Смерть зверя с тонкой кожей - Патрик Александер

Пол покрывал огромный ковёр, поверх которого шли две дорожки персидской работы. Обставлена комната была антикварной мебелью: диван эпохи королевы Анны, пара кресел с витыми ножками и подголовником тех же времён, махагоновый книжный шкаф восемнадцатого века, и, у западного окна, чудовищный чипендейловский письменный стол, моментально покоривший Нджалу.

– Мне он нравится, – сказал он Артуру, – здесь я буду работать.

На самом деле ему понравилась вся комната. Понравились даже акварели Котмена на стенах, хотя к живописи Нджала относился весьма прохладно.

Из гостинной можно было пройти в просторную спальню с огромной кроватью и в небольшую приватную столовую – на случай, если Нджала пожелает пообедать в одиночку или с женщиной. Дальше находились гардеробная, ванная и туалет.

Войти в номер можно было только через массивные дубовые двери, ведущие в коридор. У входа круглосуточно дежурили люди из спецотдела.

Дальше по коридору располагались комнаты для тех из гостей, кто не спал с Нджалой, комната Артура и ещё одна для Шеппарда, назначившего себя последней линией обороны.

Нджала устроился за чипендейловским столом, пригубил бокал розового шерри и принялся наблюдать, как Артур распаковывает привезённые книги и расставляет их в книжном шкафу.

– Знаешь, Артур, думаю сейчас самое время сделать небольшую домашнюю работу. Как звали этого нашего киллера?

– Его настоящее имя? – Артур пожал плечами, – По паспорту он значился, как «Уилсон».

– Передай в посольство, пусть раскопают всё, что на него есть. Пусть затребуют у министра внутренних дел всё его дело. Потом свяжи меня с шефом полиции, поговорю с ним лично. Он будет знать больше, чем любые бумаги, все допросы шли в его присутствии.

– Да, Ваше Превосходительство.

Артур повернулся было к выходу.

– Да, и ещё вот что, Артур. Уверен, что их полицейские хороши и надёжны, но…

Он помахал рукой.

– Сэр?

– Ты не забыл упаковать мой пистолет?

Фрэнк Смит и Джоан Эбботт ужинали на квартире у Смита. Она приготовила бланкетт с рисом и грибами под соусом собственного рецепта. Он открыл бутылку Клико.

– Почему шампанское?

– У нас праздник.

– Праздник? Какой?

– Не знаю. Но, что праздник – точно.

Она улыбнулась.

– Мне это нравится.

За ужином они почти не разговаривали. Он размышлял о событиях прошедшего дня. Она чувствовала себя чуть не в своей тарелке и нервничала.

– Потрясающе вкусно! Ты замечательно готовишь.

– Я люблю готовить.

Он глотнул шампанского, посматривая на неё украдкой: ему всегда казалось, что глазеть на людей невежливо.

– Джоан, что-то не так?

– Нет. Нет, конечно, нет. Ты был…очень добр.

– Хочу сказать, тебе…э-э…плохо…или что-то вроде?

– Боже, нет, конечно. Наоборот.Ты был…очень добр.

– Это ты уже говорила. Но ты не кажешься…ну…спокойной и счастливой.

Она покрутила в руке бокал.

– Не хочу…не хочу навязываться тебе.

– Навязываться? Мне приятно, что ты здесь, со мной. Кроме того, ты не можешь вернуться. На квартире до сих пор сидит кто-то из людей Шеппарда – на случай, если Ричард решит появится там.

– Я могла бы остаться у моей кузины. Уверена, она не станет возражать.

– Разве ты не хорошо здесь?

– Очень.

– Тогда?…

– Послушай. Вот ты. Пожалел меня, пустил к себе, заботишься. А что сделала я? Немедленно забралась в твою постель.

– Какой кошмар! Всё, что мне оставалось делать – закрыть глаза и думать об Англии.

– Фрэнк, пожалуйста! Мне кажется…я могу скомпроментировать тебя. Или ты станешь думать, что компроментируешь меня.

– О, разумеется. Ты определённо компроментируешь меня. А я тебя. И я предлагаю продолжать компроментировать друг друга теми же темпами. Как можно дольше. Я нахожу это занятие одним из самых приятных. Кроме того…

Он запнулся и откашлялся.

– Кроме того…ты нравишься мне.

Она улыбнулась:

– Было бы ужаснее, если бы ещё и не нравилась.

– Господи, я наверное наговорил массу лишенего? Это всё шампанское. Выпьем ещё?

Когда Элис с Эбботтом вернулись, он был основательно пьян. Впрочем, внешне это не сказывалось никак. Чёткая, чуть напряжённая речь, уверенные движения. Разве что недоставало той кошачьей пластики.

Они лежали в темноте, крепко обнявшись.

– Не думаю, что этой ночью у меня что-нибудь получится. Пьянный очень.

– Разве это важно? Мне достаточно лежать рядом с тобой, чувствовать тебя.

Она улыбнулась в темноту. Да, а ещё просыпаться среди ночи, зная, что он рядом, чувствовать его, каждое его движение. Этого было достаточно – и даже больше. Если бы только он остался. Если только… «Не плачь», – сказала она себе, – «Не сейчас».

– Больше всего, – прошептала она, – мне нравится просыпаться по утрам. И ещё не проснувшись, знать, что счастлива, и не помнить – почему. А потом вдруг вспоминать – оттого, рядом ты. Разве не глупо?

Он уже проваливался в сон, улавливая лишь половину её слов, тонул в водовороте бессвязных призрачных воспоминаний. И, перед тем, как водоворот сомкнулся над ним, успел ещё увидеть подброшенного в воздух бродягу, с широко раскинутыми в сторону руками – как у распятого.

По вечерам на улицы выбирались торговцы фруктами. С веранды Дженни он видел огоньки свечей на их лотках, светлячками уходящие в темноту.

Как-то они с Дженни вышли в ночь. Прошли опустевшим кварталом рынка и попали в торговый центр – в гул голосов, взрывы хохота, толпы людей в дрожащем свете свечей. Мужчины в основном были в футболках с изображением Нджалы, женщины – в дешёвых хлопковых платьях, которые украшал только неторопливый танец покачивающихся бёдер.

Пересекли площадь Нджалы с её современными отелями и кафе, где выходили на вечерний променад (или на охоту) туристы, матросы и дорогие проститутки.

Эбботт отрастил бороду, а Дженни снабдила его одеждой моряка, так что никто не обращал на него внимания. Она даже нашла ему матросскую фуражку, типа той, что носил загадочный персонаж одного немецкого рассказика («Человек в капитанской фуражке»). Эбботту вспомнилось, что персонаж этот имел обыкновение возникать в критические моменты, наподобие олицетворения нечистой совести.

– Это про меня, – пробормотал он, – я их нечистая совесть.

– Ты – кто?

– Человек в капитанской фуражке.

Они миновали площадь, оставив внизу туристов, проституток и огоньки, и поднялись по лестнице, ведущей в парк Нджалы. Эбботт нашёл нужное дерево и залез на него. Винтовка была на своём месте, завёрнутая в промасленную бумагу.