Даша и Домовой - Наталья Витальевна Меркулова

сына на руки, Аня вдруг осознала, что ребёнок несколько часов провёл с совершенно незнакомым человеком и она, ойкнув, плюхнулась на ступеньку крыльца.

– Ну, и чего ты испугалась, дурёха? – рассмеялась Даша, поняв в чём дело, – я-то её знаю. Я бы не сплавила ребёнка на чужого человека. Знакомьтесь. Это Аня, это Таня, – представила девушка подруг друг другу.

– Таня, это моя подруга, она работает в магазине и она внучка бабы Нины, – Даша не сдержалась и засмеялась, затем, немного успокоившись, продолжила, – Аня, это тот самый кондитер, с которым тебе придётся работать. Ну, и, судя по всему, ты ещё не раз обратишься к ней с Пашкой, потому, что за всё то время, что мы переносили вещи, твоя бабка как минимум пять раз рассматривала, что мы заносим, и ни разу не пришла помогать.

– Так, а вот это ха-ха-ха, по какому поводу было? – строго спросила Аня.

– Ой, Ань, на ночь лучше не рассказывать, – отмахнулась Даша, но я тебе обязательно расскажу.

– Ань, а есть что пожрать? – вдруг из дома раздался голос Санька, – я не могу найти сумку с едой.

– Оп-па, – Аня вжала голову в плечи и захихикала, – кажется, я сумку с едой у свекрухи на веранде забыла. Даш, есть что пожрать?

– Яичницу будете? – с готовностью ответила Даша.

– Давай яичницу, – махнула рукой Аня.

Спустя немного времени у Ани на кухне сидели хозяева и гости. Взрослые ели яичницу с салом, а Пашка уплетал остатки гречневой каши.

– Девчонки, я по дому управлюсь, приходите к нам на новоселье, – говорила Аня с набитым ртом, – я винца куплю, посидим, поболтаем. Господи, какое счастье, целый дом в личном распоряжении. Тишина, покой, малой, где хочет, там и играет. Никто не зудит, не шарится по твоей комнате, не роется в твоих трусах.

– Кхе, кхе, – кашлянула Даша, показывая Ане глазами на покрасневшего Санька.

– Да ладно тебе, чего ты краснеешь, – разошлась подруга, – все в трусах ходим. Чего тут такого? Матери твоей в моих трусах рыться не стыдно, а тебе слушать стыдно, понимаешь.

– Аня, угомонись, – уже смеялась Даша, – зачем ты мужчину ставишь в неловкое положение.

– Да ладно, чего ты, – Аня легонько ткнула мужа локтем в бок, – здесь все свои.

Понимая, что так подругу не угомонить Даша попыталась сменить тему:

– Ань, а что у вас случилось с бабой Ниной? Ты же всегда была её любимая внучка, а сегодня она даже за порог не ступила.

– Так это же свекруха моя напоследок постаралась. Они же с моей бабкой подружками стали, прямо-таки не разлей вода. Звонят друг другу, чуть ли не каждый день, на рынок вместе катаются. Бабка-то целыми лукошками яйца продавать возит, а свекровь что с огорода наберёт. Вот, нажаловалась наша мама, что обидели мы её, обворовали, и бабка взъелась на меня. Да и хрен с ней. Пусть живёт в своём курятнике и помощи от меня не ждёт.

– Да, Ань, житуха у тебя просто замечательная, – ухмыльнулась Даша, – куда ни кинься, везде задница. Ну, ты если что, можешь на меня рассчитывать, я всегда тебе помогу.

– И я помогу, – эхом отозвалась Таня.

– Эх, девчухи вы мои, горюхи, – вздохнула Даша, – нам главное сейчас всем вместе держаться. А посему, пойдём Санька, я тебе дам молоток и гвозди.

– А я-то тут причём, зачем, – вытаращил глаза Санёк.

– А затем, что бабка у Ани очень пакостная, и мы пойдём сейчас калитку в огороде забивать, чтоб она не натворила чего ночью, пока вы будете спать.

Санёк буркнул что-то типа:

– Какой же я мужик, если у меня нет молотка и гвоздей, – и вышел из дома, Пашка начал капризничать и тереть глаза.

– О, всё, нам пора, – Даша поднялась из-за стола, но не ушла, а подождала когда из дома выйдет Таня и сказала подруге, – Ань, не будь такой дурой, что значит тут все свои? Так не бывает. Не надо такие темы при мужике затевать, и брось каждую секунду свекровь материть, даже если он на неё сильно обижен. Она, конечно, ку-ку, но она – Санькина мать. Мне со стороны видно, как ему это не нравится. Вот придём к тебе, когда его дома не будет, и говори всё, что хочешь. И да, домовому положи печенюшку или конфетку на кухне.

– Да где же я сейчас что возьму? – всплеснула руками Аня.

– На полке в навесном шкафчике, в платочке лежит, – Даша подмигнула и, помахав на прощание рукой подруге, пошла догонять Таню.

А она далеко не пошла и стояла у калитки, в нетерпении ожидая подругу. Как только Даша поравнялась с ней, Таня взяла её под руку и зашептала в ухо:

– Даш, ты поняла, почему у стариков такой бунт-то начался? Бабка-то не промах. Это же она каждый день у твоей бабушки яйца воровала и на рынок их возила. А когда ты приехала, так она вообще оборзела, решила даже минимумом не делится и всё подчистую продавать.

– Да поняла уж, чего там не понять, – ответила Даша, улыбаясь, – но, если честно, меня поражает масштаб наглости. Только я не пойму смысла вот этого всего. Были бы доходы космические, а тут… Какие там деньги-то? Чего там яйца эти стоят.

– Даш, ты что, с Луны свалилась? Ты что, не знаешь, сколько домашнее яйцо на рынке стоит? Я тебе сейчас посчитаю. Пусть даже не двадцать, а пятнадцать яиц в день бабка забирала себе. Пятнадцать на семь это приметно сотка. Десяток стоит сто рублей, тысяча в неделю ворованных денег. Просто так, ниоткуда, на халяву. А в месяц это уже четыре тысячи, а в год, между прочим, сорок восемь.

– А за десять лет четыреста восемьдесят, – засмеялась Даша.

– А ты, между прочим, зря смеёшься, – обиделась Таня, – твою бабушку обворовывают из года в год, и это не смешно. Для пенсионера четыре тысячи в месяц это огромные деньжищи.

– Тань, да поняла я уже всё. Никогда эта деревня не была дружной, это всё было только в моих мечтах. Помнишь мультик «Мадагаскар»? Так тут и есть такой Мадагаскар, одна сторона отстойная, а другая кайфовая, а бабушка посередине, как громоотвод. Только не пойму я, почему бабушка отсюда не уезжает. Что её тут держит? Зачем все эти люди ходят к ней, а она всех их лечит, возится с ними, а они потом плюются и ведьмой, а то и похуже обзывают. Зачем это всё? Это похоже на какую-то форму мазохизма. Ведь она может жить вместе с нами в городе, квартира огромная, ведь квартиру, в которой мы живем, купила бабушка,