Она под запретом (СИ) - Салах Алайна

С отголосками этих мыслей я проваливаюсь в бездонную яму сна. Попадаю в какую-то пещеру. В ней темно, холодно и сыро, и я всеми силами пытаюсь найти из неё выход. Где-то вдалеке пробивается тонкий солнечный луч, и я иду на него. От усталости ноги становятся непослушными и тяжёлыми, дыхание сбивается так, что покалывает лёгкие, а свет тем временем даже чуточку ближе не становится. Мне жутко страшно. Я не хочу умирать в кромешной темноте, совсем одна. Меня даже оплакать будет некому.

Я распахиваю глаза. Изо рта вырывается всхлипывание, тело бьёт озноб. «Это всего лишь сон, просто сон», — уговариваю я себя, но слёзы продолжают катиться. Кошмары мне снятся нечасто, но всякий раз становятся огромным стрессом. Потому что в такие моменты я вспоминаю, насколько одинока. Если бы была жива мама, я бы забралась к ней под одеяло, и она могла бы меня обнять. В Лозанне я делила комнату с Хельгой, и при желании можно было разбудить её.

Обхватив себя руками, я разглядываю скрытые полумраком очертания настенных часов. Если бы было светло, если бы во мне была уверенность, что страх скоро меня покинет, подобная мысль меня бы не посетила. Я ведь всё для себя решила. Но сейчас ночь, мои щёки мокрые от слёз, а в груди холодно. С этим холодом я ещё долго не смогу уснуть.

Я промокаю лицо пододеяльником и выскальзываю из кровати. Утром я наверняка пожалею о сделанном, но в данный момент это меня мало заботит. Признаю: я трусливая, легкомысленная и живу сегодняшним днём. Наплевать. Сейчас я не могу и не хочу быть одна.

Путь по коридору я знаю настолько хорошо, что даже в темноте огибаю половицу, которая скрипит, если на неё наступить. В доме царит стерильная тишина. Время почти два часа ночи, и Аверины, разумеется, уже спят. И Арсений тоже спит. Но мне и не нужно, чтобы он просыпался. Я просто полежу рядом.

Я осторожно тяну дверь его спальни. Она, конечно, не закрыта. У Арсения и в мыслях нет, что кто-то осмелится посягнуть на его покой. А зря. Однажды я уже это сделала.

Шторы на окнах плотно задвинуты, поэтому разглядеть обстановку вокруг невозможно. Я двигаюсь на цыпочках и очень медленно, чтобы ненароком не наткнуться на тумбочку или кресло. Уронить что-нибудь будет непростительно. Тогда Арсений включит свет, и я захочу провалиться сквозь землю.

Колени и ступни упираются в край кровати — я достигла цели. Звук размеренного дыхания совсем близко. Он спит.

Стараясь двигаться бесшумно, я опускаюсь на матрас и юркаю под одеяло. Спину моментально обдаёт горячим, запах мужского тела щекочет ноздри и доходит до нёба. Да, это помогает. Холодный туман в груди моментально начинает рассеиваться, и я перестаю дрожать.

— Что на этот раз? — его голос, глухой и охрипший от сна, путается у меня в волосах.

— Приснился кошмар, — шепчу я, разглядывая темноту. Когда я сюда шла, у меня почему-то даже мысли не закралось, что Арсений может меня выгнать. А сейчас понимаю: может. — Не хотелось быть одной.

— И пришла именно ко мне?

Я кусаю губу. А к кому ещё? Вариантов не очень много.

— Могла бы пойти к Луизе, — добавляет он будто в насмешку моим мыслям.

Я напрягаюсь всем телом. Про Луизу я не подумала. Наверное, потому что дверь в её комнату часто бывает закрыта, а ещё она терпеть не может, когда её будят. Ну что Арсений за человек? Неужели сложно смолчать? В нём нет ни капельки тепла или понимания.

— Тогда я пойду, — бормочу я, сбрасывая с себя одеяло. Залезу под горячий душ, выпью ромашковый чай. Всё лучше, чем терпеть его насмешки.

— Как же ты достала.

Пригвоздив к кровати, Арсений перехватывает меня за талию и тянет к себе. Позвоночник утыкается ему в грудь, голова — ему в подбородок. Его тело — словно нагретые солнцем камни. От этого тепла остатки холода улетучиваются в ту же секунду.

Глава 40

Я закрываю глаза, стараясь отключить сознание. Вместе с ушедшим холодом испарился страх, и теперь можно позволить себе уснуть. Хотя бы ненадолго — на пару-тройку часов, — а потом вернуться к себе в комнату. До этого дня я не засыпала в объятиях мужчины и пока не готова расстаться с новым ощущением. Оно необыкновенное. Словно прошёл много километров с тяжёлой ношей, и кто-то у тебя её забрал. Организм вибрирует благодарностью: напряжённость покинула мышцы, тело обмякло и расслабилось. Впервые за годы после смерти мамы я чувствую себя защищённой. Только сон почему-то всё равно не идёт.

Я люблю спать на спине, а сейчас лежу на боку, с рукой Арсения, переброшенной через талию. Может быть, дело в этом. Но сменить позу пока не решаюсь — боюсь спугнуть его гостеприимство. Глубоко дышу, призывая забытьё. Непонятно, спит ли Арсений. Наверное, спит. Его дыхание размеренное, тело неподвижно. Он настолько горячий, что вполне может спать без одеяла. Разумеется, сейчас на нём нет ни футболки, ни пижамы. Я даже не уверена, есть ли на нём трусы.

Устав бороться за сон, я снова открываю глаза. Зрачки мгновенно обволакивает темнота. Табло электронных часов, светящихся в отдалении, показывает почти половину третьего ночи. Завтра предстоит насыщенный день, а я никак не могу отключить мозги.

Мысли, которые должны исчезать, напротив, лишь размножаются, а тело, избавившееся от страха, настраивается на новую волну, становясь чувствительным. Я начинаю острее ощущать близость Арсения. Как его рука, обнимающая меня, сдавливает рёбра, и насколько плотно она прижимает меня к себе. Представляю, что его глаза в этот момент тоже открыты, вспоминаю, что его подбородок покрыт щетиной.

Вздохнув, я повыше подтягиваю одеяло и несколько раз дёргаю ступнями. Снова смотрю в темноту. Футболка немного задралась на бёдрах, и её лучше поправить, потому что бельё, которое я выбирала под платье, далеко не самое скромное: кружевные стринги.

Бесшумно сглотнув, гоню от себя внезапно возникшую картину: как ладонь Арсения скользит по моему бедру. Поздно. Внизу живота уже расцветает знакомый жар. В попытке его затушить мне приходится сильнее свести колени.

За спиной слышится глубокий вздох, и разгорающийся огонь за секунду взметается к лицу. Пальцы Арсения оживают: забираются мне под футболку, гладят живот. Щёки и уши горят, сердце ухает, полоска белья, впившаяся в промежность, стремительно намокает. Я кусаю губу, но не шевелюсь. Любое движение будет означать действие, а я слишком сконцентрирована на том, что происходит. Как шершавая ладонь медленно поднимается вверх по рёбрам, наэлектризовывая кожу, и как обводит окружность груди.

Лишь когда она касается сосков, я не выдерживаю — выпускаю сдавленный стон. Он и становится стартовым выстрелом, полностью меняя атмосферу. В это же мгновение Арсений жадно вжимает меня в своё тело, а его губы впиваются в мою шею.

Зажмурившись, я прогибаю спину, царапаю упругие вены на руке, мнущие мою грудь. Меня вновь неконтролируемо трясёт. Я слабая, похотливая, грязная, но сейчас ничего не могу с этим сделать. Сопротивляться кричащему желанию — выше меня. Необъяснимо, но я его хочу. Его грубые ласки, его поцелуи на грани укусов, его член внутри себя. Сейчас, скорее.

Никто из нас не произносит ни слова, слышны лишь громкие вдохи и выдохи. Арсений подчиняет себе моё тело, я трусь бёдрами о его эрекцию, прикрытую боксёрами. Воображение срывается вскачь, дорисовывая то, что произойдёт дальше: его член проталкивается в меня, заполняя низ живота сладостным нытьём.

Жёсткие пальцы вдавливаются мне в скулы и разворачивают за подбородок, чтобы поцеловать. Дыхание Арсения мятное и горячее, язык влажный, дерзкий и самоуверенный. То, что мне нужно, чтобы дать выход вспыхнувшей жажде. Сейчас я не в состоянии ему уступить, а потому сосу его так же жадно, как он меня.

Послушно развожу ноги, когда его пальцы вновь скользят по животу и минуют кромку стрингов. Сейчас меня не заботит, что Арсений узнает, насколько я возбудилась. Я готова умолять, чтобы он избавил меня от этой мучительной жажды.

Он лишь раз окунает в меня пальцы, заставляя благодарно всхлипнуть, и в следующую секунду придавливает моё тело своим. Его ладонь, влажная от смазки, стаскивает с меня стринги, сбившееся дыхание заколачивается в мою ушную раковину.