Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл

По этой причине восемь миллионов богов собрались на божественную ассамблею в русле небесной реки и попросили одного из их числа, бога по имени Мысль — Несущий, придумать план. В результате их совещания было изготовлено множество вещей божественной силы, среди них зеркало, меч и ткани для подношения. Было установлено огромное дерево, украшенное драгоценностями, были доставлены петухи, которые могли непрестанно петь, были зажжены большие костры, вершилось великое празднество. Зеркало высотой восемь футов привязали средним ветвям дерева. А юная богиня по имени Удзуме исполняла веселый, шумный танец. Восемь миллионов богов так развлекались, что их смех заполнил воздух, а равнина высоких небес сотрясалась.

Богиня солнца услышала в своей пещере этот веселый шум и изумилась. Ей было интересно знать, что происходит. Слегка приоткрыв дверь своего небесного каменного жилища, она так заговорила изнутри: «Я думала, что после моего ухода равнина небес погрузится во тьму, равно как и тростниковые равнины срединной земли: почему же тогда веселится Удзуме, и подобно ей смеются все восемь миллионов богов?» Тогда заговорила Удзуме, молвив: «Мы радуемся и довольны, потому что есть божество более яркое, чем ты, Августейшая». Пока она говорила это, двое из богов вынесли вперед зеркало и почтительно показали его богине Солнца Аматэрасу; вследствие чего она от удивления и не заметила как вышла из двери и уставилась в зеркало. Могучий бог схватил ее за августейшую руку и вытащил наружу; в это время другой бог протянул через вход позади нее соломенную веревку (называемую сименава — shimenawa), сказав при этом: «Ты не должна возвращаться дальше веревки!» После чего и равнина верхних небес и тростниковые равнины срединной земли снова осветились [307]. Теперь солнце каждую ночь на некоторое время могло уходить — как и сама жизнь — в освежающий сон; но великая сименава не допускала того, чтобы оно исчезло на долгое время.

Тема солнца как богини, а не бога является редкой и ценной деталью, дошедшей до нас из архаического, по — видимому, когда — то широко распространенного мифологического контекста. Великое материнское божество Южной Аравии является женщиной — солнцем Илат. На немецком слово солнце {die Sonne) женского рода. По всей Сибири, так же как и в Северной Америке, в разных местах сохранились рассказы о женщине — солнце. И в сказке о Красной Шапочке, которая была съедена волком, но вызволена из его брюха охотником, мы можем видеть отдаленные отголоски того же приключения, что произошло с Аматэрасу. Такие следы сохранились во многих странах; но только в Японии некогда великая мифология все еще имеет силу в культуре; ибо Микадо является прямым потомком внука Аматэрасу, и как предок императорской семьи она почитается как одно из верховных божеств национальной традиции Синто [308]. В ее приключении ощущается иное отношение к миру, чем в более известных сейчас мифологиях солнечного бога: некоторая нежность к чудесному дару света, мягкая благодарность за вещи, сотворенные видимыми — то, что раньше, должно быть, было характерно для религиозного духа многих людей.

Зеркало, меч и дерево мы узнаем. Зеркало, отражающее богиню и выманивающее ее из великого покоя ее божественного непроявления, символизирует мир, сферу отраженного образа. Божеству доставляет удовольствие видеть в нем свою собственную славу, и это удовольствие само по себе является побуждением к акту проявления или «творения». Меч является соответствием молнии. Дерево — это Ось Мира в ее исполняющем желания, плодоносном аспекте; такое же дерево ставится в христианских домах во время зимнего солнцестояния, в период возрождения или возвращения солнца: радостный обычай, унаследованный от германского язычества, которое дало современному немецкому языку его женское имя Sonne. Танец Удзуме и шумный смех богов являются частью карнавала: после ухода верховного божества мир, погруженный в хаос, радуется приближающемуся возрождению. А Великая сименава — веревка из соломы, которая была натянута за спиною богини, когда она снова явилась в мир — символизирует милосердное чудо возвращения света. Эта сименава является одним из самых заметных, важных и безмолвно выразительных традиционных символов народной религии Японии. Висящая над входами в храмы, увешанная гирляндами вдоль улиц в праздник Нового Года она обозначает обновление мира на пороге возвращения. Если христианский крест является самым выразительным символом мифологического перехода в пучину смерти, то сименава является простейшим условным знаком воскрешения. Вдвоем они представляют таинство границы между мирами — существующую несуществующую линию.

Аматэрасу является Восточной сестрой великой Инанны, верховной богини древних шумерских клинописных храмовых табличек, спуск которой в преисподний мир мы уже рассматривали. Инанна, Иштар, Астарта, Афродита, Венера — таковы имена, которые она носила в разных культурах следующих друг за другом периодов развития Запада — она ассоциировалась уже не с солнцем, а со звездой, носящей ее имя, и в то же время с луной, с небесами и с плодородной землей. В Египте она стала богиней Звезды Собаки, Сириуса, ежегодное появление на небе которой оповещало о наступлении сезона разлива реки Нил, когда земля становится плодородной.

Как мы помним, Инанна спустилась с небес в преисподнюю, страну своей сестры — противоположности, Царицы Смерти Эрешкигал. Она оставила позади своего посланника Ниншубу — ра с указаниями, как вызволить ее, если она не вернется. Она предстала нагою перед семью судьями; они обратили на нее свои взоры и она превратилась в труп, а труп — как мы видели — повесили на столбе.

«Прошло три дня и три ночи [309],Посланник Инанны Ниншубур,Ее вестник добрых слов,Заполнил небеса стенаниями по ней,Оплакивал ее в храме ассамблей,Метался по дому богов, прося за нее..Как нищий в одно покрывало оделся он ради спасения ее,И к Экур, к дому Энлиля в одиночку направил свой шаг».

Это начало спасения богини, иллюстрирующее тот случай, когда героине мир, в поле действия сил которого она вступает, уже хорошо известен, так что она позаботилась о том, чтобы ее оттуда вызволили. Сперва Ниншубур отправился к богу Энлилю; но бог сказал, что Инанна, спустившись от великого высшего в великое низшее, должна подчиниться законам нижнего мира. Затем Ниншубур отправился к богу Нанна; но бог сказал, что она сошла с великого высшего в великое низшее и что в нижнем мире должно подчиняться законам нижнего мира Ниншубур отправился к богу Энки; и бог Энки придумал план [310]. Он создал два бесполых существа, вручил им «пищу жизни» и «воду жизни» и приказал отправляться в нижний мир и шестьдесят раз причастить этой пищей и водой подвешенное мертвое тело Инанны.

«На мертвое тело, свисающее со столба, они направилистрах огненный лучей,Шестьдесят раз пищей жизни и шестьдесят раз водоюжизни они причащали его.И встала Инанна.И поднялась Инанна из нижнего мира,Ануннаки бежала,И любой из верхнего мира мог спокойно спускаться внижний мир;Когда Инанна поднималась из нижнего мира,Воистину вперед нее устремились мертвые.Инанна поднималась из нижнего мира,И маленькие демоны, подобные тростнику,И большие демоны, подобные стилям табличным,Шли рядом с ней.Тот, кто шел впереди нее, держал в руке жезл,Тот, кто шел рядом с ней, имел оружие у пояса.Те, что шли перед ней,Перед Инанной,Были существами, не знавшими ни пищи, ни воды,Не евшими окропленной муки,Не пившими вина возлияния,Отнимающими жену от чресел мужа,Отрывающими дитя от груди кормящей матери».

Окруженная этой ужасной толпой призраков Инанна бродила от города к городу по землям Шумера [311].

Эти три примера из далеко отстоящих друг от друга культурных областей — Ворон, Аматэрасу и Инанна — в достаточной мере иллюстрируют тему спасения извне. На последних стадиях приключения они демонстрируют непрекращающееся действие сверхъестественной вспомоществующей силы, которая не оставляла избранного на протяжении всего его испытания. Несмотря на то, что его сознание отступает, бессознательное предъявляет свои собственные противовесы, и он снова рождается в мир, из которого пришел. Вместо того чтобы держаться за свое эго и спасать его, как в случае волшебного побега, он теряет его, но все же, великой милостью, оно возвращается.