Одно слово – Надежда - Яна Суханова

– Ищи у нее катетер. У всех людей такие есть, чтобы кровь ежемесячно брать. Эти места еще помечены… – Второй голос был более писклявым и, казалось, что говорил ребенок.

Огромные руки начали теребить застежку костюма.

Осмотрели руки, туловище, особенно ключицы, но нигде не было знака. Костюм полностью слетел с молодого тела – осмотр продолжился.

– Нашли. – Пискнул кто-то и указал на внутреннюю часть бедра девушки.

Маленький знак в виде раскрытой оскаленной пасти и пластырь телесного цвета. Это место специально выбиралось генными, ведь снять трубку самому себе почти невозможно. Катетер идет до бедренной артерии при этом имеет зазубрины по ходу трубки. Пожелай человек выдернуть его и вырвет себе кусок мяса, а артериальное кровотечение быстро убьет смельчака.

Крышечку свинтили и вот в кровь вливается нечто прозрачное.

Этим нелюдям не нужен человек, но она спит со всеми Главами, что находятся на борту. Спит по отдельности и со всеми вместе. Сегодня, когда эта пара дежурила за консолью, они увидели – как трое важных генных зашли к ней, а потом через полчаса вышли. Конечно, эти бунтовщики не знали, что творилось за дверями, ведь обзора с ее камеры не было.

Позже ее запихнули в комбинезон и оставили на полу.

Тикс так и не подал звука, тихонько наблюдая через сеть корабля. Компьютеру главное чтобы кровь Творцу не пустили. А все остальное… муж ведь тоже будет раздевать девушку и лапать… ведь все мужчины, что находятся вокруг нее, хоть раз, но трогали ее.

…

Сижу и обнимаю унитаз. Меня уже час выворачивает! Наелась этой пакости теперь мучаюсь. В обморок еще свалилась. Мое бренное тельце нашел Зарон и… короче, не нашел, а просто споткнулся, когда шел. Неужели я такая невзрачная, что меня можно не заметить?

Зато меня пустили в свою каюту. Где я «танцую» возле фаянсового друга. Ну и организм со своей местью – жить спокойно не дает! Еще и знак донора чешется.

Зарон спокойненько сносит мое пребывание и сидит в каюте, опять уткнувшись в какую-то детальку. Он весь такой сосредоточенный и уравновешенный…

Фуф, кажется, меня отпустило. Вываливаюсь из ванной комнаты и сразу сталкиваюсь со своим отражением. Хорошо у него зеркало висит на шкафу. Ну и пугало на меня таращится. Одежда как изжеванная, на голове муравейник, странно, что еще муравьи не поселились. Вся какая-то бледная, мешки под глазами, а губы синие.

– Пугало. – Слабо пропищало мое отражение и запустило руку в свою шевелюру.

– Намного хуже. – Подал голос техник, не отвлекаясь от своего занятия. – Как тебя еще остальные терпят… от тебя же разит на пару километров.

– А повежливей нельзя? – Знаю, что эти звери чуют, как собаки и понимаю, что запашок от меня не айс. – У тебя полотенце есть? – Уж, лучше сразу искупаюсь.

Зарон личность не заинтересованная, да и не стесняюсь я его почему-то.

– Могу поделиться футболкой и шортами на смену.

Подходить к шкафу этот «рыцарь» не захотел. Мне лишь сказали, что и откуда брать. Зато я теперь чистая сижу в каюте техника и пью чай с какой-то сушеной солоноватой палочкой. Спрашивать, что это и откуда не хочу, пусть останется тайной. Главное что вкусно и сытно. А еще тепло…

– Зарон, а ты…

– У меня сейчас нет настроения для разговоров, прости.

– Ну и темный ты тип. – Буркнула в его сторону и вгрызлась в лакомство. – Не хочешь говорить не надо.

Тихо, уютно, тепло… Желудок не воюет. Мне сейчас хорошо, ведь рядом даже Рона нет. Мне хорошо, а где-то там Андрей и, ладно уж, муж. Там городок для людей и другая жизнь. Там никто не знает про человека по имени Кристина. Там не знают про истинные положения вещей.

Мне многое рассказал Рон, хоть половине я и не верю…

Интернатов всего в мире сто девяносто шесть, спец – городков меньше, но тоже в пределах ста. Люди, до которых генные смогли «достучаться» работают там, где хотят, правда, получают Обозначение, чтобы их не трогали и не обижали.

Своя политика, свои правила…

Рон молчал, когда я кричала и не хотела верить, но разум понимал что это правда.

Один городок не сможет обеспечить материалом всех генных.

На мои губы выползла страдальческая улыбка…

Я смотрела на занятого мужчину и склеивала, складывала кусочки разной мозаики, подбирала недостающие элементы и делала выводы. Рон ведет себя странно, понятно, что это ради обозначения, но…

– Зарон, а ты спал с человеческой женщиной? – Выдавила я из себя и столкнулась с карими глазами техника.

– В смысле трахался? – Я дернулась и залившись краской кивнула. – Нет. Ваши тела слишком хрупкие для нас. Одна ночь и ты девочка умрешь. – Он говорил это серьезно, смотря на меня. – Не скрою, что хотелось бы притронуться к настоящей женщине, а не к этим отмороженным манекенам.

– А ваши дамочки?

– Холодные статуи, подобие женщин. Даже по сравнению с тобой в чьих глазах плескаются эмоции, наши сучки это глыбы льда созданные для того чтобы ублажать инстинкты.

– А мужчины разве не такие же? – Тихо спросила я и усмехнулась. – Вам не свойственно слово стыд, вы не обращаете внимания на чужие чувства…

– Сейчас ты грустишь, твое сердце запуталось, а разум сбит с пути. – Он перебил меня, но высказал то, что меня разрывает на части. – Мы знаем о чувствах других больше, просто стараемся отгородиться, ведь у нас жизнь не сахар с самого рождения. Нас всех бросают матери, а отцы понятия не имеют, что нужно ребенку и как этого достичь. Многие из наших детей умирают в раннем возрасте. – Он говорил, но не отрывался от своей занимательной работы. – А кто выжил, тот начинает борьбу. Борьбу за право жить, за право учиться, за право быть первым или стоять в стороне… Наш скучный мир воин и боли разбавляют люди. – Карие глаза смотрели в мою душу, а голос техника доносился до меня со всех сторон. – Только вы способны ненавидеть и при этом дарить тепло и радость. Даже просто находится рядом с вами, как награда, ведь наши сердца и звери тянуться к вашим душам. Тебе не понять этого чувства восхищения, когда смотришь на слабую человечку и думаешь, как же ее легко сломать или убить, а зверь в это время готов кинутся к ней и вилять хвостиком. Вы слабы, но даже не представляете, какой властью обладает ваше сердце. – Карие глаза исчезли из поля зрения, сменившись полулысой макушкой. – Люди же видят в нас монстров и готовы делиться ненавистью, это редкость увидеть в глазах человека заботу… как у тебя. – Мое дыхание замедлилось, я чувствовала воздух вокруг себя и погружалась в какой-то другой мир. – Я не знаю, что тебе говорит Рон Райв и, как ты к этому относишься, но… Мой нос очень хорошо чувствует твою растерянность и подавленность. Только жгучая ненависть, которую ты так хорошо скрывала при первой встречи, исчезла, сейчас у тебя нет каких-то конкретных эмоций, но смертей ты не хочешь…

Тишина… Звенящая, подавляющая и… необратимая.

Я не знаю, что случилось, но сидеть рядом с Зароном я больше не могу. Я не готова принять другую сторону монеты и простить все унижения. Моя душа отвергает все слова, но…

Я выбежала из каюты техника и неслась в какую-то неизвестную сторону.

Хочу яркого неба! Хочу, чтобы мой ребенок дышал, не боясь привлечь внимание нелюдей в белых халатах! Хочу свободы и жизни! Не хочу, чтобы мою судьбу кто-то решал! Я не хочу, а другие люди привыкли!

Олег боялся меня до дрожи в коленях, Артем не видел во мне женщину, Катя пользовалась моей защитой, при этом ненавидела за крепкую душевную связь с ее мужем. Я сама находилась в эмоциональной блокаде, поэтому у меня сейчас текут слезы. Бежать по ровной дорожке вперед к цели было легко, пока мне не сказали, что дорога имеет повороты и кочки. Сейчас я не думаю о смерти Рона, а пытаюсь представить жизнь двух народов под одним небом и вижу… выжженную землю и трупы! Я бы хотела, чтобы Древние пришли и решили сами то, что натворили. Пусть ОНИ разбираются, а Я устала! Мне уже не понять своей души, я запуталась, голова болит, я бедная, бледная человечка!

Не мне решать судьбу этого мира, не мне судить, не мне выбирать – кому жить или умереть и поэтому… Я хочу унести знания об этом мире в могилу!

Говорят же, что где-то есть Бог и рай. Древние живут в том светлом месте, и если я отправлюсь туда, то позову кого-то из Творцов. Теперь нужно только умереть…

37

Мой нос упирается в чью-то спину ииии… на меня смотрел Кел.

С его голого тела стекала вода, а сам он был настолько удивлен моему визиту, что стоял с открытым ртом.

А как я попала в его каюту?

– Кел, мне плохо! У меня мысли суицидника и… помоги, прошу. – Я умоляла, вцепившись в его грудь и рыдала.

Мне было плохо, нервы дали сбой. Сколько же я в себе держала эти слезы?

Мирное существование невозможно, поэтому я не вижу цели, для которой родилась. Так пусть меня раз изнасилуют и, как сказал Зарон, я этого не переживу. Где-то в душе я доверяю только этому генному, поэтому прижимаюсь к его застывшей фигуре и плачу.