Исключая чувства (СИ) - Ставрогина Диана

— Хорошо, — он улыбнулся, теперь уже по-настоящему.

Отстранившись, Лара изучала его лицо. Впервые настолько пристально рассматривала каждую черту и контур, обводила пальцами, оглаживала, целовала. Нежность, какой она никогда в себе не обнаруживала прежде, перетекала из нее к нему с каждым движением. Ей переполняло желание отдать ему как можно больше, искупить те дни и недели, что он терпеливо ждал, донести до него, как ей важно то, что он ее ждал. Старался понять. Не сдавался. Чувствовал.

Дима молча и неподвижно смотрел ей в глаза — и этого было достаточно: она угадывала все невысказанное и все невыразимое вербально. Она надеялась, что в ее ответном взгляде он тоже находит именно то, что должен найти. Слова о чувствах сейчас казались неуместными, способными разрушить хрупкость мгновения, в котором связь взаимопонимания между ними практически обрела материальное воплощение.

Лара вновь потянулась к его губам, и на этот раз поцелуй быстро перестал быть целомудренным. Жадные соприкосновения губ и языков, судорожные вздохи и выдохи, туман в голове. Потребность большего — острая и нестерпимая, подпитываемая еще не покинувшим никого из них страхом потерять. Они ни на секунду не прекращали физический контакт и взаимно стремились скорее увеличить площадь соприкосновения.

У Лары знакомо загорелась кожа, сердце билось так сильно, что становилось трудно дышать. Ее трясло от желания, от необходимости почувствовать Диму кожей к коже. Как можно скорее.

Она провела ладонями по его рукам, сжала плечи, огладила шею, с удовольствием прошлась пальцами по густым светлым волосам, проскребла ногтями по затылку, зная, что Диме так нравится. Ожидаемо он чуть слышно зашипел ей в губы.

Прекратив поцелуй, он спустился лицом в изгиб ее шеи, обжигая кожу дыханием и провоцируя забег мурашек по всему ее телу, заставляя задрожать от приятного предвкушения. Его руки быстро стянули с Лары кардиган куда-то на пол, но ей было не до него. Под каждым прикосновением она вздрагивала — чувствительность была запредельной; стоило ей только подумать, где еще он может ее коснуться, как тут же следовала реакция тела.

Пройдясь ладонями по ткани ее сарафана, Дима спустился руками ниже, оглаживая бедра, кончиками пальцам он намеренно время от времени задевал кожу по кромке подола, прежде чем, наконец, забраться руками под него и прижать Лару бедрами крепче к себе.

Она не удержалась от выдоха на грани стона, следом подмечая, как с силой Дима втягивает губами кожу на ее шее и слегка прикусывает до того как отпустить с влажным развязным звуком, от которого в ее теле лишь усиливалась дрожь.

Ноги больше ее не держали, и она полностью полагалась на то, что Дима не даст ей рухнуть на пол прихожей; у Лары не было ни сил, ни желания контролировать собственное тело.

Она устала следить за каждым своим порывом, устала цензурировать каждое слово и жест, только бы не выдать истинную себя, устала чувствовать в полсилы. Она хотела наконец-то отдаться на волю стихии и ничего не контролировать хотя бы пару часов. Не осторожничая, с открытым сердцем, с переполненной чувствами душой.

Дима потянулся к застежке ее сарафана, когда громко загудел лифт, заставляя их вздрогнуть от неожиданности. Замерев на секунду, они затем засмеялись. Никто их них до сих пор не подумал закрыть входную дверь.

Закатив глаза и глухо простонав от досады, Дима все же немного, но не полностью, отстранился от Лары — дальше порога они так и не ушли, — чтобы захлопнуть дверь и повернуть замок.

— Не уйдешь теперь, да? — вернувшись к Ларе, подразнил он весело.

Она улыбнулась. Снова почти рассмеялась, уловив, что он собирается сделать дальше.

Опустившись на колени, Дима как можно медленнее скользнул руками по ее ногам от бедер к щиколоткам, овитым ремешками босоножек. Ухмыльнувшись самодовольно, обратил к Ларе игривый взгляд. Она облизнула губы и в ответ потянулась к молнии на спине, наблюдая, как игривость в его глазах сменяется тягучей, завлекающей тьмой.

Дима поспешно принялся расстегивать ремешки, ни на секунду не прекращая следить за тем, как ткань сарафана по миллиметру ползет вниз, обнажая грудь без бюстгалтера, тонкую талию и замирает на бедрах, требуя внешнего дополнительного усилия. Лара отвела руки в сторону, с намеком выгнула бровь, провоцируя Диму, давно закончившего с ее босоножками, на шумной выдох, от которого у нее сжимается низ живота и ненадолго теряется четкость зрения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Их традиционная игра в постоянный вызов сегодня казалась особенно будоражащей и вместе с тем слишком, слишком долгой, но Лара догадывалась, что ни она сама, ни Дима не откажутся лишний раз помучить друг друга, лишь бы сумасшествие, начавшееся с первой встречи, снова накрыло их с головой. Нельзя было отказаться от этого дурмана, невозможно.

Обнаженную кожу покалывало в ожидании прикосновений, затянувшая пауза бездействия усиливала их общее возбуждение, и Лара сжала губы: одного предвкушения хватало, чтобы из горла рвался стон.

Наконец, Дима быстро и жадно провел ладонями по ее ногам еще раз: теперь уже снизу вверх, слегка вжимая кончики ногтей в кожу, отчего она, вздрогнув, едва устояла на месте, успев ухватиться за димины плечи.

Он ненадолго замер, рисуя круги на внутренней стороне ее бедер, оставляя редкие поцелуи все выше, все ближе к кромке ее белья, но, конечно, не достигая его, вынуждая Лару еще крепче впиться пальцами в его плечи. Сарафан вдруг резко пополз вниз и достиг пола. Она вздохнула с облегчением.

Дима поднялся. Одарил ее всю восхищенным, счастливым взглядом, обхватив за талию, привлек к себе, снова поцеловал. Сначала нежно, но с каждым движением все откровеннее, почти развязно, жадно всасывая поочередно верхнюю и нижнюю губу, обводя контур языком, проникая внутрь, вынуждая сильнее приоткрыть рот. Лишая Лару рассудка.

Ее теперь ощутимо потряхивало всем телом. Она слабо, не прекращая целовать Диму в ответ — с жадностью и совершенным отсутствием границ, понимала, что он благоразумно уводит их из коридора — вряд ли им в скором будущем хватит выдержки устоять на ногах.

В спальне, едва почувствовав под собой гладкость простыней, Лара потянула Диму на себя, заставляя вместе с ней упасть на кровать. Лихорадочно шаря руками по его спине, выгибаясь от ласково путешествующих по ее телу губ, она нашла край майки и потянула ее вверх. Ее обнаженная грудь прижалась к его, и Лара довольно застонала на выдохе, улавливая димин ответный стон, наслаждаясь полноценным контактом с горячей гладкой кожей, но этого все еще было недостаточно.

Поймав ее руки на поясе шорт, Дима, на мгновение откинувшись спиной на кровать, сам избавился от оставшейся одежды, Лара сняла белье. Придвинувшись ближе, прижалась ладонями к мужской груди, прошла путь по напряженным, перекатывающими под пальцами мышцами и скользнула ниже, обхватила член, упиваясь совершенно затуманенным выражением голубых — сейчас почти синих — глаз с широкими, бездонно-темными зрачками.

— Ведьма… — Его хриплый шепот выражал не верящий, восхищенно-преклоняющийся восторг.

Лара не могла описать, что этот шепот делал с ней. Какое-то запредельное, невозможное желание, сильнейшая потребность переполняла все ее существо.

Касаться, обнимать, не отпускать ни на сантиметр от себя, целовать; чувствовать его в себе, видеть, как ему хорошо, как он сходит с ума из-за нее; продлить это безумие на всю их жизнь, никогда его не отпускать.

Быть с ним. Всегда быть с ним.

Их секс изменился. На грани яви и полного затмения ума Лара поражалась неведомой прежде силе, которой не было ни имени, ни определения, что окружала и переполняла их с Димой. В каждом прикосновении были смысл и чувство, в каждом взгляде плескалось столько того, что никогда нельзя сказать словами, что Лара отказывалась оборвать зрительный контакт, даже когда глаза закрывались сами собой от остроты рождавшихся в теле реакций.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Они словно привязывали себя друг к другу, переплетались телами, чувствами, мыслями, обменивались самым сокровенным, не воплощенным физически, убивали друг в друге измучившую их тоску, уничтожали боль, утверждали близость между собой раз и навсегда.