Созвездие Видений - Елена Грушко

И Север и Меда укрылись в единственное свое прибежище от всех и всяческих бед — на этом сером поле, под этим серым небом, на этой новой Земле, у врат новой жизни, более похожей на врата смерти… ибо тому, кто приподнял завесу тайн, нет возврата…

Полумертвый свет луны пролился сквозь черные ветви.

— А, ну, теперь все ясно, — сказал Колос с облегчением. — Уже понял, где мы. Почти дотопали.

Мотолет пришлось оставить под завалом из сухих веток у дороги: ехать дальше мешал бурелом. Пока шли, ежеминутно рискуя переломать ноги, Колос дважды сбивался с пути. Фэлкон ворчал что-то насчет беспамятных мальчишек, но не вмешивался: сам он, по его признанию, был здесь лет пятнадцать назад, когда кое-где еще можно было увидеть на земле травинку, а на дереве — сохлый листок, а сейчас все было одинаково пусто, мертво, голо…

Дива молчала, но Сокол, державший ее под руку, чувствовал, что она еле идет. И адаптазин не помогал здесь, в этой могиле прежнего леса, в котором она родилась, где умерла ее мать, где она плакала и любила, откуда бежала безоглядно — и куда наконец вернулась…

Вдруг Дива замерла.

— Вот здесь… — вымолвила она почти беззвучно, но Колос услышал и с изумлением оглянулся на нее.

Колос еще не отвык то и дело изумляться. Фэлкон — тот давно ни о чем не спрашивал, не таращил глаза, не столбенел; все воспринимал как должное, только иногда резко, темно краснел, когда приходилось за чем-либо обращаться к Диве.

— Нет, вроде бы еще метров пятьдесят, — сказал Колос с сомнением.

— Пахнет гарью… здесь стояла дедова изба, которую ты сжег, помнишь? — повернулась Дива к Соколу.

Сокол кивнул. Помнит ли он! Прошло не так уж много времени, чтобы забыть… каких-то несколько тысячелетий.

— Точно, здесь! — возбужденно крикнул Колос и тут же опасливо прихлопнул рот ладонью, озираясь. Но кругом было тихо, безлюдно.

— Точно! Вот и шахта! — перешел он на громкий шепот. — Все уже обрушилось, да и завалено было всяким мусором. Раньше тут вообще стояли такие противотанковые ежи, охрана, а потом все забросили, как обычно.

— Да и кому нужна пустая шахта! — Фэлкон развязал загодя припасенную связку колышков, обвязанных смоченными в смоле тряпками — дли факелов.

— Погоди, — сказала Дива. — Не надо пока. Светло ведь. И как тихо!

Да, лунный свет заливал поляну, плыл, колеблясь, и чудилось, что голые, черные деревья, в отчаянии воздев искалеченные ветви, только что метались в каком-то изломанном, уродливом танце, — но застыли на миг. И тихо было, тихо… До звона в ушах, до ломоты в висках, до боли в сердце, и Сокол невольно задержал дыхание, чтобы не нарушать этой потусторонней, воистину — мертвой тишины.

— Э-эй… — прошелестело где-то рядом, и он вздрогнул, но тут же узнал голос Дивы.

Зовет кого-то.

— Ате-эй!.. Дед!.. Отзовись!

— Не надо! — невольно вскрикнул Колос, и Сокол увидел, что мальчишку трясет. — Не надо! А вдруг отзовется что-то?!

Дива опустила голову, умолкла.

— Давайте все же посмотрим шахту, — сказал Фэлкон хрипло, и Сокол догадался, что и ему страшно до дрожи, и он хочет как можно скорее зажечь факел, словно из тьмы на них наступали, неуклонно сужая кольцо, лютые звери.

Фэлкон чиркнул спичкой. Тряпка, хорошо пропитанная смолой, вспыхнула, и гнетущий бледный полусвет сменился рваной пляской чадящего пламени.

Фэлкон пошел к шахте.

— Что ты хочешь делать? — спросил Сокол.

— Ничего особенного. Посвечу туда. Ты же сам хотел посмотреть.

«Не надо! Там тоннель!» — осенило вдруг Сокола, но он не успел крикнуть: Фэлкон уже поднес факел к черному еле различимому отверстию в земле.

Сокол На мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что огонь мигом погас, словно пламень слабенькой лучинки.

— Ух ты! — сказал Фэлкон удивленно. — Сквозняк! Откуда же…

Дива насторожилась, глаза ее встревожено блеснули… и стал слышен грозный гул, доносившийся откуда-то снизу.

Земля чуть дрогнула, а потом из тоннеля, послышался рокот, рев… пахнуло лютым, непереносимым холодом — и ударило ветром, да таким, что Сокола отшвырнуло в сторону. Он видел, что Фэлкон и Колос тоже откатились прочь, а Дива успела уцепиться за искореженный ствол и прижаться к нему всем телом.

Вихрь, пронзительно взвыв, взвился ввысь, и гарь, поднятая им с земли, черной клубящейся завесой заслонила луну.

Стало темно, темно, и Сокол, которому наконец удалось подняться, уставился в эту глухую тьму, крикнув:

— Дива!..

И тут же увидел ее.

Нет… сначала лишь контур, очерк ее фигуры, отделенной от кромешной ночи искристым ореолом, словно она сама была деревцем, мгновенно охваченным изморозью. Затем этот сверкающий контур начал меркнуть, меркнуть… но он не исчезал, а ширился, обращаясь в некое радужное облачко, все также обнимающее Диву… Нет, не Диву! — Зорянку!

Под зеленокудрой, белой-белоснежной березой, крепко обнимая ее стройный ствол, стояла, прижавшись щекой к шелковистой коре, Зорянка — в том самом голубом, дареном Лиховидом платье, с подпояской, в узор расшитой, с небрежно заплетенной желтой, спелой косой. А рядом с ней — понуро, словно винясь — или прощаясь, застыли имит Невр, Зверина, чернобородый Нецый, Шишко и Подкустовинк, вместе державшие корзину, из которой таращился сухонький, сивенький старичок, и еще какая-то зеленоволосая толстуха, увитая гороховыми стеблями, а за ними светились еще, еще лица, лица людей и нелюдей, и все они стояли молча, глядя на Зорянку, а она — на них, и вот наконец та, что была повита гороховыми стеблями, выступила вперед и протянула Зорянке нечто круглое, тяжелое, металлически сверкнувшее, с углублением посредине.

И, приглядевшись, Сокол едва не закричал от изумления, ибо узнал в этом похожем на сковороду предмете еще одну деталь экипировки Первой Экспедиции, вернее, ее службы слежения за безопасностью экипажа. Переносной стереовизор!

Экран был запылен, но Зорянка быстро протерла его ладонью, к стало видно…

Стало видно то, что Север уже повидал когда-то: пожар в хранилище. Огонь выползал из-под блокирующих перегородок, уже тлели, плавились два запасных скафандра, а в третий, задыхаясь от дыма, ничего не видя слезящимися, воспаленными глазами, неуклюже влезал Нецый. Тотчас скафандр послушно закрылся, Нецый попятился — и тяжело перевалился в черное отверстие тоннеля.

И тотчас же Сокол увидел, как блокирующая стена заслонила этот коридор.

Направленный, могучий поток протащил Нецыя сквозь беспредельное пространство и наконец поднес к самому борту «Рода-1990». Тот недвижимо висел у выхода на орбитальное кольцо.