отаре. Так, если они видят, что к ним с нескольких сторон приближаются всадники, они сразу теряются и не знают, куда бежать. Это обстоятельство особенно благоприятствует охоте по индейскому способу, ибо таким образом животных сгоняют к некоторому центральному пункту и тут окружают.