Христианство. Как все начиналось - Геза Вермеш

Отправная точка философской теологии Юстина – иудеохристианское понимание (через Филона и Иоаннов Пролог) платоновской концепции Логоса (божественного Слова, творческой силы). Обращаясь к греко-римским интеллектуалам, он изображает Иисуса Христа как Логос. По его мнению, языческие философы не обладали полным учением о Логосе, доступным лишь во Христе. Их знание было лишь частичным, и под воздействием демонов они часто противоречили сами себе ( 2 Апология , 8,10).

Учение Юстина о Логосе

Работая в платоническом русле, Юстин внес два новшества в платоновское наследие.

• Юстин считал, сообразно общей своей богословской позиции, что Платон и другие греческие философы были не полностью оригинальны, но заимствовали свое понимание Логоса у Моисея и библейских пророков.

• Юстин считал, что Платон впал в троебожие, ибо запутался, не понял Библию. Скажем, когда Платон говорит, что первый Бог поместил второго (Логос) во вселенной наподобие буквы Х, он опирается на рассказ о медном змии, воздвигнутом Моисеем в виде креста в пустыне. Упоминание же о третьем у Платона восходит к рассказу о Духе, который носился над водами ( 1 Апология , 60).

Логос – очень важная тема для Юстина. Юстин ставил Логос на второе место после Отца, а Дух – на третье место ( 1 Апология , 13). Логос имеет иной статус, чем Отец, и в чем-то сопоставим с Гермесом, истолковательным Словом высшего Зевса ( 1 Апология , 21). Однако «христианский» Логос стал человеком и родился от девы ( 1 Апология , 31, 63). Эта информация основана на иудейских писаниях. Человеческое рождение Логоса предсказано в Книге Исайи («дева во чреве приимет и родит сына; Ис 7:14). Оно свершилось «Силой» и «без совокупления», как бывало у Зевса с земными женщинами ( 1 Апология , 33; относительно пророчества Исайи см. Диалог с Трифоном , 43:3; 67:1). Рожденный от Бога Отца до создания мира и впоследствии ставший человеком для погибели бесам, Логос-Христос прославился великими чудесами, которые были не результатом колдовства, а исполнением божественных пророчеств. Вечный Логос реализовался в Иисусе Христе, рожденном от девы. Он пришел исцелять больных и воскрешать мертвых. Его ненавидели, распяли и убили, но он воскрес и вознесся на небеса как Сын Божий ( 1 Апология , 13, 30, 31, 60).

Юстин приводит три аргумента в пользу того, что человек, «распятый при Понтии Пилате, бывшем правителе Иудеи, во времена Тиберия кесаря», был «Сыном Божиим» и «Спасителем».

•  Первое : римляне нанесли иудеям унизительное поражение и разорили их землю, – то была кара Божья за отвержение иудеями Иисуса.

•  Второе : успех апостольской миссии среди язычников. Ко временам Юстина число языкохристиан значительно превысило число иудеохристиан.

•  Третье : вера в богосыновство Иисуса была оправдана удивительной силой христианских харизматиков. Они изгоняли таких бесов, каких не могли изгнать другие экзорцисты (1 Апология , 13, 53, 60; 2 Апология , 6).

Крещение и Евхаристия

В «Апологиях» мало подробностей о христианской религиозной жизни. Мы читаем о крещении как «омовении в оставление грехов» и о священной трапезе как взращивании плотью и кровью Христовой. Сакраментология не носит выраженно паулинистскую окраску. Скажем, крещение не подается как символ погребения и воскресения со Христом, а Евхаристия как воспоминание о Тайной вечере.

Однако Юстин замечает мимоходом, что в митраизме есть плагиат из слов Евхаристии: «Апостолы в написанных ими сказаниях, которые называются Евангелиями, предали, что им было так заповедано… То же самое злые демоны из подражания научили делать и в таинствах Митры» ( 1 Апология , 66). Юстин пишет, что евхаристические собрания проходят по воскресеньям, что вполне уместно, ибо «это есть первый день, в который Бог… сотворил мир, и Иисус Христос… воскрес из мертвых» ( 1 Апология , 67).

«Диалог с Трифоном иудеем»

С виду учтивая научная дискуссия христианского философа и иудейского учителя, при всей вежливости, содержит немало колкостей. Юстин обвиняет иудеев в убийстве Христа и пророков и богопротивлении ( Диалог с Трифоном , 16:4). Оппонент не остается в долгу, объявляя христианское учение о Боговоплощении глупостью ( Диалог с Трифоном , 48:1). В целом, перед нами мощное интеллектуальное столкновение христианства и иудаизма, строящееся на общей почве греческого перевода Ветхого Завета.2 Хотя Юстин знает Новый Завет и упоминает о мемуарах апостолов (евангелиях) ( 1 Апология , 66), в споре с Трифоном он опирается лишь на Септуагинту. Тем не менее антииудейский настрой у него менее выражен, чем в Послании Варнавы. Как мы помним, Варнава полагал, что синайский Завет с Израилем толком и не вступил в действие, а потому не дал иудеям права называться богоизбранным народом (см. главу 6). Юстин не заходит так далеко, а его более мягкий антииудаизм напоминает позицию Первого послания Климента.

Основные темы «Диалога» – это отношения между иудаизмом и христианством и библейские доказательства богосыновства (и божественности) Иисуса. Юстин говорит о двойном отвержении. Во-первых, иудеи отвергли и убили Иисуса и его предтеч («Праведного и прежде него пророков его»). Во-вторых, они поступали так с христианами, проклинали их в синагогах и обвиняли повсюду в «безбожной ереси». С точки зрения Юстина, иудеям поделом досталось за преступления. Даже обрезание, в котором они гордо видят знак своего избрания, стало де-факто знаком их избранности для наказания , как видно из последних событий – двух неудачных восстаний против Рима ( Диалог с Трифоном , 16–17).

Контраргументы Трифона: иудеи обрели милость Божью через послушание Закону, то есть соблюдение заповедей об обрезании, субботе, праздниках и новомесячиях (столь спорных для Юстина и его единоверцев). Трифон спрашивает: как могут христиане считать себя благочестивыми, когда в целом их образ жизни не отличается от языческого? Они не соблюдают особых богоданных правил поведения и отличаются лишь надеждой на распятого человека, которого считают Христом. Однако, даже если считать, что Мессия уже родился, он не знает о своем мессианстве и не имеет духовной силы, пока его не помажет и не объявит всем вернувшийся пророк Илия. Однако Трифон полагал, что Илия еще не вернулся. Следовательно, говорит Трифон, христиане выдумали себе Мессию и «безрассудно губят свою жизнь» ( Диалог с Трифоном , 8:3).

В ответ Юстин критикует иудаизм: Закон Моисеев был послан иудеям по их жестокосердию и стал бесполезен, когда Христос дал новый закон ( Диалог с Трифоном , 11:2). Новый закон и новый договор не могут не отменять прежние соглашения. Поэтому, например «Евхаристия хлеба и чаши», угодна Богу, а приношения иудейских священников в прошлом отвергались, как о том свидетельствовали библейские пророки ( Диалог с Трифоном , 117:1). По ходу дела Юстин высказывает любопытный довод против обрезания как способа оправдания: это обряд лишь для мужчин, а значит, противоречит равенству полов! Его аргумент имеет современное звучание и, пожалуй, смутил бы нынешних противников женского рукоположения в традиционных христианских церквах....

И неспособность женского пола к плотскому обрезанию доказывает, что это обрезание дано, как знамение, а не как дело праведности; Бог так сотворил женщин, что и они также могут исполнять все святое и добродетельное.

( Диалог с Трифоном, 23:5)

Мессианство и божественность Иисуса

Основное расхождение между Юстином и Трифоном касалось основных положений христианства: веры в мессианство и божественность Иисуса (последняя прямо не проговаривается, но явно подразумевается). Трифону и его иудейским коллегам, тезис о том, что распятый человек был Мессией Божьим, казался бездоказательным и абсурдным.

...

Ты говоришь, что этот Христос есть Бог, сущий прежде век, потом благоволил родиться и сделаться человеком, и что Он не просто человек из человеков: это кажется мне не только странным, но и нелепым.

( Диалог с Трифоном, 48:1)

Трифон спрашивал: из чего видно, что Библия «признает другого Бога, кроме Творца всего» ( Диалог с Трифоном , 55:1)? Юстин отвечал: Писание действительно упоминает о «другом Боге», но мыслит его в ином статусе, чем Творца вселенной. Библия описывает этого «другого Бога» как ангела и Господа. Ангелом (вестником) он называется, поскольку «возвещает волю Бога Творца всем тем, кому угодно Ему открыть ее» ( Диалог с Трифоном , 56:4; 58:3). Юстин именует этого посланника «ангелом, и Богом, и Господом, и мужем», который явился в человеческом обличье Аврааму и Исааку, а согласно Книге Исход, беседовал с Моисеем в неопалимой купине ( Диалог с Трифоном , 59:1).