Запах (сборник) - Женевский Владислав

Подыскав местечко, удаленное от света фонарей, инспектор снял пальто, набросил его на столбик и перелез через ограду – по счастью, невысокую. Благополучно переместившись в сад, он снова влез в пальто – после потрясений дня осенний холод щипал особенно сильно – и двинулся в сторону освещенных окон. Под ногами шуршали листья: в этой части сада их решили не трогать. С неба опять моросило, и в беспрестанном шелесте Рише не разбирал звука собственных шагов. Тем лучше.

Он подкрался к крайнему окну, привстал на цыпочки и осторожно заглянул внутрь; редкий случай, когда собственный рост не вызывал досады.

Вне всяких сомнений, перед ним была кухня. А посреди кухни возвышалась женская фигура – если верить описанию Жака Пуато, это и была мадам Робар. В чертах ее не ощущалось ничего сатанинского, никакой явной порочности. Если она и походила на ведьму, то лишь сеткой морщин, густо изрезавших лицо; очевидно, ее саму услуги гипнотистов не прельщали. Так могла бы выглядеть заурядная экономка или торговка, у которой не сложилась жизнь.

Мадам спросила о чем-то кухарку, хлопотавшую в углу; та кивнула и подала ей обыкновенное ведерко. Из-под крышки валил пар. Рише показалось, что служанка скривилась от отвращения, но с такого расстояния судить было трудно, да и просвет между занавесками не давал хорошего обзора.

Взяв ведерко, мадам вышла. Инспектор последовал за ней вдоль фасада, полагаясь на удачу. И действительно, ему повезло: соседнее окно смотрело на небольшой полутемный коридор с единственной дверью, у которой и остановилась Робар. Старуха достала из кармана ключ, отперла замок и вместе с ведерком исчезла в комнате. Рише поспешил к следующему окну, но то отстояло далеко от первого и выходило на совсем другой коридор, совершенно пустой. Пришлось довольствоваться малым. Мадам покинула комнату через две минуты, заперла дверь и удалилась, покачивая пустым ведерком.

Рише двинулся в обратный путь: увиденного было вполне достаточно, а названный кучеру срок уже истекал. По всей очевидности, в таинственной комнате Робар с Вуазеном держали несчастную Веронику – вольную или невольную убийцу Дюбуа. Как и почему это произошло, предстояло еще разобраться, но инспектор чувствовал, что догадка его верна. Извращенные плотские утехи, эксперименты с химией… В чем бы ни состояла вина девочки, кормить ее помоями – крайняя жестокость.

Пожалуй, теперь можно было обойтись и без встречи с гипнотистом… но нет, не помешало бы составить о нем впечатление, пока не дошло до обвинений и обысков. Подобный человек мог оказаться очень серьезным противником…

Без приключений преодолев ограду во второй раз, Рише разыскал свой экипаж и подъехал к парадным воротам уже как обычный визитер, которому нечего скрывать. Промокшее пальто он предусмотрительно сменил и прихватил с собой зонтик.

От калитки к портику вела дорожка, усыпанная гравием; влажные камни заливал свет газовых фонарей, на которых Вуазен явно не жалел средств. Приняв равнодушный вид – насколько мог выглядеть равнодушным буржуа, давший себе труд посетить этот дом в столь поздний час и в такую погоду, – инспектор позвонил в дверь.

Ему открыл невысокий крепыш, безукоризненно одетый, но с крайне хмурым выражением лица, чему немало способствовала уродливая нашлепка, заменявшая ему левое верхнее веко. Оглядев посетителя, он произнес:

– Прошу прощения, но мсье доктор не принимает.

– Да-да, я слышал, он весьма занятой человек. Однако у меня есть рекомендации от господина префекта… вот, прошу…

Кажется, слугу это не вполне убедило, но подписанной бумаге ему было противопоставить нечего. Рише проводили в просторную, со вкусом обставленную гостиную и предложили располагаться. После недолгого ожидания тот же хмурый крепыш проводил его к кабинету доктора. Хозяин поджидал в дверях. Это был высокий сухощавый мужчина с умными глазами и длинными ловкими пальцами – образцовый гипнотист; никто не усомнился бы, что он один из первых в профессии.

– Добро пожаловать, мсье Рише! Для меня большая честь приветствовать вас. Наслышан о ваших успехах и, признаться, весьма впечатлен.

– То же могу сказать и про вас, доктор. Прошу простить меня за столь поздний и неожиданный визит… с моей службой трудно уследить за временем.

– Ну что вы, что вы: я все понимаю. Чтобы простые смертные наподобие меня могли спокойно спать, кто-то сбивается с ног и не знает покоя… Но что же я держу вас на пороге: идемте присядем.

Рише проследовал за доктором в кабинет, где они разместились друг напротив друга в больших удобных креслах. Это была истинная обитель врача и мыслителя: строгая отделка, спокойные теплые тона, никаких безделушек – только изящная статуэтка какого-то греческого бога. Единственное излишество – шкафы красного дерева, томящиеся под бременем сотен книг. Анатомия, гипнология, философия, логика, физика… в этих томах могло скрываться все положительное знание, накопленное человечеством.

– Итак, чем обязан посещению? – поинтересовался Вуазен, глядя гостю в глаза. – Господин префект рекомендует вас как своего верного соратника – словно гений, изловивший душегуба из Марэ, нуждается в рекомендациях! О причинах вашего интереса он, однако, умалчивает. Вероятно, кто-то из ваших милых дам нуждается в моих услугах?

– Да, моя матушка желала бы пройти у вас курс лечения…

– Коррекции, мсье Рише, косметической коррекции. Среди моих коллег лишь самые нескромные дерзают называть себя врачами… Ну что же, рад буду помочь. Но, право же, вам не стоило так себя утруждать. Приехали бы вместе с матушкой, в удобное для вас время…

– Я… хотел бы загодя обсудить вопрос оплаты, чтобы не попасть в неловкое положение. Размер моего жалованья не столь велик, а ваши услуги, как известно, стоят недешево…

– Ну что вы, какие пустяки! Признаюсь, вы мне крайне приятны – как, уверен, будет приятна и ваша уважаемая родительница. С вас я готов взять более чем умеренную плату. Этого требует и мой товарищеский долг перед господином префектом. Можете ли поверить, наша дружба началась еще в лицее. С тех пор мы видимся далеко не так часто, как того желало бы мое сердце, но я часто вспоминаю о Жорже, о наших проделках и юношеских мечтах!

В руках его возник, словно бы ниоткуда, блестящий металлический кружок.

– Часто, когда меня охватывает тоска по былому, я достаю эту медаль. И я, и Жорж были прилежными учениками, и нас наградили одновременно. Мы решили обменяться медалями в знак вечной дружбы – как наивно с нашей стороны! И все же я благодарен судьбе и Жоржу, что у меня хранится сувенир из той золотой поры. Иногда я достаю ее, когда не могу сосредоточиться перед сеансом.

Медаль переходила из одной руки Вуазена в другую – все быстрее и быстрее, но с неизменной плавностью, словно живое существо. Рише пристально наблюдал за ней.

– А сосредоточенность в нашем деле важна как нигде, мсье Рише. Когда пациент чувствует, что гипнотист рассеян – а они чувствуют всегда! – об успехе коррекции можно забыть.

Влево – вправо, влево – вправо. Инспектор и не подозревал, что простой ритм может доставлять такое наслаждение.

– А ведь успешная коррекция – это то, для чего мы единственно и работаем. Я искренне сочувствую своим пациентам и пациенткам, мсье Рише. Для иных моих коллег они всего лишь клиенты, но не для меня, нет. Я хочу, чтобы каждый мой пациент получил то, чего просит. Я хочу, чтобы он был спокоен и податлив, мсье Рише. Я хочу, чтобы он полностью расслабился и не слышал ничего, кроме моего голоса. Я хочу, чтобы его веки потяжелели и опустились. Я хочу, чтобы вы уснули, мсье Рише. Спите, мсье Рише, я так хочу. Спите.

И Рише провалился в уютный бархатный кокон полусна. Но тот уже подтачивал голос, доносившийся словно издалека:

– Вы слышите меня, Рише? Отвечайте.

– Да.

– Сейчас я задам вам вопрос. Если вы ответите отрицательно, то я разрешу вам проснуться. Вы ничего не будете помнить об этих нескольких минутах, и мы продолжим наш разговор с места, на котором прервались. Если же ответ будет положительным… что ж, все несколько осложнится. Но вы продолжите спать. Понимаете меня?